Annotation
Парень начинает подражать девушке в окне напротив, ходящей дома в одном белье, и вспоминает похожие случаи из своей жизни.
Кираева Болеслава Варфоломеевна
Кираева Болеслава Варфоломеевна
Дурной пример заразителен
Не знаю, как кто, а я вот ненавижу собираться утром на учёбу при электрическом свете. Имею в виду позднюю осень, когда солнце восходит лишь, когда уже едешь в транспорте, а в декабре уже хорошо, если начнёт светать, когда ты входишь в университет. Особенно плохо, когда небо плотно затянуто тучами и светает "в час по чайной ложке".
Вообще, я считаю, что человека должен будить рассвет, а не будильник - даже если он не круглый и дребезжащий, а внутренний, беззвучно и безжалостно прерывающий сон в заученный час. Что может быть естественней бегущих по подушке солнечных лучей и просветления смеженных век! Когда летом гощу у родственников в деревне, то так и пробуждаюсь - и совсем нетрудно делать это рано, очень рано по городским меркам. В тебе всё уже настраивается на пробуждение, и спорить с солнцем в голову не приходит. Да летом можно и на пляже подремать, если недобрал сна ночью.
Зимой, в "тёмное время года", об этом приходится только мечтать. С трудом поднимаешься в темноте, плетёшься в ванную... ну, эта комната всегда с лампой, окна-то нет, так что не напрягает, но вот зажигать свет в кухне, комнате... Мигом создаётся вечернее настроение, кажется, что прилёг лишь на минутку после работы, встал - и надо ужинать (а не завтракать) и готовиться ко сну (а не идти на учёбу), зевота прямо одолевает. Однажды я прилёг-таки на минутку, расслабился... и потом имел большие неприятности.
В доме напротив (он через дорогу стоит, чуть под углом к моему) примерно половина окон зимним утром светится - нипочём им, что ли? Или "не хочется - а надо". Как Семён Семёныч с авоськой вечером за хлебом. Друзья по несчастью. Как я завидую тем, кто там, за тёмными окнами, продолжает безмятежно почивать и дожидаться солнечных лучей - или хотя бы посветления в окне! Но когда я пригляделся к дому напротив повнимательнее, то заметил, что за некоторыми тёмными окнами наблюдается некая активность вставших людей, а когда привлёк оптику (театральный, правду сказать, бинокль), то убедился, что это мне не почудилось.
Они ведь на самом деле не абсолютно чёрные, эти окна. Где-то искрятся светом полосочки - ага, это щёлочки дверей, за которыми горит свет. А в некоторые окошки "заглядывают" своим светом фонари, горящие снаружи - ещё горящие, для них продолжается ночь, продолжается их служба, не скоро им гаснуть.
Тут вот ещё что. В нижних этажах окна, конечно, занавешены, но чем выше, тем больше жильцов обходится без гардин. С улицы к ним не заглянешь, а про окна дома напротив никто особо не думает. Больше, наверное, беспокоятся о тени на шторе, которую запросто углядеть снизу и в которую хулиган, в принципе, может запустить камнем. А утром есть ещё одна причина для прозрачности - пропускать свет фонарей снаружи и оным довольствоваться.
Мои единомышленники! Но как им удаётся обходиться малым? Я не стал брать более мощный бинокль. Если кто-то может, то смогу и я. Собственно, что для этого требуется? Научиться бриться на ощупь, а завтракать при слабом свете несложно. Когда одеваюсь, в ванной горит свет и дверь в прихожую отворена. Чтобы проверить, как выгляжу, захожу в ванную и смотрюсь в зеркало. А перед выходом наружу на несколько секунд прикрываю веки, выключив свет - чтобы глаза привыкли к скупому свету снаружи.
Так я и перешёл к утренним хлопотам "вслепую". Заодно перенёс одевание на "перед выходом", а до того хожу по квартире в одних трусах - широких, семейных. Немного ёжился, но не мёрз. Это даже хорошо - попрохладничать, потом одежда лучше греет, заметил уже. И вообще, не желаю подчиняться стуже и дома кутаться! Летом - в трусиках, ну, и зимой - чуть подлиннее, правда.
Так продолжалось некоторые время, прежде чем я начал поближе интересоваться своими единомышленниками напротив (вернее, единомышленницей, но - чу!). Нет, я сразу заметил, что если у тебя темно, то дом напротив заметнее выглядит, тебя твой свет не слепит. Но в утренних хлопотах особо некогда глазеть из окна. За освещёнными окнами люди копошатся, словно муравьи, собираются куда-то, почти одно и то же делают, чего их наблюдать!
Значит, что-то должно обратить моё внимание. И обратило! Знаете, когда жуёшь впотьмах бутерброд, то машинально смотришь в окно, за которым хоть какой-то свет. И сами собой примечаются какие-то особенности окон напротив, даже и не нужно вопросами задаваться. Сегодняшняя картинка наслаивается на вчерашнюю, а та уже на все предыдущие была наслоена, вот общие черты и проявляются. Если они, конечно, есть.
То окно, которое обратило на себя моё внимание, утро за утром оказывалось заключённым в рамку из светящихся окон, то квадратную, то ромбическую, то статичную, то с бегущими огнями, как будто соседи сговорились согласованно включать и выключать свет. А ещё в центральное то окно бросали свет два фонаря, причём с двух сторон, сбоку и сверху. Сбоку - старенький, но довольно яркий фонаришко, разболтавшийся за свою службу, на ветру безвольно качающийся-мотающийся и разбрасывающий свет как попало, туда и сюда. Сверху - хорошо укреплённый фонарь-прожектор поновее, на высоком металлическом столбе, но капризный иначе - то потухнет, то погаснет. Причём вырубается мгновенно, а вот разгорается во времени, мигая и перемигиваясь неестественными цветами. И, конечно, ничуть не сталкиваясь со своим болтучим соседом.
Будь освещение хорошим и стабильным, я бы заглянул в то окно, увидел, что там, и довольно. Но там свет никто не зажигал, предпочитал собираться без "атрибута вечера", так что изображение медленно проявлялось и даже требовало для этого бинокля - хотя бы и театрального.
Первое, что я заметил - это нечто белое, беленькие какие-то пятна, мельтешащие в глубине тёмного провала и лишь изредка подсвечиваемые жёлтым светом из открываемой, верно, в прихожую, двери. Скорее по плавности перемещения, чем по чему-то ещё, я понял, что это - женщина. Потом, поразмыслив, решил, что, скорее, девушка - где женщина, там семья, а маловероятно, чтобы вся семья решила не включать утром свет. А белое - это, верно, халатик, озаряемый пятнами света и не видимый в целом.
Все мои знакомые девушки - то есть все, не стесняющиеся при госте (одном) носить домашний халат, носили их цветные, если не сказать - цветастые, никто не "беловоронился". Но то при госте, а "кто ходит в гости по утрам"? И если белый халат в гардеробе есть, то почему бы не надевать его именно утром, чтобы он тебе подсвечивал в темноте, отражая свет фонарей?
Логика - логикой, но хотелось всё-таки разглядеть и личико. Конечно, могла оказаться и дурнушка, о которой лучше всего лишь фантазировать. Но... раз там девушка, бинокль сам просится в руки. "Весь мир - театр", и в театральном ничего такого нет. Раз занавеси отдыхают, значит, хозяйка не против, чтобы ей интересовались... хотя и не приглашает.
В общем, проникаю взором поглубже, глазом повооружённее. И перед ним предстаёт молодая женщина, одетая в классическое белое бельё!
Впрочем... для кого-то, может, классическим считается корсет и пояс для резинок чулок, да ещё и комбинация поверх. Нет, я имею в виду классику более позднего периода - бюстгальтер и трусы, может, даже нейлоновые. Но он - полночашечный, на широких бретелях, а они - до талии, на широком пояске с резинкой. Кружевные вставки не в счёт.
И ведёт себя девушка в этом одеянии естественно, даже деловито: ставит чайник на плиту, что-то себе стряпает, подходит к окну глянуть, какая там погода, гладит кошку. Собственно, это и есть самая домашняя одежда, если хорошо топят и нет лишних глаз (мои не в счёт).
А предположим, что "мимо окна", закрытый от меня стеной, сидит за столом некто, скажем, в одних семейных трусах, и его супруга (или сестра) кормит. Какое тут стеснение, если все свои? Я вот тоже мог бы вообразить, что нахожусь с этой девушкой в одной кухне, сам её не стесняюсь, и она меня тоже... Может, была бы у меня сестра и мы росли бок о бок, не одеваясь дома, как на люди, то и взаимное бельё появилось бы естественным образом, а то и родители бы к нам присоединились. Но время упущено, девочек я всё время видел одетых "на люди", и вот, нате - их бельё уже вызывает представление о "неодетости", а не обыденной одёжи в тёплом доме.
Принаблюдывая за незнакомкой, припоминаю "бельевые" случаи из своей жизни.
Когда я был маленьким, пришла в гости к моей маме её институтская подруга (какое это интересное, трудно выговариваемое слово - ин-сти-тут-ска-я. Значит, подруга особенной быть должна, верно?). С сыном своим пришла, Вовой. И направились мы вчетвером по городу, заходя во всякие магазины, а основным нашим пунктом была "оптовка" - тоже, по сути, магазин, где прилавок теснится к прилавку, и всё это организуется в ряды - пересекающиеся клетками или длящиеся без пересечений. Люди, много людей, гомон, яркие этикетки, запахи... У любого малыша голова кругом пойдёт. А у двоих - вдвойне.
Вова был уже большим мальчиком, на голову выше меня - и самостоятельным. Поэтому, когда "наши женщины" пошли в женский отдел на втором этаже, ему поручили меня и оставили походить на первом. Он, конечно, тут же принялся показывать мне эту самую свою самостоятельность. Но то ли денег ему не оставили, то ли он скупился - мы ходили, басовито приценивались, но не покупали.
И вдруг, это произошло в продольных, а не клетчатых рядах, мне приспичило в туалет. Малая нужда. Я ведь дома не сходил, потому что мама не хотела "задерживать людей". Тогда, впрочем, и не хотелось, и я только потом понял, как важна эта профилактическая мера.
Пришлось признаться Вовке, он же теперь обо мне заботится.
- Щас найдём "два ноля", - ответил он тоном бывалого.
Как будто я сам не искал! Когда уже начало чувствоваться, я особо внимательно стал приглядываться к окружающей обстановке. Знал уже, что должны быть буквы М (мне сюда) и Ж (не сюда, ни в коем случае, но рядом ищи М), те же "два ноля", треугольные пиктограммы "широкие плечи" и "юбка", и даже обозначение WC было мне знакомо (спасибо папе). Место общественное, можно сказать - людное, и туалеты тут должны быть - хотя бы один. Но ничего подобного почему-то не замечалось.
Но Вовка - бывалый, он должен знать. Правда, нельзя сказать, что он уверенно повёл меня в известное ему место, а действовал скорее по принципу "это где-то тут". Озирался, сворачивал, судя по лицу - припоминал.
- Кажется, здесь, - произнёс наконец.
Мы остановились около неширокого прогала между двумя клетушками с прилавками внутри. Между собой такие клетушки отделялись стенками, вот две такие стенки тут и не сходились. Да ещё что-то суживало этот проход, вроде как край стола торчал. В глубине этого прохода я увидел знакомые очертания ряда раковин, повеяло чем-то детсадовским... Похоже, и вправду здесь, хотя и без таблички.
Крепко, словно остерегая упустить, держа меня за руку, Вовка решительно шагнул в проход - и вдруг встал как вкопанный, словно напоролся на что-то. Впрочем, он и вправду напоролся. С высоты (то есть низины) моего роста хорошо было видно, как из-за края стола выдвинулась нога (ну, голень со ступнёй) и преградила путь.
- Не спеши так, мальчик, глянь сперва на меня, - послышался женский голос.
Мальчик глянул и решил, что молча не получится. По выражению лица, наверное.
- Тё... - он вдруг замолк на полуслове, солидно откашлялся и продолжал уже басом: - Скажите, пожалуйста, мужской туалет здесь есть?
- Мужской платный, - ответил голос. Это моего опекуна обескуражило.
- А... другого никакого тут нет? - нарочитый детский басок растерялся и перешёл в обычный голос.
- Женского, что ли? - усмехнулась вахтёрша. - Так он тоже платный. Да и не грудной ты, чтоб туда проникать.
- Да нет, не женский, а... - заминка.
- Отдельные кабинки, что ль? Они ещё больше платные. Вон, видишь на стене прейскурант?
Нас по-прежнему не пускали, но я зашёл сбоку и увидел тётеньку, сидевшую за столом, край которого суживал проход, разглядел по всей длине её ногу, остановившую "на всём скаку" Вовку. Нога была обнажённой, и я сперва подумал, что тётя - в мини-юбке, на которые я насмотрелся, гуляя по рядам. Но потом понял, что это всё-таки трусы - цветастые, как мамин домашний халат. Верх снизу был виден хуже, и только когда тётя встала и взяла швабру - то ли протереть пол, то ли давая нам понять, что разговор окончен, то стало видно, что сверху она в того же окраса лифчике. Всё вместе, я знал, называлось "бикини".
Насмотрелся я в рядах на топики и шортики покупательниц, но чтобы вот так, как на пляже... Да в белье или там в бикини даже мама дома себе не позволяет! Кстати, материя какая-то тусклая, словно давно не стиранная - или наоборот, часто застиранная.
- Мы ещё походим, - пытался тем временем сохранить лицо Вовка.
- Ну, походи, покопи, надуйся. Всё равно сюда ведь придёшь. Тогда тяни вперёд руку с денежкой, а не ногу без оной. Ну, до скорого!
Мы отошли в сторонку.
- Видишь, Сеня, здесь платно всё. Ты очень хочешь? До мамы дотерпишь?
Ну да, очень, а вот до мамы... Она мне быстро туалет устраивала, и терпеть не приходилось. Отсутствие денег не останавливало.
- Вов, а почему она раздета? Тут же не пляж.
- У неё там, на вешалке, халат висит. Знаешь, как мужчины, когда им жарко, снимают пиджак и вешают на спинку стула? А снаружи её и не видно почти, только когда заходишь. Так тебе приспичило или пока терпимо?
Я не знал, сколько вытерплю, поэтому на всякий случай шмыгнул носом.
Вовка увлёк меня в какой-то угол, где людей меньше, и, нагнувшись, зашептал в ухо:
- Ежели ты лопаешься, я и пожертвовать собой могу. Попробую прошмыгнуть "зайцем", она меня начнёт ловить, отвлечётся. Я... это... свяжу её боем. Тут уж ты не зевай, проходи в кабинку и дуй, только быстро, а то она со мной разделается и тебя в плен возьмёт.
Свяжет боем, в плен. Охоч же этот Вовка до военных слов!
- Она же крупнее и сильнее тебя, это же тётенька! Пинком выгонит и ещё подзатыльник даст, - усомнился я.
- Быстро не справится, я приём один знаю. - Он ещё ближе придвинулся ко мне: - Расстегну ей на спине лифчик, а если повезёт - то и стяну. Женщины этого ох как не любят, у них же титьки в стороны расходятся. Пока она собой займётся, я ей все деньги, что она собрала, раскидаю, нехай ползает и собирает. Но это если только ты очень хочешь, крайний случай. Войну ведь придётся объявлять, сам понимаешь.
На моём лице, наверное, отразилось недоверие, потому что Вовка добавил:
- Не сомневайся, я это умею. Когда мать меня в детстве (хм-хм, взрослый какой!) мухобойкой бить собиралась, я ей всегда что-нибудь из одежды портил. Пояс халата выдерну или чулок спущу. Приходилось и лифчик расстёгивать, это вернее всего. Смешно: она меня этой грудью кормила, а чуть не визжит, как девушка-недотрога. Я забираю мухобойку и начинаю ею отмахиваться. А бикини ещё легче расстегнуть, чем бельевой лифчик.
Потом уже, когда мы припоминали этот случай, Вова добавил, что мама чаще всего передавала его отцу - для порки ремнём.
- Ремнём, поди, больнее?
- Тут не боль важна, а принцип. Не должна женщина наказывать мужчину, даже малолетнего. А тем более - какой-то мухобойкой, ставя на одну доску с мухами. С отцом же мы общаемся по-мужски и друг друга понимаем. Он может ударить сильнее - но не ударяет. Я могу заплакать и запросить пощады - но не плачу. Вполне достойное общение двух мужчин. Родись он позже меня и будь моим сыном - точно так же было бы. А женщинам меж нами делать нечего. Бей лучше мух на кухне!