— Почему нет?! — наконец, огорченно и возмущенно вскинулся он.
— Ты не заслужил, Поттер. Я, знаешь ли, не бесплатная шлюха, чтобы отдаваться тебе по первому же твоему требованию, а ты недостаточно хорошо ведёшь себя, чтобы безоглядно доверяться тебе.
— Но ты сказал, что всё можешь мне позволить! — обиженно отозвался Гарри. А проговорив это вслух, обиделся ещё сильнее.
Даже захотелось ссадить Джона с колен, отодвинуться, сложить руки на груди и надуться, но это было бы совсем уж глупо и по-детски. Но хотелось отчаянно.
— Сказал, — голос Джона звучал почти спокойно, но Гарри уловил в нем легкое недовольство. — Однако это не значит, что ты можешь вытирать об меня ноги.
— Да я не вытирал! Я…
— Хватит, Поттер. Я могу позволить тебе всё, но это не значит, что когда ты ведешь себя, как козел, ты получаешь всё, что хочешь. Не заслужил — значит, не заслужил. Лучше бы ты не спорил, а пытался исправиться.
Гарри открыл было рот, чтобы что-то ответить, но тут же закрыл его. Это правда было просто смешно. И этот их спор, и то, что он вообще обижался. Не хочет Джон, чтобы Поттер его трогал — ну и не надо. Можно подумать, Гарри тут больше всех нужно!
Пожалуй, сейчас он как никогда был уверен, что имеет дело с Хорьком, вредным и противным.
Не справившись с собой, Гарри всё же заерзал на месте, спихивая с колен своего шантажиста, и, как и хотелось, отодвинулся подальше, вжимаясь в подлокотник и хмуро отворачиваясь в сторону.
Джон слева хмыкнул, зашуршала одежда, когда он подвинулся, с правого бока стало теплее, а потом он и вовсе навалился хмурому Гарри на плечо и игриво прикусил мочку уха.
— Ты не заслужил, Гарри, но не думай, что я не оценил твоего желания. Ну и ещё, чтобы ты не обижался, я открою тебе маленький секрет — не так уж я на тебя и зол уже. Но нужен же мне повод, чтобы самому трогать тебя? Отвратительно это признавать, но ты прав — у нас осталось всего ничего времени, и если за эти пару дней не случится чуда, то я так тебя и не завоюю. А если я тебя так и не завоюю, то в моей долгой жизни будет полно людей, которые будут трогать меня, пусть и не так хорошо, как это делаешь ты. А вот сам я вряд ли когда-нибудь ещё к тебе притронусь.
— Трогать тебя? — поспешно обернулся Гарри, разом забыв про свою обиду.
Джон хохотнул, но как-то невесело.
— А вы что считали, господин аврор? Что когда моя неделя закончится, и вы предпочтете забыть меня, как страшный сон, я приму целибат, а то и вовсе постриг, подавшись в монахи к магглам? Что ж, прости, Гарри, если ты думал обо мне лучше, чем я есть. Я реалист, да и тебе заблуждаться ни на мой счет, ни на чьей-либо ещё не советую.
Гарри не знал, что ответить на это. Он вовсе не находил, что сказать, да и что именно чувствует по этому поводу, рассказывать вряд ли решился бы.
Конечно же, Джон был прав, и конечно же, Гарри не ждал, что тот будет вечно хранить верность человеку, которому он не нужен. Это было глупо. А ещё очень жестоко и очень печально. Гарри ни за что никого не хотел бы обрекать на это и уж точно не желал, чтобы толпы его фанатов были верны ему одному.
Но вот Джон… почему-то было очень обидно думать о том, что он будет с кем-то ещё. Что перед кем-то другим он будет так же открыт, кого-то другого будет так же ласкать. Для другого человека он будет устраивать свидания, о другом будет заботиться. Кормить и слушать его, утешать и подкалывать. И этот стыдный, но совершенно волшебный массаж тоже будет делать какому-нибудь неизвестному парню, который не будет заслуживать такого…
Гарри оборвал себя. О чём он думает? И как собирался бы закончить последнюю фразу? Что он один, весь такой шикарный и неповторимый, заслуживает своего шантажиста, который ему не нужен? Хочет расстаться с ним в понедельник, забыть о нём и этой неделе «как о страшном сне», но при этом всех партнёров Джона заранее считать недостойными? Да уж, знать о чужих чувствах, принимать все ласки, получать от этого удовольствие, но ни на секунду не сомневаться, что даже шанса другому парню не дашь — вот уж это точно поступок достойного человека, такого, как Гарри Поттер!
Мысли, казалось, пошли в каком-то совершенно неправильном направлении. Гарри тряхнул головой, попробовал зайти с другой стороны, сказать, что Джон и сам не подарок, шантажист, манипулятор и слизеринец, но поверить в эти доводы не удавалось. Вместо этого его всё сильнее захлестывала обида и что-то ещё, жгучее и настойчивое, подозрительно похожее на ревность, и избавиться от этого не получалось.
— Что-то не так? — голос Доу с какими-то странными интонациями вырвал Гарри из размышлений.
Он рассеянно пожал плечами, не в первый раз радуясь, что его глаза скрыты повязкой, и можно не прятать взгляд.
— Да нет, ничего. Всё нормально. Просто…
Со стороны Джона послышалось не то хмыканье, не то смешок, и Гарри внезапно осенило, а вместе с этим захлестнуло волной возмущения пополам с облегчением.
— Ты что, пытаешься, заставить меня ревновать?!
— А получается? — теперь откровенно хохотнул Доу, но не успел Гарри ответить каким-нибудь оскорблением, как тот продолжил уже совершенно другим голосом: — На самом деле я, в некотором смысле, совмещаю. Откровенен с тобой, ничего не скрываю, ну и попутно проверяю, есть ли тебе до меня и моей жизни дело. Так что, Гарри? Не порадуешь меня?
— Нечем, — хмуро бросил Гарри, радуясь, что обида притупила глупую вспышку ревности. Она ведь была совершенно неуместна — через два дня всё закончится, и каждый пойдет своим путем.
Доу снова издал какой-то неопределенный звук, а потом, судя по всему, поднялся с дивана. В следующий момент чужие руки уже сжимали плечи Гарри, заставляя его подняться и утягивая куда-то вслед за собой.
Гарри хотел было что-то спросить или возмутиться, но вновь оборвал себя. У них только два дня и, пожалуй, стоит повторять это себе не только для того, чтобы успокоиться, что скоро всё закончится, но и напоминая, как мало времени осталось у них с… у Джона. Да, именно так. Просто проявить внимание и сострадание к Джону — терпеть то, что он вздумает делать и не упираться.
Тот тем временем увлек Гарри куда-то вглубь комнаты, пока сначала не заставил остановиться, а потом одним мягким жестом толкнул назад, вынуждая сначала сесть, а затем, надавив на грудь — ещё и лечь.
— Эй, — как-то не слишком убедительно возмутился Гарри, неуверенный в том, что вообще стоит что-то говорить. Вообще-то он не сомневался в том, что Доу не нарушит своего слова и, кажется, Гарри был бы уверен в этом даже без Обета. Да и после всего, что они делали, уже глупо было чего-то бояться, если это, конечно, не секс. Но и молча подчиниться он просто не мог.
— Вообще-то у нас с тобой договоренность, Гарри. Договоренность, которую ты, — тонкий палец обвиняюще ткнул ему в грудь, словно пришпиливая к кровати, — не выполняешь.
— Что? — Гарри попробовал приподняться на локтях, но палец сразу же сменился ладонью, а ладонь опять настойчиво надавила.
— Именно, Гарри. Ты обманщик. Мы договаривались, что я буду делать тебе массаж, лапать твой прекрасный торс, а ты делаешь что угодно, лишь бы отвлечь меня от него.
— Что?! — Гарри так возмутился, что снова дернулся, пытаясь подняться, но Джон и на этот раз держал крепко.
— Именно, — сурово повторил он. — Я мечтал об этом массаже с самого второго дня, а вместо этого ты соблазняешь меня то минетами, то петтингами, то вовсе отвлекаешь разговорами. Ужасное поведение для гриффиндорца!
— Я — тебя? — наконец перестав вырываться, переспросил Гарри, но на этот раз, разобрав смех в голосе Джона, невольно улыбнулся и сам. Хотя, конечно, слова его шантажиста заставили изрядно покраснеть.
— Конечно, — уверенно отозвался Джон. — У меня и шанса не было против парня моей мечты, я этого и не скрывал. А ты этим нагло пользовался!
— Ну ты и… хорек! — не удержавшись, в голос рассмеялся Гарри.
Рука почти сразу исчезла с его груди, но Поттеру показалось, что за мгновение до этого она дрогнула.
— Ну что, Гарри, ты сам разденешься или тебе помочь?
Гарри внимательно прислушивался к голосу, пытаясь уловить напряжение, растерянность, сконфуженность, раздражение — любой признак, что случайно вырвавшееся упоминание хорька неожиданно сыграло и попало в цель. В Малфоя. Но голос Доу звучал искушающе, двусмысленно, игриво — как угодно, но только не напряженно.
И Гарри сам не понял, выдохнул он или, наоборот, огорчился. Огорчился, разумеется, тому, что ход, пусть и случайный, но удачный, не оправдал себя. Только этому. Разумеется.
— Сам, — с легким недовольством бросил он и, наконец, получив свободу, когда Джон чуть отодвинулся, сел и быстро расстегнул и стянул с плеч рубашку. — Штаны мы договаривались оставлять на месте, — настороженно напомнил он и, повозившись, устроился поудобнее на животе.
Если эта позиция и не нравилась Джону, то он пока молчал.
Доу за спиной Гарри зашевелился, затем перекинул ногу через его бедра, устроившись чуть ниже задницы, а в следующий момент на спину между лопаток, как и в первый вечер, полилось что-то вязкое.
Гарри спрятал пылающее лицо в сгибе локтя и попытался расслабиться.
— А теперь, — непринуждённо начал Джон, словно продолжая прерванную приятную беседу, — вернемся к пикантным историям из твоей жизни.
— С чего бы это мы стали об этом говорить? — напряженно поинтересовался Гарри, но долго сохранять недовольство не получилось, хотя он и очень старался.
У Доу были просто волшебные руки. Он нежно, но настойчиво разминал его спину и плечи, проходился пальцами по рёбрам, поднимался и опускался вдоль позвоночника. Иногда, поднимаясь к самым плечам, он скользил выше, гладя ладонями шею, и Гарри не мог понять, нравится ему это или нет. С одной стороны, прикосновения к шее были… непривычны. Не то, чтобы они пугали, но напрягали, нервировали. И в то же время было в этом что-то очень личное, что ли? Какое-то доверие, которого между ними не было, не могло быть, но…
Когда Джон в четвёртый раз скользнул теплыми ладонями с загривка на шею, а Гарри забыл напрячься под его руками, сверху послышался глухой смешок, а затем Доу снова заговорил.
— Так что, Гарри? Так и планируешь отлынивать от разговора? Давай, расскажи мне, какие чудесные девушки были в твоей жизни, что ты считаешь себя закоренелым натуралом.
— Это нормально — быть натуралом. Мне не обязаны попадаться какие-то сногсшибательные девушки, чтобы я был нормальным, — уже совсем не тем голосом, расслабленно пробормотал Гарри куда-то в локоть.
Да, руки у Джона были волшебными, и умели, кажется, убирать любые преграды, полностью сбивая с толку и ломая любую защиту. Очень опасно для Гарри, но даже это он отметил как-то отстранено, сквозь расслабленную негу.
— Хм, значит, никакая особенная девица тебе так и не встретилась, — как-то слишком довольно резюмировал Доу и, в очередной раз проведя кулаками вдоль позвоночника, начал разминать поясницу. — Быть бисексуалом совершенно нормально, Гарри. Я не призываю тебя становиться геем, но бисексуализм — это вполне естественно.
— Ты мне скажи ещё, что трахаться с парнем — совершенно нормально, — буркнул в ответ Гарри, на мгновение напрягшись, когда пальцы Джона прошли слишком близко к ремню джинсов, но стоило им убраться, он вновь расслабился.
— Я-то скажу, да только вряд ли ты мне поверишь, — мягко рассмеялся Доу где-то над головой, а затем внезапно подался вперед, прижался неожиданно голой грудью к его спине и шепнул в самое ухо: — Не жалеешь, что я больше не массирую тебе ноги? По-моему, в первый раз тебе это очень понравилось.
Гарри сглотнул, поерзал, попытался чуть прогнуться, разрывая контакт кожа-к-коже, но поняв, что трется ягодицами чуть ли не о пах Доу, быстро вернулся в исходное положение.
На самом деле это прикосновение чужой груди к собственной спине не было противным или неприятным и, разумеется, этим нервировало больше всего. Так же, как нервировал шепот на ухо, от которого мурашки пробегали по загривку, или воспоминание об их первом массаже. Конечно, тогда всё было совсем по-другому, Гарри иначе относился к Джону, ждал от него другого, воспринимал всё острее и негативнее, и сейчас всё, наверное, было бы совсем иначе.
После того, как Джон дрочил и отсасывал ему.
После того, как Гарри ласкал и целовал Джона.
После того, как он заснул рядом со своим шантажистом, и это было так сладко и приятно, как никогда не было рядом с Джинни.
Гарри сглотнул, вновь завозился на кровати и отчетливо понял, что трётся напряженным членом о матрас. Он мог бы врать себе и Доу сколько угодно, но правда была в том, что сейчас, сегодня, он хотел повторения их первого массажа, такого, каким он был.
— Если только ноги… — хрипло пробормотал Гарри, невероятным усилием воли заставляя себя лежать неподвижно. — И если я сам сниму штаны.
Джон тихо и как-то мягко рассмеялся в самое ухо, а затем отодвинулся и чуть переместился, слезая с ног Гарри. Очень надеясь, что он не заметит его стояка, Гарри чуть приподнялся, расстегнул молнию на джинсах и поспешно стянул их вниз. Так поспешно, что вместе со штанами к коленям съехали и трусы. Просто ужасно! Гарри почувствовал, как отчаянно заливается краской, потянулся, поспешно хватаясь за белье, но в тот же момент руки Доу сжались вокруг его запястий.
— Оставь, — неожиданно близко, не в ухо, но совсем рядом выдохнул Джон. — Оставь, ты же знаешь, что я не буду тебя насиловать. И я не сделаю тебе ничего, если ты сам не попросишь. Я уже видел тебя голым, и ты прекрасен. У меня осталось так мало времени, дай мне полюбоваться на тебя и получше запомнить. М? Пожалуйста.
Гарри уже открыл рот, чтобы отказаться, как пальцы Доу ласково погладили его запястье поверх нервно бьющейся вены, кончик языка обвел ухо, а затем зубы легко сомкнулись на мочке. Это была мелочь, ерунда, это всё не могло быть поводом соглашаться, но почему-то Гарри казалось, что именно из-за этих действий он не мог отказаться.
Он открыл было рот, но сразу же понял, что не может выговорить ни слова. Он должен был отказаться, но собирался согласиться, и совершенно не мог сказать вслух хоть что-нибудь. Так что Гарри просто молча осторожно высвободил запястья и потянул джинсы с бельем вниз, оставаясь абсолютно голым.
— Спасибо, — почему-то прошептал Джон, коснулся легким теплым поцелуем его плеча и вернулся к массажу.
Это и впрямь было намного прекраснее. И чем минуту назад, и, пожалуй, чем в первый раз. Теперь Доу занимался не только спиной, но разминал и гладил ноги Гарри. Ладони, пальцы, даже запястья — все было в деле. Он мял бедра и икры, так же, как и тогда, брал в руки стопу и разминал её круговыми движениями больших пальцев. Это было щекотно и очень приятно, как и весь массаж.
Сначала Джон проскальзывал мимо ягодиц, с поясницы опускаясь сразу к бедрам, но постепенно он все больше и больше проходился по ним раскрытой ладонью, а в какой-то момент и вовсе не то осмелел, не то обнаглел до такой степени, что сжал их в руках. Гарри в первый момент дёрнулся, выдохнул глухо и с ужасом понял, что трущийся о кровать член, кажется, стал ещё тверже.
Доу замер, словно ожидая ругани, но Гарри молчал. Молчал, кусал губу, прятал красное лицо в сгибе локтя и мысленно умолял себя хотя бы не стонать, потому что всё это было чертовски, невыносимо приятно!
Гарри казалось, что если Джон опять хмыкнет, он либо умрет сам, либо убьёт Доу, но тот промолчал и только продолжил массаж.
Вот только теперь задница Гарри не оставалась без внимания. Джона словно магнитом тянуло к ней, и казалось, он гладит спину только ради того, чтобы спуститься к ней, а ноги — только чтобы подняться. И непременно начать разминать в ладонях ягодицы, сжимать их, чуть раздвигая, но не слишком сильно или долго, не давая Гарри времени по-настоящему запаниковать.
Зато возбудиться так, чтобы член, наверное, не отлипал бы от живота, даже если бы Гарри стоял — сколько угодно!
— Ты можешь довериться мне?