— Присядь рядом, Грейнджер, прошу.
Ее плечи вздрагивают, и она поворачивается ко мне. В руках ее аккуратной стопкой сложено белье. Девушка откладывает всю эту ерунду в сторону и садится рядом.
Мы долго молчим, не зная, с чего можно начать разговор, но она, как всегда находит слова первой.
— Я вижу, тебе немного легче.
Что это? Она не уверена, но ее голос наполнен надеждой. Теплом.
— Сегодня почти не больно, но я даже не знаю хорошо это или плохо.
— Почему?
— Внутри все осталось на своих местах. Лучше ведь жизнь не стала.
— Скажи, Драко, а что случилось с твоими родителями?
— Мамы нет, отец в Азкабане. Его срок — десть лет, что значит — живым ему оттуда не выйти.
— Почему?
— Как долго можно сосаться с дементорами, а Грейнджер, как ты думаешь?
— Я работаю в Министерстве. И знаю, что дементоров изгнали из Азкабана навсегда.
— Ты уверена в своих словах?
— Я работаю секретарем в Аврорате.
— Не сомневался, — волна раздражения вновь будит старый шторм внутри.
— Это теперь не важно, Малфой.
— Не важно?! А что тогда имеет значение?
— То, что тебе лучше, и что сегодня уже поздно, а завтра будет новый день.
— То есть, по-твоему, ты мне помогла? И сколько я так продержусь? Чтобы не побежать за новой дозой? Пойми ты, наивная дура, эти физические страдания ничто, по сравнению с тем, что творится в душе.
— Я знаю, поэтому и не оставила лежать тебя там, на снегу.
— Откуда тебе это знать? Такие как ты в почете, вам теперь открыты все дороги! Вы же герои! Где теперь Поттер? Уизли? Греются в лучах славы, пока такие, как мои родители гниют в тюрьме?
— Откуда мне знать? Малфой, я пью. Пью, как скотина, ныряя в бутылку на несколько дней, а порой, даже недель. Потом прихожу в себя, и ни о чем не думаю…, но мыслям свойственно возвращаться. И ночным кошмарам тоже. И тогда я устраиваю новые алко-марафоны. Я не могла оставить тебя там, потому что мне нужно было попросить прощения, объяснить, что я очень сожалею. Я не предусмотрела всего, не смогла помочь раньше.
Она не лгала, и воняло от нее чем-то крепким. Взгляд девушки был усталым и затравленным — таким, что мои руки не спросив разрешения у хозяина, ухватили ее за плечи и резко уложили сверху. Я неуклюже обнимал ее, пытаясь прижать теснее, пальцы безнадежно запутались в крупной вязке грубого серого свитера, натыкались на ее горячую кожу. Я чувствовал, как она вздрагивает, сдерживая рыдания.
— Ну-ну, успокойся, не вздумай сдаваться. Ты же… если ты сдашься, остальным тогда что делать?
Она задышала ровнее, чуть зарывшись носом в плед, прикрывавший мою грудь.
— Почему ты начала пить?
— Мантия славы оказалась не по размеру и горло давила, — тихо прошептала она, — я верила, что смогу сделать мир лучше, защитить тех, кто в этом нуждается, а вышло наоборот. Знаешь. Я боролась за каждого, кто мог избежать Азкабана, но правосудие нового режима оказалось жестоким к тем, кто хотя бы подозревался в пособничестве Волан-де-Морту. Я и тебе пыталась помочь еще тогда. Именно благодаря моему ходатайству ты избежал суда. Я хотела найти тебя после этого, но ты словно в воду канул. И потом…
Она высвободилась из моих рук и сползла на пол. Ее лицо оказалось рядом с моим. В полумраке, царившем в комнате, я впервые заметил, какие у нее больные глаза. Нет, мне, поверьте, не так уж плохо. Грейнджер кто-то жрет изнутри, и я могу ее понять.
— Я всегда знал, что ты будешь стоять передо мной на коленях, — пытаюсь придать голосу шутливый тон, — вот только надеялся, что ситуация будет иной.
— Мерзкий хорек, — улыбается она, — встал бы ты с дивана и помылся. От тебя несет, как от кучи навоза.
— Деревенская жизнь, Грейнджер, научила тебя разбираться в оттенках запаха дерьма или ты посещала специальные курсы?
В этой перепалке ни грамма злости, и тучи на ее лице расступаются, обнажая солнце взгляда: «Давай, я помогу тебе встать, обними меня за плечи».
— Говоришь, как дешевка, не слишком ли много объятий за вечер?
Но я с готовностью опираюсь о предложенную мне руку.
Надежда.
В душевой пахнет сыростью и дешевым мылом, я улавливаю в этом аромат самой Грейнджер. Ее мочалка и щипчики для ногтей. Я стараюсь хоть немного привести себя в порядок, не глядя в зеркало.
Через полчаса плесканий в кипятке я все же решаюсь.
Проведя ладонью по запотевшей поверхности, вижу отразившегося в нем незнакомца с безумным взглядом и спутанными серыми патлами, ниспадающими ниже лопаток.
Грейнджер колотится в дверь:
— Ты там живой?
— Да, минуту.
Облачившись в предложенный ей розовый халат, я выхожу в комнату.
Она не теряла времени даром. Перед диваном стоял сервированный на двоих столик. Девушка вздохнула и жестом пригласила меня сесть.
Мы ужинали молча, понимая, что, в сущности, нам не о чем говорить, хотя тем для обсуждений достаточно. Гермиона то и дело смотрит на настенные часы и собственные пальцы. На мой подбородок, но никак не выше.
— Неплохо готовишь, — нарушаю я затянувшееся молчание.
— Спасибо. Все очень простое.
Она снова надолго замолкает и вдруг, решившись, частит на одном дыхании:
— Расскажи мне от и до. О том, как ты подсел, и где твоя волшебная палочка. Скажи, что теперь ты намерен делать. И… пожалуйста, просто говори, не молчи.
Мы засиделись за полночь за этим разговором, и она, затаив дыхание, не перебивая, слушала. А я был предельно откровенен с ней, рассказав без утайки обо всем, кроме того, чем мне пришлось платить Блейзу за наркотики. Я рассказал, что потерял способность к колдовству почти сразу, как подсел, а потом лишился и простых навыков. Я предположил, что способности утрачены безвозвратно, и палочку свою я выкинул в одном из приступов наркотического бреда. На следующий день я, конечно, нашел ее в траве возле дома. Разыскал и убрал. Насовсем. Но и сейчас она, наверное, пылится где-то в моей квартире, если хозяйка еще не выкинула вещи на помойку, ведь не платил я за жилье уже давным-давно.
Я пропустил тот момент, когда пальцы Грейнджер оказались в моих волосах и теперь разгуливали в них, пытаясь добраться до затылка. Она гладила меня по голове, и на щеках ее вновь прокладывали русла соленые ручейки. Что-то странное и непонятное зашевелилось внутри, но продумать эту мысль я не успел:
— Тебе нужно постричься, вот так, — и она указала длину, изобразив ножницы пальцами. — Я хочу увидеть тебя таким, каким ты был на шестом курсе в школе.
— Это не смешно, Грейнджер.
— Можно я сама попробую тебя постричь?
…
Она умела делать даже это. Убрав мои волосы собственными заколками, Грейнджер принялась за дело. Быстрыми точными движениями она отсекала лишние пряди. Когда все было готово, и она высушила прическу, я с трудом узнал себя. Нет, я не стал выглядеть намного лучше, но во взгляде появилась жизнь… И дело было вовсе не в стрижке.
Грейнджер улыбалась, опустив ладони на мои плечи.
— Так лучше?
— Так лучше.
…
Я порывался уйти из ее дома несколько раз, лелея надежду, что она попросит меня остаться. И она просила. Не вслух, но молча, она тянула меня за рукав рубашки, а я…
— Грейнджер, зачем я тебе здесь? Ты и так не слишком роскошно живешь. Нравится тебе еще и меня кормить?
— Останься, пожалуйста, — подобно листопаду шуршит ее голос.
И я, ворча раздраженно, возвращался на свой диван, но внутри меня все ликовало. Хотя, признаться, чувство стыда за то, что от меня нет никакой прибыли подгрызало меня изнутри.
…
— Ты не говоришь даже, что я должен работать.
Она не поворачивается ко мне и продолжает смотреть, как огонь танцует над углями в камине.
— Если чувствуешь, что ты готов появиться на людях, я могу попробовать устроить тебя на какую-нибудь незначительную должность в Министерстве. Так, ничего серьезного, но ты сможешь делать что-то.
— Готов, — горячо заверяю я Грейнджер, — но о каком Министерстве может идти речь? Я же Малфой, и думаю, что моя фамилия не позволит мне даже приблизиться к этому месту. К тому же…
— Что?
— Я не могу колдовать.
Она вдруг резко оглядывается на меня и говорит:
— А почему ты так думаешь? Ты ведь давно не пробовал. Возможно, пора наведаться в твою квартиру и поискать палочку?
— Сомневаюсь, что она все еще там.
Но Грейнджер уже не остановить. Она поднимается с кресла и спешит к выходу. Мне не остается ничего другого, как последовать за ней.
Мы минуем квартал за кварталом и молчим, но, несмотря на это, я вдруг понимаю неожиданную вещь: Грейнджер совершенно не стыдится моего внешнего вида, когда сейчас я одет в то самое жуткое пальто, в котором она нашла меня. Девушка, напротив, держится совсем близко, время от времени поддевая мой локоть, чтобы не потерять равновесие на скользкой мостовой. Взгляд ее не добр и походка напряженная, она будто о чем-то размышляет.
— Здесь нужно свернуть, так короче, — нарушаю молчание я, когда мы почти у цели. Грейнджер кивает и дает увлечь себя в пространство между домами.
Как только я оказался в этом месте, недавнее прошлое волной окатило меня, резко ударив в нос запахом помоев. Квартал, по которому мы теперь следовали, стоял сплошной стеной одинаковых серых домов, с замызганными окнами. Изуродованные татуировками граффити тела домов смотрели на нас враждебно темными глазницами не зажженных окон.
Грейнджер опасливо озираясь, ускорила шаг. И ничего живого, кроме тощих кошек, копающихся в мусорных баках, тут нет. Здесь яркими звездами и жизнью горят только глаза моей спутницы. Я должен следовать за ней.
Я беру ее за руку.
— Жуткое место, — шепчет она, когда мы, наконец, добираемся до места назначения. В ржавом замке скрежещет ключ.
По счастью квартиру еще не заселили, и вещи мои тосковали на своих местах. Как только мы перешагнули порог, острое чувство стыда обожгло меня. Я никогда не оценивал свое жилище так, как мог бы на него посмотреть другой человек. Квартира встретила меня запахом чего-то затхлого и кислого, да таким резким, что я в два шага преодолел расстояние до окна и распахнул его настежь.
В комнату ворвался поток ледяного февральского ветра и заметался от стены к стене, будто разыскивая что-то. Игнорируя беспорядок, царивший здесь, Грейнджер тоже приступила к поискам. Она без стеснения копалась в ящиках стола, в комоде и шкафу, попутно раздавая команды:
— Малфой, эта одежда гораздо приличнее, чем теперь на тебе надета. Ты бы переоделся и собрал все, что почище.
Чувствуя крайнюю неловкость, я нахожу свой чемодан и торопливо сбрасываю в него вещи, которые можно взять с собой. От усилий щеки Грейнджер раскраснелись, глаза лихорадочно блестят, но обыскав всю комнату, она так и не нашла палочку. Но девушка не сдается. С упрямством она вновь и вновь хлопает дверцами шкафа и ящиков, залезает под кровать. И я невольно подумал, что, скорее всего все же продал ее или забыл где-то в другом месте, не в комнате.
Я уже готов был озвучить эту мысль вслух, когда Грейнджер, издав победоносный вопль, выбралась из-под кровати. В кулаке ее была зажата моя палочка.
Она стояла напротив меня, освещенная только проникавшим с улицы светом фонарей, и улыбалась. На волосах ее серой тряпкой повисла огромная пыльная паутина, но улыбка сияла яркостью и чистотой. Девушка шагнула ко мне и вложила палочку в дрожащую руку.
— Десять дюймов, боярышник и волос единорога, — прозвучал в подсознании голос Оливандера — будто из другой вселенной. В воспоминаниях я —одиннадцатилетний мальчик — стою в лавке ремесленника и оскорбляю Гарри Поттера. Эту же палочку я направляю в лицо Гермионе Грейнджер несколькими годами позже, и с губ вот-вот слетит непростительное. А сейчас она улыбается мне тепло и шепчет:
— Попробуй, пожалуйста, любое, какое помнишь.
И я шепчу хрипло очищающее заклятье, направив палочку на ее неопрятную прическу. Тонкий сноп искр, и волосы сияют чистотой. Девичьи руки кольцом ложатся на плечи, и она выдыхает:
— Получилось! Хвала Мерлину! Получилось!!!
Я пытаюсь улизнуть незаметно, прыгая через две ступеньки. Грейнджер же останавливает меня у выхода и спрашивает номер квартиры хозяйки. Я негодую: «Зачем тебе это»? А она лишь раздраженно дергает плечом и молвит: «Пойдем туда вместе».
— Ты сама себя слышишь?
— Дела нужно завершать и платить по счетам. Ты считаешь себя слабовольным, Малфой. Но мужество начинается в тех местах, когда ты ставишь точку, там, где еще возможно многоточие.
Хозяйка встретила нас подозрительным взглядом и сигаретой, тлеющей в пожелтевших зубах. Выдохнув в нас струю сигаретного дыма, она произнесла с презрением:
— О, какие люди! Здравствуйте, мистер Малфой, с чем пожаловали?
— Мы пришли вернуть долг, — Грейнджер говорит строго.
С усмешкой и недоверием во взгляде женщина называет сумму. На лице Грейнджер не дрогнул ни один мускул. Она достает свой кошелек и выгребает из него все, что там есть, отсчитывает сумму, и в ее руках остается только две десятки.
— Что ж, господа, я так понимаю, вы теперь будете жить там вдвоем? В таком случае вынуждена предупредить…
— Нет, — резко обрывает ее Грейнджер, — мистер Малфой пришел вернуть вам ключи. Он переезжает.
…
Почти полгода я живу на продавленном диванчике в гостиной у Грейнджер, как ее домашний кот Живоглот, ставший к этому времени столь старым и облезлым, что я с тоской вспоминал, сколько лет прошло с тех пор, как он появился у нее.
…
Уже два месяца я работал в Министерстве, занимая крошечный кабинет под лестницей. Работа бумажная. Ничего необычного и сложного — простая статистика. Почти без колдовства.
А еще мы с Грейнджер завели привычку выходить на прогулку по вечерам. Странное дело, ведь общих тем у нас не прибавилось, по большей части мы молчали, и каждый думал о своем, но я знал: если задать ей любой вопрос — непременно получишь ответ — эта девушка знает всё.
Тот вечер ничем не отличался от прошлого и того, что был неделю назад, разве что в город пришла самая настоящая жара. Грейнджер шла рядом и пила кофе из бумажного стаканчика.
— Послушай, а почему ты перестала общаться с Поттером и Уизли? Я думал, что вы встречаетесь с Роном.
Мне казалось, что она не станет отвечать на такой вопрос, да и не понял сам, к чему мне ответ на него. Просто странно было видеть, как при встрече в коридорах Министерства Магии, бывшие близкие друзья Поттер и Грейнджер холодно кивают друг другу и, не произнеся ни слова, расходятся в разные стороны. Что касается Рона — его она вообще старается обходить стороной.
Грейнджер замерла на несколько мгновений, будто раздумывая, и все же заговорила:
— С Гарри мы не в ссоре. Но с тех пор, как война окончилась, что-то мешает нам общаться, как раньше. Мы не можем оставаться друзьями, слишком разнятся наши взгляды на то, как должен быть устроен мир. К тому же он теперь человек семейный, и нет у нас общих тем, мест для встреч. Поросла травой тропика в детство. Разные мы.
— А Уизли? — упрямо напомнил я.
— С Роном мы действительно встречались. В школе. Потом расстались… хотя… ты честен со мной и имеешь право знать правду: Рон бросил меня, когда я начала пить.
Грейнджер заметно погрустнела и прибавила шаг:
— Пойдем домой, — предложила она, — уже поздно, а завтра рано вставать.
— Но я ни разу не видел тебя пьяной с тех пор, как поселился у тебя.
— Твое присутствие держит меня. Я понимаю, что не должна провоцировать тебя.
— Провоцировать на что? — не понимаю я.
В этот момент сзади раздается резкий сигнал, и мимо на приличной скорости проносится шикарный белый автомобиль. Машина резко сворачивает к обочине и тормозит, подняв в воздух серое облако. Пыль оседает на лощеном глянцевом боку. Мы с Грейнджер, не сговариваясь, останавливаемся.
Дверь автомобиля распахивается, и из салона появляется массивная темная фигура. И уже в следующий миг я удивленно вопрошаю:
— Блейз?
Забини направляется ко мне, приветственно раскинув руки.
— Малфой! Вот так сюрприз, дружище! Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!