После завтрака, Фрося не дожидаясь команды и отвергая сопротивление хозяйки, вымыла и вытерла посуду.
Затем, они втроём перешли в зал, где стоял диван, два массивных кресла, буфет и к великой радости Сёмки, телевизор:
— Ого, какой огромный, больше чем у тёти Баси, а можно его включить?
И он игнорируя маму, просительно уставился на бабушку.
— Можно, конечно, можно, любишь телевизорр, дома не насмотррелся?
— А у нас нет телевизора, только у Аньки в Вильнюсе.
Клара Израилевна посмотрела на внука, а потом на Фросю:
— А пусть он смотррит, а мы с тобой доррогуша прройдём опять на кухню, он не будет нам мешать, там и поговоррим, а я покуррю.
Она включила телевизор, показала мальчику, как переключать каналы и шустренько засеменила на кухню, шморгая домашними тапочками:
— Фрросенька, ты можешь попить ещё чаю, а я хочу кррепкое кофе и папирросу.
Хочешь, я и на твою долю сваррю кофе, я это делаю отлично.
Нет, Фрося была не привычна к этому новомодному напитку, поэтому она приготовила себе чаю и села напротив пожилой женщины.
Та уселась, по всей видимости, на привычное своё место, в одной её руке дымилась чашечка с вкусно пахнущим напитком, а в другой папироса «Казбек»:
— Доррогуша, если не возрражаешь, я перрвая начну ррассказ, потому что ты встрретилась с моим сыном горраздо позже, а то, что ты с ним встретилась, у меня нет никаких сомнений.
Я и во врремя рразговорра с тобой по телефону поверрила тебе срразу, а ты не думай, я не очень доверрчивая.
А после того, как увидела малыша…
Ах, не надо об этом даже говоррить, он вылитый мой Сёмочка!
Женщина затянулась дотлевающей уже папиросой и закашлялась.
Не успев затушить в пепельнице окурок, она прикурила от зажигалки следующую казбечину и продолжила:
— Я рродилась в последний год пррошлого века в небольшом горродишке, который так и назывался Горродок, что находится на Витебщине в твоей Белорруссии.
Мой отец был знаменитым в нашем Горродке порртным и когда мне было пятнадцать лет рродители отпрравили меня в Санкт-Питеррбуррг к тётке, где я поступила в рреальное училище.
Вскоррости я там сошлась с рреволюционной молодёжью и с головой ушла в политику, я была поначалу эсэрркой, а к семнадцатому году уже была в парртиии большевиков, там и познакомилась со своим будущем мужем, Натаном Вайсвасером, которрый к этому врремени уже был опытным рреволюционерром, пять лет отбывшем сррок в Сибирри.
Мы с ним пррошли грражданскую войну в аррммии под командованием Воррошилова, где Натан был командирром эскадррона в кавалеррии, а я прри нём комисарром.
Мы пррошли по доррогам грражданской войны черрез всю Сибиррь, но о наших подвигах я тебе не буду ррасказывать.
В двадцать четвёрртом нас с мужем напрравили в Москву, я к тому врремени была берременная Сёмой.
Натан рработал в комиссарриате внутррених дел, участвовал в продрразвёррстках, а я после ррождения сына рработала в пррокурратурре.
У нас была большая кварртира из тррёх комнат в центрре Москвы, мы были вынуждены нанять нянечку для Сёмы, хоррошая была девушка, она и жила в одной комнате с сыном.
Пойми доррогуша, у нас не было особо врремени заниматься рребёнком, рработа отнимала много сил.
В трридцать четвёртом году нас аррестовали с мужем, объявили трроцкистами, да и пррочую еррунду вменяли нам в вину.
Как позже я узнала, Натана ррастреляли, а меня отпрравили в лагерь, откуда я вышла только в пятьдесят седьмом после рреабилитации, сколько всего мне прришлось перрежить, тррудно всё и упомнить, да и стоит ли…
После возврращения из лагерря, меня восстановили в парртии, выдали эту кварртирру, получаю хоррошую пенсию и ещё немного прродолжаю рработать в суде.
Срразу же после возврращения я пыталась отыскать следы своего сына, но он как в воду канул.
Лиза, так звали его няню, которрую я отыскала в дерревне, но она ничего толком не смогла мне ррасказать, крроме того, что у неё отобррали Сёмочку и выставили из кварртиры.
Вот, и вся моя исторрия.
Глава 44
Клара Израилевна затушила в пепельнице, уже изрядно наполненной окурками очередную папиросу:
— Пойду, пожалуй, посмотррю, что там делает Сёма, может он кушать хочет или ещё что-нибудь…
Она резво для своих лет встала из-за стола и вышла из кухни.
Сёмка от души наслаждался единоличным пользованием телевизора, быстрыми движениями переключал каналы и находя то, что его интересовало, не отводя взгляда от экрана, вбирал в себя всевозможные потоки информации.
Бабушка подошла к внуку, обняла его за худенькие плечи и поцеловала в густые чёрные кудри:
— Дрружище, ты так зррение испорртишь, надо дать глазкам отдохнуть.
Тут недалеко за углом на прраво от моего дома прродают морроженное, на тебе трридцать копеек, купи себе срразу два, хоррошо.
А мы с твоей мамой ещё немножко поговоррим и подумаем об обеде, а потом пойдём гулять в горрод.
Хотя, постой, подожди минуточку, тут, у меня есть соседская девочка, прримеррно твоего возрраста, её зовут Виолетта, я попррошу её и она сходит вместе с тобой за морроженым.
А потом вы поигрраете во дворре, она познакомит тебя с местными лоботрясами.
Через пару минут Клара Израилевна явилась в сопровождении симпатичной девчушки с задорно торчащими на макушке двумя светленькими хвостиками.
Она познакомила девочку с Сёмкой, вручила ей те же тридцать копеек и выпроводила их из дому.
После этого довольные наступившей тишиной женщины вернулись на кухню:
— Фрросенька, у нас сегодня нет особо врремени заниматься обедом, сваррим карртошечки, у меня есть очень вкусная селёдочка и колбаска, а после обеда пойдём в зоопаррк, думаю, что малышу это будет интерресно.
Клара Израилевна уселась на своё прежнее место и закурила очередную папироску:
— Доррогуша, а теперрь, если ты не прротив, рраскажи мне, пожалуйста, о моём сыне, как ты с ним встретилась, что он тебе ррассказывал и как он ушёл, не дождавшись встрречи с матеррью, и со своим рребёнком…
Фрося попила водички и с волнением окунулась в приятные и горькие воспоминания о Семёне, но для этого ей надо было, хотя бы вкратце рассказать о том, что предшествовало её приезду в Сибирь.
Вкратце не получилось, потому, что ей, для полной картины восприятия, пришлось рассказать немного о своём детстве и появлении в Поставах, о своём замужестве со Степаном, о своих трудных родах первенца, о замечательных врачах и людях Меире и Риве, которые спасли жизнь ей и её ребёнку.
Не смогла она обойти в своём длинном рассказе, историю появления в её семье Анечки и как им пришлось скрываться в деревне от немцев и доброжелательных, в кавычках, людей…
Её повествование явно затянулось и она виновато взглянула на пожилую женщину:
— Наверное, в моей истории нет ничего для вас интересного и это совсем не связанно с вашим сыном, я попробую сократить свой затянувшийся рассказ.
— Что ты, что ты, я хочу всё о тебе знать, ты же теперрь член моей семьи.
Фрросенька, ты же настоящая герроиня, я бы с тобой в годы рреволюции на любое задание пошла, я веррю каждому твоему слову.
Фрося не стала оспаривать заявление, полюбившейся ей с первого взгляда пожилой женщины, а улыбнувшись, продолжила:
— Скрываться в деревне мне помог Алесь, племянник местного ксёндза, мы ещё до моего замужества питали любовные чувства друг к другу.
И Фрося, не вдаваясь в особые подробности, поведала о том, как появился вновь в Поставах Алесь, какую роль он сыграл в их бегстве в деревню, как она жила в годы войны, о рождении Андрейки, и о том, как в сорок четвёртом без вести пропал Алесь.
Не могла она обойти в своём рассказе и огромной роли, которую сыграл в их участи дядя Алеся Вальдемар, о том, как ещё несколько раз на её жизненном пути встречался первый муж Степан, и перескакивая через года, она дошла в своём рассказе вплоть до принятия ею решения ехать в Сибирь в посёлок Таёжный, куда на поселение был отправлен после лагеря Алесь.
За время всего Фросиного рассказа Клара Израилевна не произнесла ни слова, только раз за разом в её руках оказывалась очередная папироса.
Неожиданно Фрося замолчала, она не знала, как приступить к тому месту, где появляется в её жизни Семён.
Ведь это был тот момент в её рассказе, который больше всего должен был волновать его мать, потерявшей много лет назад своего ребёнка, которому отроду тогда не было и десяти лет, а с тех пор прошло уже тридцать:
— Доррогуша, не щади меня, не упускай никаких подрробностей, прродолжай, я многое пережила в этой жизни, спрравлюсь и с этим.
Ты прродливаешь для меня жизнь, казалось бы давно утерряного сына, больше, чем на двадцать лет…
Фрося не знала, каково будет слушать матери Семёна её рассказ о вдруг ожившем для неё на короткий срок сыне, но сердце при воспоминании сдавила такая тоска, что слёзы буквально брызнули из глаз, заливая лицо, она не успевала их вытирать ладонью и они обильно капали на блузку и стол.
Клара Израилевна быстрым движением наполнила холодной водой кружку и вместе с полотенчиком подала расстроенной Фросе:
— Доррогушенька, успокойся, не тррави так своё серрдечко, пусть он поживёт ещё ррядышком с нами в твоём ррасказе…
Фрося быстро взяла себя в руки и продолжила, она описала их встречу с Семёном, как он выглядел, что он говорил и как:
— Вы, даже представить не можете, он соскочил с подножки своей машины, такой маленький, худенький, с точно с такой же шапкой курчавых волос, как у вас с Сёмкой и даже с такой же манерой разговаривать, как это делаете вы с моим младшим сыном.
Затем она описала их поездку в Сосновск и стараясь ничего не упустить, передала его рассказ о той жизни и тех мытарствах, что выпали на его тяжёлую долю, после того, как арестовали его родителей.
Смущаясь, поведала об их искромётной любви, каким Семён был ласковым и внимательным, как умел устраивать вокруг себя праздник, и как он неожиданно исчез, оставив ей дорогие подарки и крупную сумму денег.
Клара Израилевна вдруг поднялась со своего места, подошла сзади к Фросе, обняла её по матерински за плечи и ласково поцеловала в щёку:
— Спасибо тебе моя милая, ты мне веррнула сына, пусть ненадолго, пусть уже взррослого, пусть истррёпанного жизнью, но такого рродного и судя по твоему ррассказу, оставшимся до конца, несмотрря на все тяготы выпавшие на его долю, пррекрасным человеком.
Обе женщины уже не стесняясь всхлипывали, поминутно утирая обильные слёзы, у каждой из них было, отчего поплакать:
— Доррогуша, ты по телефону обмолвилась, что присутствовала при его кончине и я так поняла, что и похоронила в своём городе.
Фрося вздохнула и продолжила своё тяжёлое повествование.
Всхлипывая, она рассказывала, как сломя голову, кинулась разыскивать чуть заметные следы, которые Семён оставил в Таёжном, как догадалась об его плохом самочувствии и как нашла возможность выяснить, что он отправился Москву.
Фрося подняла глаза и посмотрела на лицо матери Семёна, о котором она так подробно сейчас рассказывала, но встретилась не с горем в глазах женщины, а глубоким состраданием в её адрес:
— Я не нашла его в Москве, а тут ещё в эти дни, что разыскивала его в медицинском центре, вдруг выяснила, что беременная.
Думать было некогда и я отправилась в Киев, где застала своего любимого человека уже при смерти.
Мне трудно рассказывать вам, о последних сутках проведённых у его постели, о том, как приняла решение оставить ребёнка от Семёна, чтоб остался на земле его след, а для меня вечная память.
Когда он открыл последний раз глаза, я ему сказала об этом и мне показалось, что он понял меня, но если даже и нет, я нисколечко не жалею, что у меня есть от него сын.
Сразу же после смерти Семёна, я решила перевезти его тело в Поставы, там и похоронить, чтобы можно было ухаживать за могилой, что я и делаю до сих пор.
Во время всего рассказа о последних днях сына, Клара Израилевна не успевала вытирать слёзы, папиросы не хотели гореть в мокрых пальцах женщины:
— Доченька, а как ты надумалась отыскать меня?
— Мне трудно вам ответить на этот вопрос, но почему-то решилась обратиться в Вильнюсе к раввину Пинхасу, вспомнив, что именно там мне помогли отыскать Риву, мать моей Анютки.
Я даже не знаю, но почему-то сердце подсказало, что у моего сыночка должны быть близкие родственники, честное слово, я про вас даже и не могла подумать.
Глаза Клары Израилевны не мигая смотрели с обожанием на Фросю:
— Доченька, рразрреши мне тебя так называть, ты для меня теперрь, как доченька…
Вы с Сёмочкой для меня стали самыми доррогими людьми на земле…
Глава 45
Клара Израилевна оставила Фросю на кухне, заниматься приготовлением их нехитрого обеда, чистить и ставить варить картошку, а сама отправилась во двор за Сёмкой.
После обеда не стали задерживаться в квартире, а переоделись и отправились в город.
В первую очередь они посетили зоопарк, где женщины с удовольствием наблюдали за мальчишкой, который увлечённо переходил от клетки к клетке, от вольера к вольеру и восторгу его не было предела.
Он затаив дыхание, наблюдал за хищниками, корчил рожи обезьянам, комментировал действия огромного слона и с рук кормил попугаев.
Большого труда им стоило оторвать мальчика от этого великолепного зрелища.
Затем, зашли в кафе, где бабушка купила внуку всё, что он только захотел.
Фрося вначале хотела вмешаться, глядя на это баловство сына, но потом махнула рукой, понимая, что это бесполезно, да и для чего, ведь от этого расточительства две стороны получали наивысшее наслаждение.
Бабушка с внуком быстро нашли общий язык.
Они увлечённо разговаривали, любознательный и смышлёный мальчик вызывал умиление у пожилой женщины, она словно пыталась наверстать то, что не дополучила в предыдущие годы.
Узнав, что Сёмка уже знает буквы и пытается читать, владеет счётом и любит рисовать, Клара Израилевна накупила ему красочных детских книжек, альбом, карандаши и краски, и если бы не вмешательство Фроси, то наверно им пришлось бы заказывать грузовик, что бы все покупки довезти до дома, потому что дальше последовал магазин «Детский мир», где стали скупаться одежда, обувь и игрушки.
Только поздним вечером, обвешанные пакетами и свёртками, они вернулись в квартиру.
На этот раз Сёмка даже не просил включить телевизор, потому что ему не хватило вечера на то, чтобы всё разглядеть и перемерить, как не крутись, а он сегодня очень рано проснулся в поезде и на его долю выпал весьма насыщенный день.
Взрослые вдруг обнаружили, что мальчик буквально засыпает над обновками.
Клара Израилевна разложила раскладушку и уложила внука спать, а сами они с Фросей опять переместились на полюбившуюся кухню, где за чашечкой чая продолжили разговор:
— Фрросенька, завтрра ещё погуляем по Москве, надо сводить мальчика в детский театрр на прредставление кукол, затем, отпрравимся в парк Коррького на атрракционы, а послезавтрра прредлагаю поехать на дачу к моей сестрре.
Эта дача находится километров за шестьдесят от горрода, там пррекрасное место, недалеко есть прруд и лес.
Моя сестрра там находится вместе со своими внучками четыррёх и семи лет, детям там будет хоррошо вместе.
Фрося вынуждена была перебить, строившую планы женщину:
— Клара Израилевна, вы меня простите, но дело в том, что мне обязательно надо вернуться домой за парочку дней до следующих выходных, у меня же старший сын женится и должны к нам придти будущие сваты в гости.
— Ничего стррашного, мы побудем там с тобой только парочку дней, а потом я тебя посажу на поезд, а если Сёмочке на той даче понрравится, то надеюсь, ты позволишь ему остаться на какое-то время со мной. Черрез две недели я тоже перееду туда.
— Клара Израилевна, вы так быстро принимаете решение, теперь я понимаю в кого был Семён.
Фрося улыбалась, глядя на темпераментную пожилую женщину: