Дурмстранговцы шли через Большой зал, чеканя шаг, нога в ногу, ровным строем по три человека в ряд. Ни одного взгляда в сторону, ни одного лишнего слова, ни одной неуместной сейчас улыбки. Северная школа всегда славилась дисциплиной и самоконтролем ее учеников, и каждый из ее студентов сейчас доказывал правдивость этого утверждения.
Так было два года назад, когда ученики этой школы прибыли в Хогвартс во время Турнира Трех Волшебников, так было и сейчас, когда семиклассники Дурмстранга явились в Великобританию для обмена опытом. Разве что в этот раз их проход не сопровождался ни ударами массивных посохов, ни магическим огнем. Им не нужно было производить эффект на эту школу, не нужно было запугивать противников, и в игры играть в этот раз никто не собирался. Напротив, каждый из них знал, в каком положении сейчас находится Магическая Англия, знал, что она стоит на пороге войны и каждый, кто шел сейчас между столов в проходе по обеденному залу под перекрестным взглядом многих британских учеников, был готовы вступить в эту войну и поддержать ее на стороне Министерства. По крайней мере, той ее части, которая еще не подчинилась Волдеморту.
Гарри шел между столов, в центре третьей линии, и лишь краем глаза мог позволить себе разглядывать этот зал. Тут точно застыло время, казалось, что с его четвертого курса не изменилось ничего. Все те же символы Хогвартса на стенах, все те же четыре стола разных факультетов, все тот же зачарованный потолок. Когда-то это место стало для него домом, первым и, как бы там ни было, до сих пор самым любимым.
Когда-то это место стало для него самым большим разочарованием. Он никогда не вернулся бы сюда снова, если бы только исход этой войны мог как-то решиться без его участия. Он бы остался там, в Болгарии, сдал бы экзамены вместе со своим новым курсом, потом поступил бы на службу в Драконий отряд, аналог британского аврората, и, наверное, так бы и прожил всю свою жизнь там, вдалеке от Англии. По крайней мере, здесь не было ничего, к чему он хотел бы возвращаться. Ни одного человека, которым он дорожил бы.
«Считай, что ты делаешь это в память о родителях, » — сказал тогда Сириус, и Гарри с трудом сдержал грубую брань. Крестный всегда знал, на что надавить. Сколько бы времени не прошло и как бы сам Поттер за это время не изменился, Сириус Блэк всегда находил к нему ключик. Гарри любил и ненавидел его за это практически в равной степени.
Каркаров остановился где-то впереди, взмахнув рукой, и строй дурмстранговцев остановился в тот же миг, не сбив ни одного ряда.
Из-за преподавательского стола, перед которым они все и выстроились, поднялся директор Дамблдор и широко, по-отечески улыбнулся.
— Дорогие друзья! Мы рады, что в этот день дали плоды ростки нашей дружбы, которая…
Гарри поджал губы и опустил глаза в пол — большее, что позволяла ему дисциплина. Он не хотел видеть директора и не хотел слушать его. Тогда, когда Альбус Дамблдор был по-настоящему нужен Гарри Поттеру, он не стал помогать. Теперь Гарри Поттер был нужен Альбусу Дамблдору. И хотя Сириус Блэк на пару с Каркаровым решили удовлетворить это желание, раскрывать все карты никто из них не спешил. Сириуса никто никогда бы не узнал под обороткой, а самого Гарри… ну что ж, чтобы его никто не узнал, хватило коротко остриженных волос, маскирующих чар на шраме и зелья, которое навсегда исправило прежде плохое зрение. Никто из тех, кого Гарри когда-то считал друзьями, не признал бы в нем теперь того самого Поттера. Впрочем, они были бы почти правы, он уже несколько лет и не был им. Теперь он был Гарри Блэком, законным преемником и наследником Сириуса Блэка, получившего гражданство Болгарии.
Речь директора, как всегда возвышенная и патетичная, подошла к концу, и дурмстранговцы, как и когда-то в 1994 году, расселись за столом Слизерина. Усаживаясь, Гарри не удержался и бросил короткий взгляд на стол Гриффиндора. Рон кидал на гостей хмурые взгляды, а Гермиона и вовсе не интересовалась ими, поглощенная какой-то очередной книгой. Что ж, что-то, видимо, не меняется. Парень чуть усмехнулся этой мысли и, уже отворачиваясь, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Моментально сумев определить направление, он вскинул глаза и встретился с внимательными, прищуренными глазами Драко Малфоя. Тот смотрел въедливо, пытливо, но Гарри не собирался играть с ним в гляделки. Быть может, давно, года два назад, он не спустил бы этого Хорьку, но сейчас ему было это не интересно. Поттер-Блэк сухо улыбнулся ему и отвернулся к своей тарелке.
Он хотел бы полностью сосредоточиться на еде, но правда состояла в том, что старые воспоминания лезли в голову с упорством, достойным лучшего применения. Они отбивали аппетит, заставляли хмуриться и пробуждали к жизни обиду, которую, Гарри казалось, он давно забыл. Что ж, как выяснилось, это было не так.
Он до сих пор помнил тот день в малейших подробностях.
*
Когда кубок вернул их… их… нет, его и тело Седрика обратно в Хогвартс, когда затих опешивший оркестр, когда люди бросились к ним, не решаясь подойти ближе, но отступая кольцом, Гарри еще ничего не понимал. Он просто стоял на коленях рядом с телом, безучастно ожидая… сам не зная чего. И когда Дамблдор раздал всем первые указания, когда затих плач мистера Диггори, когда люди разошлись, а друзья так ни разу и не подошли к нему, мальчик просто позволил директору взять себя за плечи и увести к себе в кабинет.
Как они дошли до школы, как поднялись до нужного этажа — Гарри не помнил. Просто неожиданно он увидел перед собой Фоукса и растерянно замер, не понимая, откуда внезапно около лабиринта взялся феникс. А когда осмотрелся, то понял, что это не феникс появился около места третьего испытания, а он сам не заметил, как пришел в знакомый с младших курсов кабинет. Это было так же неожиданно, как и то, что на самом деле Гарри сидит в кресле, а напротив из-за стола, грустно улыбаясь, на него смотрит Альбус Дамблдор.
— Гарри, ты…
— Там был Волдеморт! — словно ожив, вдруг вскрикнул Гарри, вскакивая с места. Дрожащие ноги подкосились раньше, чем он успел что-то понять и тут же, словно мешок с картошкой, Поттер повалился обратно.
Директор только тяжело вздохнул.
— Я знаю, мой мальчик, я знаю. Мы все очень скорбим по юному Диггори, но…
— Профессор, там был Волдеморт! — в отчаяние вскричал Поттер, не понимая, как директор может быть так спокоен. — Он возродился! Они убили Седрика, и он возродился из-за меня! Они взяли мою кровь и… и что-то еще. Кажется, кость и… руку! О Мерлин, этот ублюдок, Хвост, отрезал себе руку и… а потом кинул что-то в котел и оттуда вышел Волдеморт! А потом он созвал Пожирателей, и их было там… о нет, нет, их было много, их было больше, чем я думал! И там был Люциус Малфой, он тоже Пожиратель Смерти! И…
— Гарри, пожалуйста, успокойся. Выпей чаю, — голос директора все еще звучал мягко, но теперь в нем появились настойчивые интонации. — Ты многое пережил сегодня, тебе нужно отдохнуть, успокоиться и…
— Нет! — Гарри снова вскочил на ноги, но на этот раз, помня о недавнем падении, сразу подался вперед, опираясь о стол и почти нависая над директором. — Нет времени на этот чертов чай! Мы должны немедленно сообщить в Министерство, что Волдеморт жив! Они должны начать поиски! И он еще… мне кажется, он еще должен быть слаб и, если сделать все прямо сейчас, если не терять времени, то можно…
— Гарри! — голос старика впервые прозвучал так громко и угрожающе, что Поттер опешил. Он удивленно отшатнулся от стола и тут же снова бухнулся в кресло, во все глаза глядя на директора. Тот снова мягко и печально улыбнулся мальчику, но взгляд его теперь изменился. Директор даже смотрел строго и непреклонно. — Ты еще плохо себя чувствуешь, мой мальчик, и мало что понимаешь. И ты еще слишком юн, чтобы знать, как все устроено в этом мире. Магический Мир еще не готов к возрождению Темного Лорда, и, пока тот бездействует, мы ничего не добьемся, сообщая о его возвращении. На самом деле, мы можем только понести большие потери. Я попросил бы тебя успокоиться и молчать о том, что ты видел. Ты не должен об этом никому говорить. Я бы попросил тебя не говорить об этом даже своим друзьям, но, боюсь, это невыполнимо, но всем остальным…
— Ясно, директор, — если бы только Гарри не был сейчас так взволнован и так разочарован, он бы сам удивился, как зло и горько прозвучал его голос. — Вы будете ждать новых жертв. Одного Седрика для вас недостаточно. Я понял, директор. Я устал и должен идти. Всего хорошего.
— Гарри, мальчик мой, подожди!
Но Поттер больше не слушал Дамблдора. В сердце оседала горечь разочарования. Он еще не успел оправиться от потери человека, которого если и не считал своим другом, то воспринимал хотя бы хорошим приятелем, как внезапно получил новый удар — предательство от человека, которого так уважал.
Сейчас у Гарри не было сил даже на то, чтобы подумать над словами директора, но интуиция подсказывала ему, что, даже хорошенько обдумав слова Дамблдора, согласиться с ними он не сможет. Возрождение Волдеморта было опасно для всех, и скрывать его было настоящим преступлением.
Это было так глупо, так нелепо и так не вовремя, но Гарри сейчас ужасно хотелось выплакаться. Выплакать всю боль и весь ужас, которые он пережил буквально только что и с которыми до сих пор не удалось до конца справиться. Холод кладбища, необратимость потери, трепет и отчаянье встречи с призраками людей, которых он никогда не знал живыми. Хотелось выть раненным зверем за пологом своей кровати и плакать, плакать, плакать, пока не выйдут все силы и он не свалится в сон без сновидений. А еще хотелось, чтобы в этот момент друзья были рядом. Чтобы Гермиона гладила по голове, а Рон сидел рядом, и пусть Гарри будет хоть тысячу раз слабаком в их глазах, они были нужны ему, как никогда прежде!
Они были единственными, к кому он шел в Гриффиндорскую башню. Но стоило ему произнести пароль и шагнуть за раму портрета, как в него впились десятки встревоженных и настороженных глаз. В первый момент Гарри решил, что они боятся за него, но быстро понял, что это не так. Кто-то держал руку в кармане, напряженный и готовый к удару, а кто-то, вовсе не скрываясь, держал палочку на коленях. И в этот момент Гарри стало жутко настолько, что, казалось, даже там, на кладбище, рядом с Волдемортом, было не так плохо.
Все они боялись не «за» Гарри, а его самого.
Поттер замер на пороге, растерянно и болезненно оглядывая своих друзей и софакультетников. Он нашел глазами Гермиону и мысленно выдохнул, увидев, что она не сжимает в руках палочку. В отличие от Рона и Джинни, которые стояли за ее спиной.
Гермиона была встревожена, напряжена, она не спускала с него глаз, но все-таки была безоружна. Гарри с облегчением перевел дух, сделал было к ней шаг, но в тот же миг Грейнджер охнула, отшатнувшись назад, а палочки двух Уизли из-за ее плеч указали прямо на него. Кто-то в гостиной вскрикнул, кто-то тоже вскинул палочку, и Гарри замер под их прицелом, болезненно зажмурившись.
— Гермиона… — чуть слышно выдохнул он, сам еще не зная, что хочет сказать.
— Гарри, — ее голос сорвался, и в нем послышался всхлип. — Гарри, я понимаю, ты многое пережил за… за всю свою жизнь и… но… Гарри, как ты… что ты… что произошло?
— Волдеморт.
Он боялся открыть глаза и боялся сказать хоть что-то, длиннее одного слова, уверенный, что не справится с голосом и разрыдается прямо тут. У всех на глазах.
— Неправда! — Даже сквозь закрытые глаза Гарри узнал истеричный визг Лаванды Браун. — Тот-кого-нельзя-называть мертв, все это знают! Прекрати прикрываться им и скажи правду!
— …правду, — чуть слышно шепнул Гарри, не в силах добавить к этому даже простое «я говорю».
Гермиона снова всхлипнула:
— Гарри, пожалуйста. Мы все хотим тебе верить… хотим знать, что произошло… Но мы видели, ты заколдовал Крама, пропал вместе с Седриком, а потом ты и… он… о, Мерлин, бедный Седрик!
Она разрыдалась, послышалось какое-то шевеление, шелест одежды. Наверное, ее обняла Джинни. Или Рон. Гарри не хотел открывать глаза, чтобы проверять это. А еще он не хотел оправдываться перед ними. Перед теми, кого он считал друзьями, но кто так легко посчитал его убийцей. И все-таки он сделал еще одну попытку, набрал в грудь побольше воздуха и попытался хоть что-то объяснить.
— Крам был под Империо. Кубок — портключ. Мы перенеслись на кладбище, и там Хвост… Волдеморта… И он призвал Пожирателей Смерти. Мы дрались и… я сбежал с Седриком. Он попросил меня забрать его тело, — он говорил медленно, отрывисто, не открывая глаз. И чувствовал себя настоящим героем именно сейчас, когда сумел произнести так много слов, не сорвавшись.
— Ты сам себя слышишь?! — Крик Рона был не хуже пощечины. — Ты хочешь сказать нам, что Тот-кого-нельзя-называть ожил?! Да такого не бывает! Это не сказки, Гарри, мертвые не оживают! Но даже если предположить, — предположить! — что это правда, ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты сражался с самым сильным темным волшебником и выжил?! Просто ушел?! А про то, что Седрик сам попросил тебя… кто, его призрак?! Это смешно! Или он просил перед тем, как ты убил его?!
Обвинение, читающееся у всех во взгляде, было произнесено вслух, все охнули, а Гарри распахнул глаза, с ужасом глядя на лучшего друга. Бывшего лучшего друга.
— Ты так считаешь? — его голос все-таки сорвался, но Поттер не обратил на это внимания.
— Да, черт возьми!
Рыжий весь покраснел, крепче обнимая Гермиону, которая уже вовсю рыдала на его плече. Гарри как-то отстраненно заметил про себя, что она все-таки приняла помощь не от Джинни.
Его лучшие друзья вдвоем успокаивают друг друга и считают Гарри убийцей. Не верили, не давали шанса. Еще недавно он так хотел выплакаться рядом с ними, единственными людьми, которым мог доверить все, даже свою слабость, а теперь у него не было сил на них даже смотреть.
Он выжил, встретившись с Волдемортом. Но стоило ли это того, если вся его жизнь рухнула в один момент?
Гарри молча обвел всех взглядом и еще раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, прежде, чем снова заговорить. Тихо, но уверенно.
— Вы все можете думать, что хотите. Каждый из вас. Я не буду перед вами оправдываться за то, чего не делал.
И, развернувшись, ушел прочь.
Гарри не знал, где собирается спать оставшиеся несколько дней до отъезда, но в гриффиндорскую башню он намеревался вернуться только за вещами.
Гарри не помнил, сколько времени бродил по этажам, не знал, сколько прошло времени и как ему удалось не попасться ни Филчу, ни старостам. Так же, как не понял, на каком этаже находился, когда в стене неожиданно появилась дверь, а за дверью оказалась маленькая комнатка, в которой из всей мебели была единственная, но очень уютная на вид кровать. Все, что было сейчас нужно Гарри. Он просто лег на нее и позволил остаткам сил покинуть себя.
Следующий день не принес облегчения, не обратил все события ужасного «вчера» в пусть ужасный, но всего лишь кошмар. Стоило только Гарри, уже готовому непонятно за что извиняться перед друзьями, войти в Большой Зал на завтрак, как он потонул в волне чужого страха, недоверия и ненависти. Хаффлпаффцы не сводили с него глаз, даже не пытаясь прятать палочки, Чжоу вскрикнула и разрыдалась, стоило ему только перешагнуть порог, а гриффиндорцы подобрались и напряглись, будто надеясь, что он пройдет мимо. Весь мир вдруг стал нелепым кошмаром, который не стоил того, чтобы уходить с кладбища живым.
Сам не зная зачем, мальчик обернулся к слизеринскому столу, ожидая встретить все те же страх и ненависть, но почему-то не увидел ни первого, ни второго. Слизеринцы были насторожены — и да, Гарри чувствовал, что они опасаются его, но это был вовсе не тот страх, который излучали все остальные факультеты. Пытаясь понять, в чем разницы, он отыскал взглядом ненавистного Хорька, почти готовый к привычным насмешкам, но Малфой смотрел спокойно и внимательно. Не отпуская взгляда Поттера, он медленно опустил веки, словно соглашаясь с чем-то, неведомым Гарри, но прежде, чем Хорек снова открыл глаза, мальчик поспешил отвернуться. Он внезапно перевел для себя их опаску, понял ее истинный смысл — не страх перед подлым убийцей, как на остальных факультетах, а осторожность перед сильным хищником. Но Гарри не был хищником! Он не был ни убийцей ни, черт его побери, вожаком этой змеиной стаи!