— Давайте не будем тут спешить с решениями, посмотрим на ситуацию, ведь зависит многое от того, как примет Сёмка девочек и они его и как к этому отнесётся ваша сестра.
В принципе, у меня нет особых возражений, потому что дома ему очень скучно, я ведь целый день занята хозяйством — корова, свиньи, птица, огород и ещё надо на базаре кое-что продать…
— О, теперрь я понимаю, что тебе палец в ррот не клади и за словом, и за делом в каррман не полезешь.
— А как же иначе, ведь мне пришлось с восемнадцати лет самой управляться в жизни, тот год, что я пробыла замужем за Степаном не в счёт, хотя и там мне тоже пришлось немало повоевать.
— Доррогая девочка, я очень ррада, что мой сын именно такой женщине отдал последнюю свою любовь.
Как же это так, что ты до сих порр одна, куда эти мужики смотррят — кррасивая, статная, хозяйственная, умная и неверроятно добррая… — мой бы Натан, светлая ему память, тоже бы в тебя влюбился.
— О, Клара Израилевна, похоже, вы в молодости тоже были не промах, вы и сейчас полны энтузиазма и жизнелюбия.
— Ой, доченька, рразве это та Кларрочка, только тень от неё осталась…
— Представляю, какая вы были тогда в молодости…
Женщины попивали чай, дым клубился от папирос Клары Израилевны и тёплая аура обволакивала союз двух нашедших друг друга людей со сложными судьбами, но не утерявших интерес к жизни.
Кто бы мог подумать, что только сегодня утром они впервые увидели друг друга, а уже так дружно полуночничают, как две давние закадычные подружки:
— Пррости, это не моё дело, но всё же, доррогуша, почему ррядом с тобой нет мужчины?
— А кто вам сказал, что нет, у меня есть мужчина и какой, капитан на военном корабле.
И Фрося доверительно поведала сердечный секрет своей новой подруге.
Заодно уже облегчила душу, рассказав о не сложившихся отношениях с Андреем и о ближайших планах на будущее.
Клара Израилевна внимательно слушала Фросю, не перебивала, а только иногда кивала или качала головой, точь в точь, как когда-то это делал её сын Семён, когда она ему рассказывала в машине историю своей жизни.
Подбодренная участием и вниманием, Фрося поделилась своими наболевшими проблемами и призрачными планами:
— Я вам честно признаюсь, надоело мне уже корячиться на огороде и со скотиной, хочу сменить место жительства, оставлю дом и хозяйство старшему, ведь я вам говорила, что он скоро женится, а его будущая жена наша Поставская девушка.
Мои Андрейка и Анютка в нашу глушь после институтов уже точно не вернутся и Сёмке там тоже делать нечего, он такой любознательный, и его манят большие города, вы же видели с каким интересом он всё в себя вбирает.
Я вам признаюсь, у меня есть средства и не малые, чтобы купить себе подходящий домик в большом городе, только пока не определюсь в каком.
— Ах, доченька, а чем тебе Москва не нрравится, но мы с тобой на эту тему поговоррим попозже.
Ты, пррости старрую дурру, но меня мучает любопытство, если это не является большим секрретом и если ты можешь мне это ррасказат, я очень хочу услышать исторрию о твоей доченьке.
Никогда и никому она ещё так не выкладывала душу, даже несравненной подруге Аглае.
Особенно того момента в её жизни, касающегося её Анюты.
После того, как Фрося рассказала всю эпопею связанную с её дочерью и без того большие глаза Клары Израилевны вовсе превратились в блюдца, во время этого рассказа она даже забыла закуривать новые папиросы, так боялась что-то пропустить:
— Доченька, пойдём спать, а то я сейчас рразрревусь, а у меня всё же давление.
Глава 46
Москва есть Москва, здесь было, на что посмотреть взрослому и было, что показать пятилетнему ребёнку.
Им не хватило следующего дня на то, что бы удовлетворить любознательного и активного мальчика, поэтому пришлось задержаться в городе ещё на один день.
Сёмка не представлял, как это он, находясь в Москве, не сходит в Мавзолей и не увидит Ленина, а это было очень не простое мероприятие.
Несмотря на жару и усталость, пришлось выстоять огромную очередь, чтобы попасть во внутрь здания и пройти мимо находящегося там, вождя революции, кумира всего советского народа от мала до велика.
Только через два дня, они, наконец, обвешанные сумками с провиантом и сменной одеждой втиснулись в пригородный поезд, и отправились на дачу к сестре Клары Израилевны.
Погода была роскошная, июнь набирал силу, вокруг всё зеленело и цвело.
Вместе с другими дачниками они вышли на своей станции и пошли в сторону дачного посёлка.
Не передать ту радость и тепло с которыми их встретили обитатели не большого дачного домика.
Знакомство взрослых людей было достаточно сдержанным, ведь для Розы Израилевны, появление в жизни одинокой старшей сестры неожиданно возникшей из неизвестности невестки и внука, явилось невероятным сюрпризом.
Клара Израилевна сразу пресекла поток вопросов любопытной младшей сестры:
— Розочка, я когда-нибудь тебе расскажу эту запутанную историю, такую ты не в одной своей книжке не прочитаешь, а пока посмотри на меня и моего ненаглядного внука и сделай выводы.
Сёмка влился в девичий коллектив сразу же по прибытию, возникало такое чувство, что он знаком с девочками с раннего возраста.
Клара Израилевна усадила на колени своих внучатых племянниц и поведала девочкам, что это их троюродный брат, что очень обрадовало сестричек, и они без лишних вопросов, потащили мальчишку знакомить с дачей и её окрестностями.
Фрося, долго ещё потом вспоминала, проведённые пять незабываемых дней на этой восхитительной даче в обществе двух симпатичных пожилых женщин и славных детей, среди которых нашёл своё место близкого родственника, её сынишка.
Роза Израилевна, хоть внешне была очень похожа на свою старшую сестру, но полностью отличалась от неё характером и привычками.
Она была степенной и медлительной, мало обращала внимания на окружающую среду, любила тишину и покой, не обременяя себя никакой активной деятельностью, даже, что касалось уборки и готовки пищи, она в жизни привыкла обходиться самым малым.
Она даже разговаривала под стать своему характеру, чуть затягивая гласные буквы, а ходила так, словно находилась в музее или на званном приёме, плавно неся располневшее тело.
Фрося вставала по-привычке очень рано в этот момент другие обитатели дачи ещё досматривали утренние сладкие сны.
Истосковавшись по обыденной для неё работе, видя запущенность двора и участка дачи, принялась приводить всё в порядок, и наводить милый её сердцу лоск.
Клара Израилевна только улыбалась, глядя на свою невестку, которая целый день с утра до вечера копалась в палисаднике, оборудовала грядки, садила, поливала, что-то выдёргивала, подметала, чистила… заполняя себя, казалось бы до предела, работой и хлопотами.
Роза Израилевна, глядя на Фросю, чувствовала себя неудобно и пыталась обуздать, не в меру разошедшуюся гостью, но сестра её успокаивала:
— Ррозочка, не тррогай её, ты же видишь, она от этого получает удовольствие и посмотрри на детей, сколько для них ррадости помогать Фрросеньке копаться в земле, даже у меня рруки чешутся, пойду спррошу, может и для меня найдёт какую-нибудь рработёнку, а ты читай свои книжечки, и не берри ничего в голову.
Днём Фрося с детьми ходила на пруд, где они с удовольствием купались в ещё прохладной воде, смывая накопившиеся после работы на участке грязь, пот и усталость.
На третий день пребывания на даче, Фрося организовала детей в поход по ягоды в ближайший лесок, где собрали целое ведро поспевающей земляники.
Вечером обитатели дачи вдыхали ни с чем не сравнимый аромат варившегося земляничного варенья, щедро намазывая на батон ещё тёплые пенки, которые выставила на стол к чаю Фрося, возившаяся у плиты.
Быстро промчались отмеренных пять дней для отдыха на даче и Фрося с Кларой Израилевной засобирались в Москву.
Сёмка без возражений с его стороны и к великой радости Розы Израилевны и её внучек, был оставлен мамой дальше гостить у доброжелательных новых родственников.
Фрося не искала причин забрать с собой сына, понимая, как ему здесь будет хорошо.
Она и сама бы ещё с удовольствием погостила несколько дней с милыми сердцу людьми, но неумолимо поджимало время.
К вечеру они с Кларой Израилевной прибыли на Московскую квартиру, а уже на завтра был запланирован её отъезд в Поставы.
На шумном перроне Фрося прижала к себе хрупкое тело Клары Израилевны, которая в этот момент потеряла всю свою словоохотливость, только молча вздыхала, явно сдерживая слёзы, а вот с Фросиных глаз они текли обильно:
— Мамочка Кларочка, как мне вас будет не хватать, за эту неделю я так привыкла быть всё время рядом, мне так было с вами хорошо, я так рада, что нашла вас, что нашла Сёмке бабушку, а вам внука, вы стали для меня такой родной, почти, как мои дети…
Всё это Фрося проговаривала торопливо сквозь всхлипы и обильные слёзы.
— Прриезжай доррогушенька, когда только сможешь, я теперь буду тебя ждать, вот тебе доченька ключ от моей кварртирры, ты будешь прриезжать к себе домой.
Глава 47
Поставы встретили Фросю своей обыденностью и серой убогостью.
После Ленинграда, а теперь Москвы стало как-то скучно и неинтересно возиться с хозяйством, торговать на базаре и следить за порядком в доме.
Кто мог подумать, что ей прожившей всю жизнь в деревне и в этом провинциальном городе, прежде даже не мыслящей о переменах, станет тоскливо при воспоминании о столичных городах, где она побывала за последний месяц-полтора, включая туда и Вильнюс.
Приём гостей в своём доме прошёл в штатном режиме, кроме будущих сватов, за столом также присутствовали, приехавшая из Вильнюса Аня и соседка Оля с мужем.
Фрося для себя отметила, что Нина во время её отсутствия, хорошо освоилась в их доме и уже не выглядела испуганной серой мышкой.
Застолье было шумным и весёлым.
Стол ломился от яств — кроме обычных домашних кушаний, здесь красовались деликатесы привезённые Фросей из Москвы и Аней из Вильнюса, подарок от Ицека — копчёный угорь.
Хорошо подкрепившись, подвыпившая компания славно попела любимые песни.
Фрося с горечью подумала, что в этом хоре не трезвых голосов очень даже не хватало великолепного заливистого голоса подружки Аглаи.
Сваты даже забыли по какому поводу они сегодня здесь собрались и только в самом конце застолья, почти перед самым отходом, обсудили будущую свадьбу.
Дело в том, что и обсуждать было особо нечего, потому что Фрося взяла на себя устройство и расходы, зная несостоятельность семьи её невестки.
Без возражений с обеих сторон, наметили срок бракосочетания, свадьбу решили гулять в последние выходные августа, к тому времени из стройотряда должна будет вернуться Аня и из Сибири Андрей, куда он собрался отправиться на заработки.
Конечно же, Фрося держала у себя в голове и тот факт, что к этому времени Виктор обещал вернуться из похода по морям и океанам.
Клара Израилевна обещала самолично привезти Сёмку в Поставы и, конечно же, присутствовать на их торжестве.
Рассчитывала она и на то, что среди гостей будет находиться её любимая подружка Аглая, которая должна ещё в июле привезти своих дочерей в Москву для поступления в вузы.
Фрося мысленно улыбнулась, на предстоящей свадьбе сына, среди гостей, ожидается много людей занимающих в её жизни значительные места.
И, тут же наплыла грусть, она с горечью вспомнила свою свадьбу со Степаном, где среди гостей не было ни одной родной души.
После ухода всех гостей и исчезновения в своей кузнице Стаса с Ниной, Фрося с Аней быстро навели порядок в доме и по заведённой у них привычке уселись за чашечкой чая обсудить новости связанные с их близкими и знакомыми, а за последнее время, всё же как-никак скопилось их немало.
Аня успешно окончила четвёртый курс университета, собиралась в ближайшие дни на два почти месяца уехать в Крым со студенческим стройотрядом, да и хотелось послушать Фросе об их общих знакомых в Вильнюсе.
Мать также надеялась, что-то выяснить про сердечные дела дочери…
В свою очередь Ане не терпелось узнать от матери, как прошла встреча с Кларой Израилевной и про всё интересное вокруг этого события и, самое главное, как это воспринял младший братишка.
Перед тем, как начать разговор с дочерью, Фрося передала ей конверт с письмом от Ривы и попросила прочитать до того, как они перейдут с ней к задушевному разговору.
Фрося внимательно следила за выражением лица Ани, во время прочтения послания.
Оно было сосредоточенное, но без намёка на волнение или печаль, на умиление или улыбку.
Аня, не спеша аккуратно вложила обратно в конверт, только что прочитанное письмо:
— Мам, захочешь, потом прочтёшь, но не думаю, что для тебя это будет интересно.
Мне тоже это всё чужое, не могу я никак воспринять её существование, умом понимаю, а сердце молчит, может если бы встретились, то я бы почувствовала материнское тепло и свои дочерние чувства, а так будто читаю фрагмент из книги об интересном герое.
Я, конечно же, отвечу, но напишу не повелению души, а скорей всего для того, чтобы доставить ей несколько приятных минут, ведь она ни в чём не виновата, так распорядилась судьба, обязательно вышлю фотографии, и постараюсь в ответе не выказать то, что сейчас наговорила тебе.
— Доченька, а я тебя ни к чему и не обязываю, просто, действительно, прояви немножко сердечности, а в жизни всяко бывает и всё ещё может быть, это я могу тебе сказать совершенно определённо.
Глава 48
Фрося прекрасно понимала и принимала чувства Ани к Риве, но не могла она лишить замечательную женщину хотя бы той крупицы радости, получать маломальскую информацию о взрослой дочери, которую она потеряла много лет назад двухмесячным ребёнком.
Как было отказать Риве сейчас в общении, хотя бы через переписку, после того, как она обрела вновь свою кровинушку.
Как можно было, не дать возможности, получать от Ани если не дочернюю любовь, то хотя бы её отголоски:
— Анюточка, прежде чем, я тебе расскажу о моей встрече с Кларой Израилевной, вернусь на минутку к обсуждению твоей связи с Ривой.
Бабушка нашего Сёмки, примерно тридцать лет назад потеряла своего сына.
Не важно, что были другие обстоятельства и причины, но она в этом виновата так же, как и Рива, только последняя своим поступком спасала жизнь своему ребёнку, а у Клары Израилевны даже не было такого шанса.
Ты, Анюточка, попала в мои руки и я надеюсь, что тебе об этом жалеть не приходится.
Мать улыбнулась дочери, положив на её руку свою натруженную ладонь:
— Мы только догадывались, что где-то, возможно, обитает женщина, которая произвела тебя на свет и, чего греха таить, мало задумывались, как она живёт со своей страшной потерей, а она только сейчас поймала тоненькую нить, связавшую её с, казалось бы, исчезнувшей навсегда дочерью.
Так вот, я перехожу плавно к повествованию о нашей поездке в Москву.
Слёзы потекли по щекам Фроси, когда она описывала момент, как пожилая женщина опустилась на колени перед своим внуком, о существовании которого она даже не могла предположить:
— Анюточка, она нас приняла за своих с первого мгновения встречи и даже, наверное, раньше, когда я ещё звонила ей по телефону.
Доченька, это необыкновенная женщина, она одинаково умеет любить и ненавидеть, она или отдаёт всю свою душу или вовсе туда не пускает.
Я бы много могла тебе рассказывать о ней, но все мои описания не стоят минут проведённых в её обществе, поэтому просто перескажу вкратце о моём пребывании в Москве.
И мать поведала дочери о своей поездке в Москву, обо всех перепитиях встречи с Кларой Израилевной, о том, как она славно провела время на даче, а главное, как бабушка и внук сразу же нашли общий язык, взаимопонимание и, похоже, взаимную любовь:
— Анюточка, я сейчас тебе признаюсь в том, в чём даже самой себе долгие годы боялась признаться и на это повлияла моя встреча с Кларой Израилевной.