========== I. Безудержный порыв. ==========
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
— Фёдор Тютчев (1851г.)
Петир Бейлиш находился в своих покоях в Винтерфелле. Он удобно расположился в кресле у письменного, сделанного из темного дуба стола. Комната была небольшая, обставлена скромно. В ней находилось лишь самое необходимое.
— Очередная унылая комната, - с этими мыслями Бейлиш заселился в ней.
Пусть, он и не надеялся на теплый прием от Сансы, прекрасно понимая, что его не будет, он рассчитывал хотя бы на предоставление ему комнаты, у которой будет менее унылый вид, от которого не захочется накинуть петлю на шею.
В комнате, застыв, повисла тишина, редко прерываемая звуком пишущего пера, выводящим аккуратным каллиграфическим почерком слова. Мужчина, в очередной раз облокотившись на спинку кожаного кресла, смотрел куда - то сквозь предметы. Он лишь изредка наклонялся к столу, записывая пару слов, а затем снова возвращался в исходное положение.
Бейлиш гулко выдохнул, недовольный собой. Вот уже как полчаса он не мог написать простое лживое письмо. За все эти годы он привык ко лжи, ко лживым людям, ко лживым словам. Все это было для него до боли привычно, ведь он сам лгал. Часто. Почти всегда. Всем. Почти всем…
Мысли в его голове были хаотично разбросаны по разным уголкам сознания. Он не мог сосредоточиться. Не мог начать думать о деле. Об игре. Об его игре. Об Игре Престолов. Мысли, неконтролируемым потоком, возвращались к одной теме.
К чувствам. К его чувствам.
Раньше он никогда не задумывался о своих чувствах. Не было нужды. Впрочем, как и желания. Он всегда знал, что любит Кет. Несмотря на то, что она предпочла другого. Несмотря на то, что его любовь сыграла с ним злую шутку, и он чуть не умер. Он всегда знал, что чувствует. Но не сейчас.
Один вопрос стал его головной болью. Вечной головной болью. Он преследовал его и днем, и ночью. Когда он работал, и когда отдыхал. Когда спал, и когда бодрствовал. Это был вопрос, на который он не мог дать ответ. А точнее не хотел.
«Чувствую ли я к ней что - то?» — вечный вопрос, который стал его кошмаром.
К ней. К Сансе. Он не хотел знать ответа на этот вопрос. Не желал. Потому что не имело значение, каков будет ответ, ему все равно от него станет хуже. Еще хуже, чем сейчас.
А разве это возможно?
Она ненавидит его. Ненавидит его. Только от этой мысли ему становилось невыносимо.
«Чувствую ли я к ней что-то? - снова этот ненавистный вопрос. — Не знаю, и не хочу знать», - очередная его фраза – клише, которую он повторял более сотни раз, уже смозолив язык.
«Не важно. Это ничего не изменит. Если ответ — нет, то тогда она, в сущности, ничего для меня не значит. Лишь человек, через которого можно переступить. Лишь пешка, которой можно пожертвовать. Лишь пешка… Дочь моей когда-то любимой женщины — лишь пешка. Что бы сказала Кет на это? Что бы подумала обо мне?»
«Ничего, - сухо ответило его внутреннее альтер - эго. — Она мертва. Кет не может думать или чувствовать. Она не может видеть или осуждать. Теперь она ничто. Лишь скелет, лежащий на дне реки», - от циничного тона Мизинца Бейлиша передернуло.
«А если ответ — да. Что если я чувствует к ней что - то? Что если «что - то» это… любовь?» – Бейлиш моргнул несколько раз, пытаясь избавиться от наваждения.
Несколько раз потряс головой, стараясь забыть последние мысли. Он посмотрел на пергамент, лежащий на столе. Взяв его в руки и прочитав несколько раз, он смял его и бросил в камин. Наблюдая, как пляшут языки пламени, уничтожая пергамент, лорд Харренхолла снова облокотился на спинку кресла и смежил веки.
Любовь.
Такое простое слово, выражающее невероятно сильное и глубокое чувство, заставляющее десятки мужчин бросаться под мечи, правителей — вести войны, а поэтов — посвящать этому феномену своих стихи.
Кажется, как будто Бейлиш давно позабыл значение этого слова.
Любовь к ней. Возможно ли это?
Внутренний голос лорда мгновенно ответил: «Возможно».
К ней. К Сансе.
Одна мысль о ней будоражила его с ног до головы. Каждый раз думая о ней, его разум сам вырисовывал её образ.
Голубые, цвета ясного неба, глаза; как языки пламени, огненно-рыжие волосы; белая, как первый выпавший снег, кожа. Как тот снег, который шел в тот день.
В тот самый день.
Когда он впервые за долгое время поддался чувствам. Позволил им взять вверх над разумом. Когда он её впервые поцеловал.
Петир помнит, как Санса, потеряв контроль, ударила Робина. Тогда на его лице появилась мимолетная усмешка. Он часто хотел сделать это сам. Просто ударить этого несносного мальчишку, этого избалованного, больного сыночка Лизы. Но этого позволить себе мужчина не мог. Это было совершенно не по плану. Поэтому приходилось каждый раз сдерживать себя, изображая снисходительность и покровительство. Лорд всегда контролировал свои эмоции по отношению к людям. С ней же все чаще и чаще возникали осечки.
Каждый раз сближаясь с Сансой, бывший мастер над монетой все явственней ощущал, как контроль, словно вода, стекает с кончиков пальцев, земля уходит из под ног, а дышать с ней одним воздухом кажется все тяжелее.
Но, само собой, все эти чувства и ощущения чувствовал только он. Было опасно предполагать, что столь юная и наивная девушка может испытывать влечению к нему.
Тогда, подобные мысли и фантазии казались ему крайне опасными. Сейчас же все по - другому.
Бейлиш всегда прекрасно знал, что все, что она тогда видела, смотря на него — это лишь его маску, с которой он едва ли расставался. Его низкий, с хрипотцой голос, самоуверенный вид — все это было лишь частью его плана, но не его самого.
Сейчас, здесь он отдал бы практически все, чтобы снова пережить тот светлый момент, засевший в его памяти. Он мечтал снова чувствовать колющий мороз по коже. Снова слышать тихий скрип снега под ногами. Чувствовать ледяные крошечные снежинки, спускающиеся на плечи и тающие на одежде.
Словно в бреду, мужчина будто снова обошел тот миниатюрный, сделанный из снега замок. Сделал шаг ближе. Казалось, что он снова увидел её улыбку. Ту самую улыбку, нежную, наивную улыбку юной девушки.
Больше ему не доведется снова любоваться её улыбкой. Больше она никогда ему не улыбнется. Не после того, что он сделал.
Петир сделал шаг. Еще один. Медленно взял небольшую рыжую прядь волос, пропуская мягкие локоны через пальцы, и опустил глаза. Бейлиш не хотел, чтобы случайно она вдруг увидела, что именно в этот момент он чувствовал нечто более весомое, нежели просто влечение или страсть.
Лорд сам еще не до конца осознавал, что именно на него нашло. Но что бы то ни было, оно овладело им моментально, не давая и шанса выкарабкаться из окутавших его сетей.
А дальше все пошло в тартарары.
Он, без тени сомнения, взял её лицо в ладони и наклонился ближе, оставив на её губах нежный, осторожный поцелуй.
Конечно, даже тогда он хотел большего. Лорд - протектор отчаянно желал впиться в её губы страстным собственническим поцелуем. Он хотел оставлять огненные обжигающие кожу дорожки поцелуев на её шее, спускаясь все ниже и ниже. Он жаждал целовать её с такой страстью, на которую только был способен. Он желал проникнуть своим языком в её рот. Изучить его полностью. Сплестись с её. Но он не мог воплотить свои желания в реальность именно в тот момент. Не в их первый поцелуй. Мужчина не хотел её спугнуть. Он хотел её завлечь. Он приложил огромные усилия, чтобы просто оставить нежный поцелуй на её губах. Казалось, этот момент может длится вечно. Но так всегда лишь кажется.
Пересмешник разомкнул веки. Невнимательным взглядом окинув комнату, он вспомнил, где находится. Он провел дрожащей рукой по вспотевшему лбу.
Она была единственная, мысль о которой заставляла его руки дрожать, а лоб покрываться потом, и напрягаться то, чем думать, отнюдь, не желательно.
Он медленно поднялся с кресла и приблизился к окну. Унылый и мрачный вид двора Винтерфелла снова предстал перед его взором.
Правду сказать, Петир никогда не любил это место. Этот замок. Эти стены. Этот климат. Этих людей. Людей, которые забрали его когда - то горячо любимую женщину. Но сейчас их здесь нет. Давно уже нет.
Рабочие с суровыми северными лицами яростно трудились, орудуя молотками, катая загруженные тележки, стараясь вернуть замку прежний вид. Со стороны казалось, что людей было не так много. А может и не казалось. Вчера в битве полегло много людей. И грешных и ещё безвинных. И стариков и молодых. Людей Сноу и людей Болтона.
Болтон.
До сих пор это имя приводило лорда в бешенство. Он до сих пор его ненавидел.
«Бессмысленная ненависть, - будто упрекнув себя, злобно заметил бывший мастер над монетой, — бессмысленно ненавидеть мертвецов».
«Рамси Болтон — мертвец», — эта мысль заставляла его невольно улыбаться.
Конечно, он хотел бы самостоятельно покончить с ним. Заставить его страдать. Мучиться и корчиться от боли. Заставить молить о смерти и сожалеть о содеянном. Заставить умолять о прощении за то, что солгал ему. За то, что причинял ей боль. Но большее право расквитаться с этим ублюдком было не у него.
Санса.
Она заставила его страдать. Она убила его. Она отомстила за себя, за свою семью. За братьев, за мать. Она не подарила ему легкую смерть, он этого не заслуживал. Младший Болтон мучился, кричал, срывая голос, когда его же голодные псы отрывали от него кусок за куском.
«Ироничная смерть, - сухо заметил про себя Бейлиш, когда его доверенный человек рассказал ему об этом. — Собаке собачья смерть».
Мысль о том, что Санса больше не невинная девушка, что на её руках кровь, одновременно пугала и восхищала его. Он всегда любил её невинность, непорочность, чистоту. Это завораживало такого порочного и лживого человека, как Мизинец. И теперь, когда его волчица больше не была такой, его беспокоила мысль, как бы она не стала той же Серсеей.
Но также эта тьма, которая поселилась в его ученице, эта порочность и грешность, манила его к ней. Ему нравилась такая Санса. Такая на вид уверенная, хладнокровная. Мысль о том, что он был её учителем и многими вещами она научилась у него, грела его темную душу, как огонь в холодную ночь заблудившегося странника.
«Мне надо с ней поговорить», - решил про себя Мизинец. Он знал, что она в Богороще, тот же доверенный человек сообщил ему об этом.
Наверное, сейчас она пытается свыкнуться со всем произошедшим. Пытается справиться со всем, что навалилось на неё. Совсем одна. В зимнюю стужу покинутая всеми.
И снова перед его взором всплыл её образ. Её бледное лицо, её ослепляющие волосы, её глубокие глаза, её пухлые губы и её тихий голос…
Вдруг он почувствовал острое желание прийти к ней. Помочь справиться со всем навалившемся. Стать для неё опорой. Но для этого нельзя было медлить. Почему медлить было нельзя, Петир и сам не знал. Но сама эта мысль крепко засела в его сознание, заставив безоговорочно поверить в её правильность.
Пересмешник, следуя порыву эмоций, на скорую руку накинул на себя плащ и быстро вышел на морозный воздух.
Всю дорогу до Богорощи лорд слышал лишь свое участившееся сердцебиение и чувствовал сбивающую мысли пульсацию в висках.
========== II. Признание. ==========
Грубым дается радость,
Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль
— Сергей Есенин
Зима. Полдень. Частый снег неспешно и осторожно опускается на землю, покрывая всю поверхность шелковым белоснежным ковром. Морозный воздух щекочет кожу, оставляя легкий румянец на лицах не спрятавшихся в домах людей. Временами появляющийся холодный зимний ветер пробирает до костей, заставляя невольно поежиться.
Винтерфелл. Шум. Гам. Работа идет полным ходом. Слышны чьи-то крики, возгласы, ругань и брань. Люди повсюду, нигде в замке не найти уединённого уголка. Только в крипте. Но там еще холоднее. Еще мрачнее. Еще больнее. Слишком много родных людей погребено там. Слишком много воспоминаний всплывают из дальних уголков сознания.
Богороща. Тишина. Покой. Умиротворение. Здесь никого нет кроме неё. Нет людей. Нет лишнего шума. Здесь не так больно. Не так много навязчивых воспоминаний.
Она сидит у Чардрева, пытаясь свыкнуться со всем, что произошло. Слишком много случилось за столь короткий срок.
Только пару дней назад она находилась в полнейшей неуверенности в завтрашнем дне. В волнении. В страхе. В тщательно скрываемом ужасе. В гневе. В ярости на своего обидчика. В обиде на предателя. И одновременно она была рада встречи с братом. С Джоном. С её, возможно, единственным близким человеком. Пусть она и не чувствовала себя в полной безопасности, но с ним она была спокойна, насколько это было возможно в сложившийся тогда ситуации. Она столько чувствовала. Столько чувств захлестывали её одновременно. Тогда она была живой. Она чувствовала себя живой.
А сейчас она не чувствовала ничего. Ничего. Лишь пустоту.
Всепоглощающую пустоту внутри себя, затянувшую в себя все ранее испытуемые чувства.
Надолго ли?
Неуверенность, казалось, заменило равнодушие. Волнение, страх и ужас ушли в небытие. А гнев и ярость, словно свечи, угасали с каждым днем. Чувствовала ли она радость? Может быть, слегка уловимую. Она ощущала внутри себя пустоту, некое равнодушие и… холод? Может быть, это была внутренняя хладнокровность, может, это было её холодное сердце, а, может быть, ледяная жестокость. Она не знала. И её это приводило в ужас. Её пугали эти изменения.
Она больше не была невинной. Больше нет. Она пересекла черту дозволенного. На её руках кровь. И её не отмыть. Её душа запятнана тьмой. И её не отчистить.
Она лишила человека жизни. Нет, он не был человеком. Он был монстром. Он заслужил свою смерть. Он отнял её непорочность. Он мучил и причинял ей боль каждый день. Каждый чертов вечер. Каждую проклятую ночь. Он заставлял её страдать десятки раз. Проливать слезы. Молить о пощаде.
Он наслаждался своей властью. Своей силой. И особенно Болтон наслаждался её болью. Её мольбами. Он всегда смеялся ей в лицо, когда она умоляла его остановиться. Пощадить её. Он злобно смеялся. Каждый раз. Даже сейчас она слышит его хохот. Его дьявольский смех.
Она напоминает себе, что он мертв. Что она убила его. Она вспоминает его последние мгновения жизни. Его крики. Эти крики были для неё музыкой. Она видела, как псы разрывают его плоть. Разгрызают кости. Сжирают его лицо. Она наслаждалась каждой секундой его адской агонии. Его муками. Было так приятно смотреть на его страдания. Но еще приятнее было осознавать, что эти страдания она принесла ему.
Конечно, это было неправильно. Это было жестоко. Но ужасней всего было осознание того, что он был прав.
Он стал её неким создателем. Он создал в ней эту темную сторону.
Или пробудил?
Он стал её частью. Он навсегда останется в ней, как демон. В воспоминаниях. В темных мыслях. В ужасных поступках. Навсегда.
Санса вспомнила свое детство. Счастливое детство. С семьей. Полное любви и радости. Беззаботности и спокойствия. Она тогда не знала лжи. Не знала разочарования. Горя. Горечи потерь. Предательства. Обмана. Боли. Смерти близких. Тогда все было так просто и легко! Она жила в своем мире, полном грез и мечтательных планов.
Погрузившись в воспоминания, она не услышала приближающиеся осторожные шаги и заметила чужое присутствие, только когда до боли знакомый голос вывел её из раздумий.
— Простите, что помешал Вам, миледи, если Вы молились, - осторожно произнес Пересмешник, зорким взором ловя каждое её движение.
— Я уже давно не молюсь, - задумчиво ответила Санса. — В детстве я часто сюда приходила. Здесь я молилась об отъезде. Тогда я думала лишь о том, чего хотела и никогда не благодарила за то, что имела.
«Зачем я это ему рассказываю?» – поспешно спохватилась Старк, встав на ноги.