Гарри так увлекся собственными впечатлениями, что ткнувшийся ему в висок нос Джона стал для него неожиданностью. Но как тот говорил! Возбужденно, сбивчиво, тяжело дыша и почти умоляя — Гарри, кажется, за эти дни ещё не помнил его таким и почему-то мысль о том, что это все из-за него, Поттера, невероятно воодушевила последнего. Всё это время Гарри был жертвой, а Джон — шантажистом, почти победителем. Он вёл, задавал правила, говорил, что хотел, видел тоже всё, что ему захочется. Даже вчера, хотя Гарри и сам решал, что делать, Джон всегда мог остановить или оттолкнуть его. Но сейчас Гарри отчетливо и с поразительной ясностью ощутил, что власть в его руках. Что если он откажет — Джон отступит, как бы ему не хотелось воспротивится. Что он послушается, что бы Гарри не сказал, и только ему решать, что будет дальше и будет ли что-либо.
Как бы им обоим не хотелось продолжения.
— Чего ты хочешь? — выдавил из себя Гарри, поражаясь тому, как сложно было разлепить губы и как же хрипло и низко звучал собственный голос. Да уж, глупо было врать, что ему самому не хотелось чего-то большего, чем массаж, но поддаваться желаниям казалось неправильным. Ради себя — неправильным. Но… у Джона же это последние дни, да? И он был вовсе не так уж плох. Он же не виноват, что влюбился в гетеросексуала Гарри Поттера. Даже если это на самом деле Малфой — не виноват.
— Просто доверься мне, — с придыханием так же хрипло прошептал Доу. — Просто поверь мне, а я обещаю, что не буду тебя… что… без секса. Обещаю — никакого секса.
— Звучит угрожающе, — не удержавшись, глухо рассмеялся Поттер.
— А ты… хочешь?
В голосе Джона слышалось неверие пополам с такой надеждой, что Гарри было почти стыдно, когда он поспешно выкрикнул:
— Нет! — и, словно пытаясь загладить свою вину, быстро добавил: — Но то, о чём ты просишь, если без секса, то… ну… хорошо.
— Спасибо.
И Гарри не успел опомниться, как Джон схватил его за подбородок, повернул голову и впился в губы страстным, жадным поцелуем. Таким требовательным, таким ненасытным и нетерпеливым, что в голове помутилось. У Гарри даже мысли не возникло вырваться, отстраниться или укусить нагло протолкнувшийся в его рот язык. Всё, что сделал Гарри — ответил на этот поцелуй с той же страстью, какую обрушил на него Доу. Переплетаясь с ним языками, выталкивая тот из своего рта только для того, чтобы собственным протиснуться между губами Джона, он даже не думал сопротивляться. По крайней мере, первые секунды, пока не начинал прорываться обратно.
Этот поцелуй так захватил Гарри, что он не заметил, как Доу подхватил его поперек живота и толкнул под колени, заставляя приподняться, вскидывая зад. Он не понимал, в какой позе оказался, и не думал, зачем бы это было нужно Джону, полностью растворяясь в поцелуе, пока тот внезапно не сделал сразу две вещи — обхватил член Гарри и протолкнул скользкий палец между ягодиц, начав поглаживать и разминать изнутри.
Поттер вздрогнул, отпрянул, разрывая поцелуй и почти обиженно выдавил:
— Ты… обманул…
— Ни за что! Не в этом! — поразительно горячо отозвался Джон. — Только пальцы, Гарри. Ничего, кроме них, но я сделаю так, что ты имя свое забудешь.
И не дав ему ни ответить, ни опомниться, вновь захватил губы. Впрочем, Гарри был почти благодарен ему — он знал, что должен был бы возмутиться, но вовсе не был уверен, что смог бы. Да и чёртов змей не обманул — это и впрямь не был секс. Как он там сказал? «Отвлек петтингом»? Ну что ж, да. Некоторые это вовсе и сексом не считали, а то, что пальцы в заднице — это ерунда, не член же.
А Джон точно знал, что делать с руками и доверенным ему задом. Гарри не уследил, в какой момент в нём стало скользить уже два пальца, но увеличивать их количество дальше Доу, кажется, не собирался. Впрочем, ему и двух было более чем достаточно, но вовсе не по той причине, по которой хотелось бы самому Гарри. Два пальца в заднице, гладящие и мнущие стенки и постоянно возвращающиеся к месту внутри, полному невероятного наслаждения, доставляли столько удовольствия, что о большем и мечтать не стоило.
Про простату Гарри знал, но то, что это может быть так прекрасно, даже подумать не мог.
Впрочем, двигающаяся по члену ладонь и иногда поглаживающий головку большой палец тоже добавляли немало удовольствия в этот коктейль.
И поцелуй… Он тоже был частью всего этого удовольствия, и когда Джон оторвался от его губ, Гарри сам потянулся за ним.
— О Мерлин, Поттер! — хрипло рассмеялся тот, но лишь легко чмокнул его в губы, — Я же слышу, как ты дышишь! Я меньше всего хочу задушить тебя своей любовью.
— Чт… — пораженно выдохнул Гарри, распахивая до того закрытые глаза, но, разумеется, повязка оставалась все такой же непроницаемой.
Джон ничего не ответил, но руки его задвигались быстрее и моментально выбили почти все мысли из головы Гарри. Почти все, кроме одной единственной, накрепко засевшей — «любит». Гарри и сам был в этом почти уверен и даже сочувствовал влюбленному в него Доу, но предполагать, даже практически не сомневаясь в своей правоте, и услышать оказалось двумя совершенно разными вещами.
Однако Джон очень старался доставить Гарри удовольствие, и в итоге волна наслаждения смыла и эти последние мысли, так и не дав ему разобраться в собственных чувствах.
Откуда поднялась последняя волна наслаждения и чем именно была вызвана, Гарри так и не понял. Не то пальцы в заднице сделали свое дело, не то кулак на члене, но он задрожал, выгибаясь дугой в руках Джона, и, наконец, кончил. Обессиленный и опустошенный, он перевернулся на спину и обмяк на влажных простынях. И даже не напрягся, почувствовав, как Джон приблизился к нему, перекидывая ногу через бедро и нависая сверху.
— Я… сейчас… немного… — прошептал он хрипло, тяжело дыша, и по звукам Гарри понял, что он дрочит.
Потянувшись, Гарри расслабленно погладил его ноги, которыми Доу сжимал его бедра, затем поднялся от колен выше, сжал левой рукой талию, а правой скользнул дальше, накрывая своей ладонью быстро работающий кулак Джона.
— Давай, — выдохнул Гарри и выгнулся под ним, подставляясь и уже зная, куда прольется сперма его шантажиста.
Казалось, что именно этого «давай» Джону хватило, чтобы глухо застонать, тоже мелко задрожать под руками, а потом Гарри почувствовал, как извергнутая жидкость выплеснулась ему на грудь несколькими теплыми струями. Он удовлетворенно улыбнулся, вновь опустился на кровать, а затем, недолго думая, дернул за талию Джона, роняя его на себя.
— Целуй, — потребовал Гарри, и чужие губы тут же накрыли его.
Теперь Джон целовал совсем иначе — медленно, нежно, благодарно. То ласково прикусывая нижнюю губу, то обводя её языком. Ластился, как кот, и Гарри очень хотелось рассмеяться, радостно и легко, но он сдерживал себя, боясь, что Доу поймет его неправильно.
Они целовались долго, очень долго. Так долго, что расслабленная нега постепенно отступила, и они оба начали приходить в себя.
Наконец, Доу скатился с Гарри и лёг рядом, впрочем, так близко, что они соприкасались ногами, бедрами и плечами.
— Спасибо, — прошептал Джон, и Гарри, пошарив по простыне, нашёл и сжал его руку.
Доу ответил легким пожатием, но почти сразу отпустил и высвободил свою, почему-то ужасно огорчив этим Гарри. Так огорчив, что тот приподнялся на локте и повернулся к темноте, в которой должен был таиться его шантажист.
— Что такое?
— Оставляю себе шанс не сдохнуть через два дня, — отшутившись, рассмеялся Джон, но Гарри расслышал в этом смехе грустные нотки.
Он глухо сглотнул и поспешно вернулся в прежнее положение. И верно, только два дня. У них осталось только два дня. Это было самое правильное из всего неправильного, что происходило в этой комнате. Так и должно было быть. Гарри не должен об этом забывать и не будет ничего менять.
Джон какое-то время лежал рядом, не то приходя в себя, не то ожидая чего-то, затем хмыкнул как-то невесело и поднялся.
— Мне пора, Гарри. Завтра как всегда, и постарайся хоть раз не опаздывать. Не то, чтобы я настаивал, но…
— Я постараюсь, — как-то слишком жарко пообещал он, и на этот раз в смешке Джона было больше тепла.
— Ты такой дурак, Гарри. Просто удивительно, как я умудрился так…
— Что? — Гарри аж приподнялся, но Джон уже замолчал и, насколько Гарри успел изучить его, вряд ли продолжит.
Так и было.
— Ничего, всё нормально. До завтра, — Джон подошел к кровати, наклонился, прикоснулся к губам легким поцелуем, а затем аппарировал.
Гарри же снова откинулся на кровать, стянул с глаз ленту и невидящим взглядом уставился в потолок. Ещё два дня, а затем Джон уйдет точно так же, чтобы уже не вернуться. Гарри мог бы исправить это, предложить ему встретиться вне этой недели и этих условий, позвать на свидание, но… это было неправильно. Мало того, что Джон был мужчиной, так ещё Гарри совершенно не знал, кто это.
Если, конечно, не считать подозрений, что это может быть Драко Малфой.
Гарри хмыкнул и нахмурился: почему в этот раз он не сказал Доу, кого в нем подозревает? На третьей встрече, помнится, он брякнул про Малфоя сразу же, как только ему это пришло в голову.
Ответ пришел слишком быстро, и Гарри и сам был не рад этому — на этот раз ему было, что терять. В третий раз у него ещё был только шантажист, не такой страшный, как сначала, но всё-таки ещё не слишком ценный.
Теперь у Гарри был «его шантажист», с которым у него осталось только два вечера и терять которые он не хотел ни в коем случае. Даже если имел дело с Малфоем.
========== Часть 7 ==========
Гарри тяжело выдохнул, оперся локтями о край стола и запустил пальцы в и без того растрепанные волосы. Перед ним лежал раскрытый пергамент, на котором легким, летящим почерком было написано всего несколько слов: «Согласен. В 14:00, на стадионе».
Что там Гарри вчера думал? Что к утру все его помутнения должны бы уже отпустить? Что ж, если они и отпустили, то успели оставить после себя неизгладимый след. Да и не был Поттер уверен, что и впрямь все вчерашнее сумасшествие осталось во вчера.
Зачем, вернувшись домой, он написал Драко Малфою письмо, с не то приглашением, не то вызовом сыграть в квиддич, Гарри толком не мог объяснить даже себе. Просто, когда вчера вечером он вернулся, на него нашло… что-то. Он и себе это толком объяснить не мог, понял только, что ему было бы интересно еще раз пообщаться с Малфоем в, так сказать, нерабочей обстановке. В самом деле узнать его лучше. Понять. Сравнить…
На последней мысли Гарри резко обрывал себя; он так часто делал это за вчерашний вечер и ночь, что успел почти привыкнуть.
Тем не менее, небольшая серая сова, которой Поттер с горем пополам обзавелся только полгода назад и которую до сих пор звали Сова, успела унести в ночь короткое послание.
Ответ пришел только утром, когда Гарри его уже не ждал и, в очередной же раз, не мог определиться в собственных чувствах. Радуется ли он этому? Огорчается? Казалось, что его метало из крайности в крайность, пока Сова не вернулась с ответом и Поттер не схватился за голову. Теперь он точно знал, что чувствует — он в ужасе. Зачем он это сделал? Что будет делать теперь? О чем говорить с Малфоем? Как играть с ним? В конце концов, что ответит, когда Драко спросит, — а он обязательно спросит! — что это вообще было за странное предложение?
— Буду врать, — вяло ответил сам себе Гарри, невесело усмехаясь и нервно собирая волосы в кулак.
Осталась сущая малость — придумать, что врать.
*
Когда в четыре часа дня Гарри, затянутый в новую, чуть скрипящую кожаными накладками, квиддичную форму, с любимой метлой наперевес, стоял на поле, он, конечно же, так и не придумал, что ответить Драко. Хуже того, к себе у него появилось еще больше вопросов, один из которых звучал так: «Уж не для того ли, чтобы произвести впечатление на Драко-Хорька-Малфоя я угробил утро на покупку новой формы?». Ответ, ожидаемо, не находился.
— Поттер!
Гарри вздрогнул и поспешно обернулся.
Драко был… черт.
Гарри всегда знал про себя, что он не интересуется парнями. Он мог признать, что Виктору Краму, к примеру, тренировки идут на пользу или что ловец «Соколов» по праву светится голым торсом с рекламных постеров «Только квиддич», но Поттер всегда оценивал скорее форму, чем красоту.
Что Доу сделал с ним за эти пять дней, было страшно даже представить, но хуже всего стало сейчас, когда первое, о чем подумал Гарри, это что Драко — красивый.
Тем не менее, как бы Поттер не увиливал или не оправдывал себя, спорить было бесполезно — Малфой был чертовски хорош, и форма ему шла сейчас не в пример лучше школьной. Узкие зеленые штаны, высокие кожаные сапоги на шнуровке до самого колена, такая же изумрудная рубашка с кожаным нагрудником поверх и распахнутая мантия, короткая спереди и длинная сзади. Волосы не то, что не уложены, как бывало обычно, казалось, что даже растрепаны они были намеренно. Но больше всего этого Поттера поразила улыбка, которую он даже представить не мог на лице Малфоя — широкая, азартная, предвкушающая. Он шел легкой, какой-то пружинистой походкой, закинув на плечо изящную метлу, кажется, последней модели гоночный Нимбус, и весь словно бы светился.
Гарри хотелось протереть глаза, но вряд ли это смотрелось бы нормально.
Впрочем, он и без этого сумел выставить себя идиотом.
— Что, Поттер, язык проглотил? Не ожидал, что я в самом деле приму вызов? Так прости, герой, у меня давно руки чешутся взять реванш, — Малфой как-то залихватски усмехнулся и в какой-то момент Гарри с ужасом показалось, что тот сейчас ему подмигнет.
Малфой не подмигнул. Пронесло.
— Ты… — наконец начал он, но первые же звуки вырвались сдавленными и хриплыми, так что Гарри поспешно откашлялся, чтобы закончить: — давно хотел?
— Ну, знаешь, — Малфой небрежно махнул рукой, но Гарри показалось, что он смутился, — все эти школьные рассуждения о том, как я вот-вот уделаю Поттера. Жаль, мы играли раз в сезон, и я не успевал проверить на тебе все это множество подлых приемчиков. Очень мило с твоей стороны предложить мне отыграться.
— Давно надо было попросить, Малфой, я всегда готов, — неожиданно задорно усмехнулся Гарри.
Что он, в самом деле? Нашел, кого бояться и перед кем робеть. Вот еще! Это ж Малфой, вертлявый Хорек! Знал его Гарри, не знал, но есть вещи, которые не меняются, и грязные приемы в игре в квиддич — одни из них.
— Ну что, полетели, если не боишься лишиться последних оправданий своим проигрышам? — весело подстрекая, поинтересовался Гарри, уже седлая метлу.
— Мечтай, Поттер!
И, одним движением скинув с плеча метлу, тот буквально запрыгнул на нее и с места сорвался вверх.
*
На землю Гарри ступил только спустя четыре часа и, надо сказать, в первый момент чуть не свалился, настолько тяжелым и неподъемным показалось собственное тело и до такой степени гудели ноги.
Поттер иногда летал, что называется, для души. Здесь, на стадионе или аппарировав подальше от любых населенных пунктов, парил над лесами и полями в каких-нибудь милых английских пейзажных местностях, накладывая на себя отводящие чары и, изредка, отпуская в небо снитч. Наивный идиот, прежде именно это он самонадеянно именовал «тренировками» и почти гордился собой, что, в отличие от того же Рона, находит на них силы и время.
Как же он ошибался! Неторопливо, почти лениво купаться в небе, иногда припуская за показавшимся невдалеке снитчем, ни в какое сравнение не шло с этой бешеной гонкой, когда против тебя играет настоящий ловец. Когда сердце бьется сразу в висках, горле, груди и пятках, когда задыхаешься от азарта и адреналина, а ноги сводит от силы, с которой ты цепляешься за крепления, то уходя в пике, то выжимая максимальную скорость, то вовсе балансируя чуть ли не на древке.
Гарри поймал снитч два раза, Малфой пять, и это в самом деле был разгромный счет.
Поттер как раз пытался вспомнить, как пользоваться ногами и передвигаться в одной плоскости, когда рядом с ним спикировал возбужденный, веселый Драко и спрыгнул с метлы с той же легкостью, с какой заскочил и в начале.