Еще десять минут, минута, еще пять. И он пойдет к Минерве.
Заблокированный камин полыхнул зеленым и на пол гостиной-библиотеки ступил Поттер, отряхиваясь и по обыкновению поправляя спадающие очки. Он достал из одного кармана бумажку, вдумчиво пошевелил губами, огляделся и проследовал в спальню. Там он в беспомощности задержался посреди комнаты, несмело подошел к комоду и потянул за ручку. Уставившись на содержимое, Гарри сглотнул и двумя пальцами вытащил из ящика на свет божий пару симпатичных кружевных трусиков.
— Вам это не подойдет, мистер Поттер. Размер маловат. И фасон слишком смелый.
Раздавшийся за спиной голос не произвел на молодого человека эффекта разорвавшейся бомбы. Он медленно повернулся и внимательно посмотрел на Снейпа, сложившего руки на груди и привалившегося к кувшину.
— Здравствуйте, профессор, — Гарри снова поправил очки и опустил трусики обратно в ящик комода. — Вы не подумайте чего плохого, просто Гермиона попросила меня, вернее она попросила Джинни, а Джинни уже потом, когда все закончилось, сказала мне, потому что она сама… понимаете?
Северус понял, что ничего не понял, кроме того, что Гермиона все-таки жива.
— Что с ней?
— Колдомедики говорят, ничего страшного — еще пара дней, и они ее выпишут. Она попросила принести ей кое-что в Мунго. Вот!
Поттер потряс бумажкой как флагом. Снейп стоял и рассматривал свои ладони. Чувство облегчения не приходило. Где-то под ложечкой продолжало ныть. Тревога отступила, спрятавшись в самом темном закоулке души, чтобы уже оттуда напоминать о себе, не давая покоя. Профессор деловито подошел к краю нарисованного стола:
— Что там у вас?
Через десять минут все необходимые вещи из списка были упакованы. Гарри под руководством Снейпа с удивительным проворством доставал из нужных ящиков и шкафов белье, мантию, туалетные принадлежности. Гарри лишь пару раз с удивлением посмотрел на невозмутимого профессора, когда тот поправлял его:
— Мисс Грейнджер терпеть не может фиолетовый… а эти туфли ей натирают…
Наконец, Поттер подошел к камину и набрал в горсть летучий порох.
— Вы забыли самое главное.
— Да нет, — Гарри еще раз пробежался глазами по всем пунктам. — Вроде бы все.
— Я никогда в жизни не поверю, что мисс Грейнджер не попросила принести ей пару книг.
— Нет, — твердо сказал Гарри — Пачка бумаги для принтера формата А4 — есть, книг — нет.
— Это она запамятовала, наверное, — успокаивающе проговорил Снейп. — Представьте себе: придете вы с пустыми руками, а ее вдруг постигнет глубокое разочарование. Как Марианская впадина. Я бы даже сказал, она придет в бешенство. Вы когда-нибудь видели мисс Грейнджер в бешенстве?
Поттер подозрительно уставился на бывшего слизеринского декана. Тот сделал скорбное лицо и возвел очи горе. Гарри вздохнул:
— Да, Гермиона без книги — это нонсенс. Что посоветуете?
— «Магические растения Галапагосских островов: эндемики и реликты».
Гарри тоскливо глянул на толстенный фолиант, вздохнул и сунул его подмышку:
— До свидания, профессор. Мне было очень приятно с вами повидаться.
— А мне-то как, вы себе даже не представляете, — пробормотал Снейп и едва успел выскочить из своей лаборатории, прежде чем в камине погаснет зеленое пламя.
*
Гарри осторожно положил пакет с вещами на подоконник, талмуд на прикроватную тумбочку и хлопнул себя по лбу.
— Надо было фрукты захватить!
— Зачем? — Гермиона приоткрыла опухшие веки. — Привет! А где Джинни?
— Больным и немощным друзьям всегда фрукты приносят. А еще шоколадных лягушек, леденцы и всякие разные тянучки для поднятия бодрости духа! — Гарри наклонился к Гермионе и слегка приобнял ее. Она зашипела, он тут же отстранился: — Извини. Очень больно?
— Терпимо, — она успокаивающе улыбнулась посеревшими губами. — Не надо мне тянучек — я на диете. Безтянучковой.
— Вот и хорошо. У меня их все равно нет. Закрутился совсем. Джинни как услышала, что с тобой случилось… в общем, ты можешь нас поздравить — мальчика мы назовем Альбус-Северус, как и планировали. Правда, немного раньше.
— О, Боже! Надеюсь, с Джинни все в порядке? А с малышом? Мне так жаль.
— Не переживай, — молодой отец гордо выпятил грудь. — Ей оставалось доносить всего ничего. Мне кажется, она даже слегка обрадовалась. Там с ней сейчас Молли, Артур и Джеймс. Он не желает отходить от братишки ни на шаг.
— Мой крестник — настоящий джентельмен и истинный рыцарь.
— Лоботряс он, каких свет ни видывал. Ремень по нему плачет. Ты лучше скажи, как тебя снова угораздило? Чем вы там в своем Отделе Тайн занимаетесь?
— Это — страшная тайна, — заговорщически шепнула она другу. — Ты все нашел?
— Все. Хотя, если бы не профессор Снейп… — Гарри взъерошил волосы, снял очки, протер стекла и, подслеповато щурясь, поинтересовался, как бы между прочим: — Что у вас с ним?
— В смысле? — Гермиона снова попыталась приоткрыть веки. Ее багровое, распухшее лицо и шея были покрыты жирной мазью, а кожа на руках отпадала белыми чешуйками.
— Я… вы…он волновался. Он переживал за тебя.
— Он прямо так сказал?
— Нет. Просто он ни разу не заорал: «Поттер, вы — идиот!» И как вы с ним уживаетесь только? Это ж только в дурном сне привидеться может: ты и Снейп! В одной квартире! Кому рассказать — не поверят.
— На самом деле, иногда это бывает даже забавно. Если бы я не чувствовала себя ежеминутно круглой идиоткой с размягчением мозга в начальной стадии. Но лучше, если он будет считать меня дурочкой, чем поймет, что все это время я его обманывала.
— Не так уж сильно ты его и обманула.
— Кто ж знал, что ему взбредет в голову прогуляться в такую рань? У меня как-то внезапно испарились все объяснения, заготовленные на случай, если он появится в моей квартире. Десятки раз прокручивала в мыслях сценарий нашей первой встречи. Вот Гермиона Грейнджер сообщает профессору Снейпу в чем заключается ее идея. Он же, как истинный ученый, проникается необходимостью временно ограничить свою свободу передвижения и тихо наслаждается возможностью работать в нарисованной лаборатории, а специалист Отдела Тайн продолжает свои исследования.
— И?
— И в результате я получила то, что имею: непроверенное заклинание дало побочный эффект в виде рассеивания дальности действия. Теперь этот самый — язвительный, сварливый и просто невыносимый — человек чувствует себя в моей квартире больше дома, чем я. А я стараюсь не попадаться ему на глаза, чтобы он вдруг не вспомнил, что согласился натаскивать меня по зельеварению. Вот скажи, зачем я тогда ляпнула про это чертово звание?
— Скорее всего, подсознательно ты всегда мечтала стать Мастером Зелий, только упорно скрывала сей позорный факт своей биографии. Обычная мания величия.
— Да ну тебя, — обиделась Гермиона. — Я же серьезно. Мне хочется провалиться сквозь землю по десять раз на дню. И так уже почти три месяца подряд. Не понимаю, зачем я послушалась профессора МакГонагалл и не вернула все на круги своя. Она сказала, что «Небольшая встряска пойдет Северусу на пользу». Только трясет почему-то именно меня. Наверное, это какая-то весьма сложная и запутанная форма психического расстройства, сродни ломке наркомана. Извращенный вид мазохизма, когда упорно создаешь себе трудности, чтобы затем успешно их преодолевать. Или не совсем успешно, но уж точно мучительно и долго. Дабы растянуть удовольствие. Клиническую картину классической паранойи завершает постоянное ощущение, что мне смотрят в спину. И тогда по ней начинают носиться мурашки особо крупных размеров. И волоски на руках дыбом становятся. Хотя иных развлечений, кроме как держать под контролем любой объект, попадающий в поле зрения, у профессора не имеется, надо сказать. Наверное, он еще и дневник ведет. Или журнал лабораторных наблюдений.
— Не думаю, что он когда-нибудь смирится со своим заточением. Но сейчас самое главное, что эксперимент прошел успешно — тебе удалось выделить отдельно взятую духовную сущность, изолировать ее и блокировать на определенном пространстве. Ты же этого добивалась?
— Эксперимент… чувствую себя хирургом, режущим по живому. Мне иногда кажется, что профессору абсолютно безразлично происходящее вокруг. У него впереди вечность. Вечность, которую его дух обречен провести в заточении на картине. Плоский мир — без друзей, без тепла, без души, без жизни… И так до тех пор, пока краски на полотне не поблекнут и не осыплются. Медленное угасание, растянутое еще бог знает на сколько. Окончательное и бесповоротное стирание из бытия. Это ужасно. Иногда ночью я просыпаюсь в холодном поту и вспоминаю всех этих людей на портретах в Хогвартсе — они ведь когда-то тоже существовали. Плакали, смеялись, были… Призраки, портреты — склеп. Отзвуки эха. Мне страшно.
— Тебе надо отвлечься и взять небольшую передышку. Ты сама себя загоняешь в тупик.
— Ты же знаешь, что я не могу. Через месяц исполнится ровно девять лет. Нужно успеть с приготовлениями.
— Послушай, нельзя же казнить себя столько времени.
— Я могла бы помочь ему тогда, — она устало откинулась на подушки. — Простейшее кровоостанавливающее заклинание и все. Это уже вошло в привычку — сидеть и терзать себя за несделанное, порицать за несказанное… битье головой о стену давно стало моим любимым хобби.
— А вдруг тебе не удалось бы справиться с кровотечением?
— А вдруг да? Что теперь гадать. Но эту попытку я не могу провалить. Нельзя упустить такой шанс.
— Это опасно.
— Ничуть не опасней того, чем я занимаюсь каждый день. Подготовка велась почти два года. И сдаться сейчас? За кого ты меня принимаешь?
— Тебе надо отдохнуть.
— Через месяц отдохну, — Гарри с жалостью посмотрел на подругу. Та разлепила один глаз: — Ты ведь не веришь, что у меня получится, да?
— Гермиона, меня самого постоянно преследует чувство вины. Но нельзя жить этим чувством. Нельзя вечно себя изводить. Нужно двигаться дальше, понимаешь? Это продолжается уже девять лет. Оглянись вокруг.
— Я оглядываюсь. Мы давно уже не те. Мы выросли. У вас с Роном своя жизнь — семья, дети. А я… я не знаю. Мне иногда кажется, что я бреду по пустыне, увязая в песке. Туда, где земля встречается с небом. И я иду, иду… всегда. И ветер заносит мои следы. И нельзя вернуться назад к тому, что было, начав сначала. Невозможно добраться до горизонта, Гарри. Ни напрямик, ни в обход. Он всегда будет впереди, сзади, сбоку — везде. К нему можно стремиться всю жизнь, но так и не найти место, где можно коснуться неба ладонью. Это иллюзия, оптический обман.
— Так остановись.
— Если остановлюсь, мир рухнет и похоронит меня под обломками, и я буду уже не я. Не Гермиона Грейнджер. Мне казалось, ты меня понимаешь.
— Я понимаю.
Они замолчали. Розоватые весенние сумерки вползали в палату. Гермиона, кряхтя, приподнялась на подушках:
— Тебе пора к Джинни и малышу. Как выкарабкаюсь, обязательно навещу ее.
— Ты поаккуратней, а то мне самому придется доделывать за тебя журавликов.
— Ничего у тебя не выйдет, — она показала ему язык. — Это мое желание. И ты не имеешь к нему никакого отношения.
— Естественно. Я всего лишь предоставляю тебе во временное пользование жилетку для слез и надежное дружеское плечо.
— Иди уж, «плечо»!
— Гермиона, я говорю абсолютно серьезно — отдохни. Хотя бы пока полностью не оправишься. Потому как я не желаю, чтобы ты появлялась в моем доме только на картинах. Если вдруг сгоряча решишь загнать себя в гроб, торжественно клянусь: я повешу твой портрет в детской!
— Ладно, ладно… — проворчала она. — Ты там книгу принес?
— Профессор Снейп посоветовал. Я, правда, слегка удивился его выбору…
— Профессор? Черт… — Гарри помог ей водрузить фолиант на колени. — Прекрасно. Отличное чтение для развлечения. Спасибо тебе.
— Великий Мерлин… Хорошо, пусть будет для развлечения. Завтра еще зайду. Если тебе что-то понадобится, сову пришли.
— Спасибо, у меня теперь все есть.
Дверь за Гарри тихо затворилась. Гермиона со вздохом открыла справочник:
— Профессор, я бы хотела извиниться и все объяснить. Пожалуйста, давайте поговорим?
Ответом ей было лишь шуршание в густых зарослях древовидной скалезии черешчатой.
*
Май подкрался незаметно. Апрель сделал ручкой на прощание и скрылся за углом. Снейп давно перестал упиваться собственными обидами и в данный момент решал, как бы поэффектней появиться в квартире мисс Грейнджер. Хлопанье дверьми он отмел сразу, как весьма банальный способ произвести впечатление на бывшую ученицу. Доводить Минерву до белого каления было совсем не так интересно, как Гермиону — директриса совершенно не желала реагировать на мрачный сарказм зельевара, в результате чего его самооценка устремлялась к нулю, а раздражительность росла в геометрической прогрессии. Укоризненный взгляд Дамблдора из портрета напротив, вообще выводил бывшего Пожирателя Смерти из себя. А уж когда Альбус начинал заботливо вещать: «Северус, мальчик мой, нельзя же постоянно так злиться! Ты можешь заработать разлитие желчи, а это плохо отразится на цвете твоего лица и состоянии организма в целом!» Можно подумать, ему не все равно. И какое у портрета может быть разлитие желчи? Бред. У профессора давно появилось ощущение, что он единственный нормальный человек посреди окружающего его дурдома.
Как бы то ни было, Снейп решил все-таки наведаться к Гермионе. Сейчас перед ним стояла дилемма: то ли наброситься на нее с очередным требованием о прекращении ограничения его свободы, то ли сходу огорошить предложением о занятиях зельеварением. На сугубо добровольных началах. Пусть помучается.
Интриганка. Все они интриганки. Гриффиндорки — они такие. Северус бросил неприязненный взгляд на Минерву, строчившую что-то на пергаменте за директорским столом. И чего все на Слизерин нападают? С выпускниками его родного факультета всегда нужно держать ухо востро, и они не подведут — всенепременно оправдают возложенные на них надежды, сделав гадость, а вот от адептов Гриффиндора пакостей не ожидаешь — в этом-то и заключается все коварство их извращенной идеологии. Они ж еще потом будут прикрываться благими намерениями, сотрясать воздух высокими фразами о спасении мира или воскрешении мертвых.
Чем больше профессор размышлял над последним вопросом, тем меньше ему нравилась эта идея. Желания — штука весьма опасная. Кто его знает, как оно все обернется? Периодически перед внутренним взором возникал разложившийся труп в черных лохмотьях, восстающий из могилы. Зомби темных подземелий. Брррр… Хотя, если в Хогвартсе имеется преподаватель-призрак, то почему бы школе не получить и преподавателя-зомби? Потом в голову полезли назойливые мысли о переселении душ. Почему-то бывшему директору совершенно не хотелось оказаться в теле какого-нибудь недоумка. А вдруг он потом еще в Хаффлпафф попадет? Или это вообще окажется «она»? Да, обращение к японской магии — оно чревато. Хотя, Снейп и так достаточно плохо представлял себе механизм ее действия, блондинкой с перманентом он представлял себя гораздо хуже.
Минерва оторвалась от своей писанины. Поправила очки. Тонкие губы ее сжались в линию, а морщины на худом лице проступили резче. В камине появилась голова Поттера, коротко кивнула Северусу и, обратившись к директрисе, произнесла:
— Пора.
Снейпу это не понравилось. Еще меньше ему понравилось, когда Минерва подошла к его портрету, оправила тяжелую темно-зеленую мантию и согласилась:
— Пора.
— Я имею право знать, куда мы направляемся? — поинтересовался Снейп из-под мышки директрисы, проигнорировав сочувственный взгляд Дамблдора и перешептывание остальных бывших директоров, пронесшееся по стенам кабинета. — Конечно, кое-какие подозрения у меня имеются, но мне бы хотелось конкретики.
— Я бы предпочла, чтобы необходимые разъяснения ты получил от Гермионы. Это целиком и полностью ее идея — я всего лишь бегаю с мелкими поручениями: разрешение дать, картину принести, посидеть и послушать твои вопли. Даже рада, что сегодня, наконец, все закончится.
— Ты в этом уверена?