Отработка - tuuli-veter


— Да что же сегодня за день? — Гермиона чуть не расплакалась, когда горшок с корешками бадьяна выскользнул у нее из вспотевших ладоней и разлетелся на кучу осколков.

День и правда выдался не из лучших: МакГонагалл раскритиковала ее попытки сложной пространственной трансфигурации; Гарри, который, как она надеялась, ей в этом поможет, после обеда куда-то исчез, и в завершение всего, когда Гермиона отправилась на его поиски, вместо Гарри она обнаружила Рона. А заодно нашла еще и Лаванду, целующую ее парня взасос. Не день, а какое-то вечное дежавю. А она-то так надеялась, что после войны можно будет зажить спокойно и счастливо.

— Потому что бревно! Ты в постели бревно! Так чего же ты хочешь? Он теперь мой! — кричала перепуганная Лаванда, смаргивая быстрые злые слезы, и хоть Гермиона понимала, что у соперницы просто случилась истерика, все равно было ужасно обидно.

Может быть, потому что Лаванда кричала чистую правду? Любовница из Гермионы — как из Снейпа танцор. У Рона хватало деликатности не говорить ей этого вслух, но секс между ними всегда был просто ужасен, и Гермиона во всем винила себя. Ну, вот такая она уродилась, что ей ничего этого просто не надо. Это был едва ли не первый случай, когда она на своем горьком опыте убедилась, что учебники могут ей помочь далеко не во всем.

Лаванда наступала на нее, сжав кулаки, Рон растерянно хлопал глазами, даже не пытаясь вмешаться в девичью ссору, и Гермиона, махнув на них обоих рукой, просто ушла. Не драться же ей, в самом деле.

Любая нормальная девушка после такого прогуляла бы занятия, например, как та же Лаванда. Но Гермиона не могла позволить себе такой слабости. Поэтому на Травологии она так старалась держать лицо, не глядя на виновато склоненную голову Рона, что толком не слышала, о чем говорит мадам Стебль.

Не то чтобы Гермиона так уж любила Рона — чувство, соединяющее их воедино, носило какое-то другое название. Пусть между ними не всё было гладко, но все-таки это был ее парень. У них были совместные планы на будущее и давняя дружба. Как он мог так с ней поступить? Как посмел все перечеркнуть слюнявыми поцелуями? Причем снова? Гадость, какая гадость!

Чувствуя, что глаза начинает щипать, Гермиона невольно сжала палочку в руке чуть сильнее, чем нужно, и горшок с расцветающим папоротником лопнул, сминая черепками цветок.

— Мисс Грейнджер! Что вы делаете? — мадам Стебль испуганно кинулась к ней, не сводя глаз с разбившегося горшка. — Где вы сегодня витаете? — расстроенно кричала она, пытаясь пальцами, перепачканными в земле, оживить зеленые листья. — От вас я никак этого не ожидала! Иди ко мне, бедный мой, — она так огорчилась потере, собирая останки цветка, что даже не могла смотреть в сторону Гермионы.

— Позвольте… я все исправлю, — пролепетала полностью уничтоженная Гермиона и неуверенно протянула руку к цветку.

— Никаких “я исправлю”, — мадам Стебль сердито зыркнула на Гермиону из-под нависших бровей и отвернулась от нее всем корпусом, пряча цветок у пышной груди. — Вечером отработка в третьей теплице. И не спорьте, — сухо обронила она.

Но Гермиона вовсе не собиралась с ней спорить. Планов на вечер теперь у нее все равно не было.

И вот теперь она стояла в теплице, рядом с лопатами и граблями, и с досадой смотрела на очередной разбитый горшок под ногами. Ну почему все это происходит именно с ней?

А тут еще этот Забини, который неизвестно за что тоже получил отработку, и за сегодняшний вечер своими пошлыми шуточками ее уже просто достал.

Забыв о заклинании, Гермиона присела и начала руками собирать черепки.

— А у тебя хоть раз с кем-то было? — Забини уселся рядом с ней и навалился плечом на ее плечо, помогая собрать рассыпанные корешки. Почему-то он тоже не торопился применять заклинание. — Не верю! Ты вся такая до невозможности правильная. Наверняка, еще девственница.

Он замер, повернув к ней лицо, и с любопытством дожидался ответа. Его голубые глаза откровенно смеялись, и Гермиона неожиданно почувствовала желание что-то ему доказать.

— Представь себе, было, — с вызовом сказала она, энергично встряхивая черепки и стараясь не вспоминать о той паре неловких раз, когда они с Роном, не зная, куда девать от смущения руки и ноги, даже толком не раздеваясь, пытались сыграть в любовь.

На Блейза с ее черепков упали комья земли, но Забини это не смутило ни капли.

— С Уизли? — он отряхнулся и, прочитав смущение на ее лице, тихо хмыкнул: — Могу себе представить. Скорее всего, он безумно изобретателен.

Блейз вкрадчиво прикоснулся к ее руке, и прежде чем Гермиона успела ее отдернуть, вложил ей туда большой корень и отвернулся.

Гермиона сердито посмотрела на него и запихнула корень в мешок.

— Представь себе, в постели не всегда важна изобретательность, — резко ответила она, надеясь его смутить. — Иногда важна просто любовь.

— Любовь. Ну конечно, — Блейз обернулся и через плечо послал ей такой понимающий и насмешливый взгляд, что смутилась она сама. — Сказки для новичков и лентяев, — он резко поднялся, отряхивая руки от налипшей земли. — Не спорю, иногда они и правда работают. С такими как Уизли. Ему ведь и правда исключительно повезло, — он смерил сидящую на полу Гермиону с ног до головы таким восхищенным взглядом, что она почувствовала, как краснеет от его неприкрытого восхищения. Она уже и забыла, что на нее можно так смотреть.

— Забини, отвяжись, ты не в моем вкусе, — отмахнулась она, чтобы скрыть неловкость, и откинула волосы за спину, вставая следом за ним.

Блейз следил за ней насмешливыми ласковыми глазами, и это Гермиону ужасно смущало. Поставив на стол мешок с собранными корешками, она неуверенно оглянулась и потянулась наверх за новой коробкой.

Длинные лианы попытались дотронуться до ее волос, и Гермиона их раздраженно отбросила в сторону.

— Помоги мне лучше достать страстоцвет, — попросила она Забини, чтобы его хоть чем-то отвлечь от разглядывания ее фигуры.

— Помочь тебе? — напирая на слово “тебе”, подхватил Блейз. — С радостью.

Гермиона ожидала, что он пошлет в коробку беспалочковое заклинание, но вместо этого Блейз легко подхватил ее как пушинку и поставил себе на плечи, придерживая за щиколотки сильными уверенными ладонями.

— Что ты делаешь? — неуверенно балансируя у него на плечах, она попыталась уцепиться за верхнюю полку, и ближайшая лиана, словно обрадовавшись, тут же обвила ее за запястье.

— А? — он задрал голову вверх и задумчиво уставился ей прямо под юбку.

— Придурок! — Гермиона, выдернув руку из зеленого плена, скатилась с Забини так быстро, что испугалась, что сломает себе что-нибудь. — Ну почему ты такой озабоченный идиот? — возмущенно спросила она.

Но Забини ничуть не смутился:

— Потому что ты мне ужасно нравишься, Гермиона, — все так же ласково улыбаясь, он смотрел на нее уверенным взглядом, и в его глазах не было привычной насмешки, лишь одно нескрываемое восхищение.

Гермиона раздраженно откинула с лица прилипшие волосы.

— Тебе нравится половина Хогвартса, — сердито сказала она. — И сомневаюсь, что только половина. Тебе нравятся все.

— Сознаюсь, что поделать. Я такой, какой есть… — Забини покаянно развел руки в стороны и улыбнулся ей белоснежной улыбкой. — Но, поверь, для тебя в моем сердце всегда было особое место. Даже если ты не носишь кружевное белье, — он выразительно указал глазами на ее подол и так заразительно засмеялся, что Гермиона не выдержала и рассмеялась следом за ним. Все равно этого бабника ничем не исправить. Ну, вот такой он, какой есть.

— Черт с тобой, пойдем перебирать аконит, — отсмеявшись, предложила она.

— С тобой хоть на край света, — Блейз первым рванул к столу и, натянув на себя защитные перчатки, принялся перекладывать корни в старый котел.

— А почему ты его не носишь? — с любопытством спросил он, рассеянно глядя, как Гермиона натягивает на руку перчатку из грубой драконьей кожи.

Гермиона усмехнулась и швырнула в него комком земли.

— Не твое дело, понял?

Она закусила губу, чтобы не улыбаться, и ее руки присоединились к рукам Забини, проворно отделяя хорошие корни от поврежденных. В четыре руки работа пошла гораздо быстрее. К тому же Забини догадался подвесить котел заклинанием над столом, и теперь он парил, сам подныривая под новый бросок.

— В том-то и дело, что не мое! — Блейз удовлетворенно хмыкнул, закидывая в него очередной корешок. — Какой дурак будет надевать кружево ради Уизли. Точнее, какая дура.

Гермиона закатила глаза, сдерживая желание опять рассмеяться.

— Да отстанешь ты от меня или нет?

Блейз снова вскинул на нее свои невозможно голубые глаза, опушенные темными густыми ресницами. Сейчас, в неярком свете тепличных светильников, он был неправдоподобно красив.

— А ты действительно хочешь, чтобы отстал? Скажи, я отстану, — неожиданно серьезно сказал он.

Гермиона открыла рот и неожиданно промолчала, пряча глаза, потому что поняла, что и сама не знает ответ. Ей было с ним легко. Очень легко. Болтать, смеяться и даже кокетничать. Что уж греха таить, сложно оставаться совсем равнодушной, когда такой парень проявляет к тебе интерес. В первый раз за весь день камень, лежащий на сердце, начал дробиться на мелкие камушки, переставая быть таким непомерно тяжелым.

Гермиона прекрасно отдавала себе отчет, что никогда бы не смогла влюбиться в того, кто принадлежит сразу всем и совсем никому. Но вот так беззаботно болтать, словно скинув с себя пару лет… Или, наоборот, их примерив… Чувствовать себя желанной и взрослой… Это было на самом деле приятно.

Блейз, улыбаясь, ждал, что она скажет, и ее так и тянуло улыбнуться в ответ. Забини был совсем не напряжный, — легкий и ласковый, как летний ветер. С ним было комфортно, спокойно и даже можно было в кои-то веки отпустить себя на волю и просто побыть очаровательной девушкой, а не заботливой мамашей и своим в доску другом.

— Держи, — надменно сказала она, высыпая ему в руки полную пригоршню корней.

Блейз все правильно понял и расплылся в победной ухмылке, но, к удивлению Гермионы, промолчал. Какое-то время они просто молча перебирали темные корни, сталкиваясь руками, и, изредка переглядываясь, улыбались друг другу.

Мадам Стебль неожиданно появилась в дверях, загораживая массивной фигурой дверной проем.

— Ну что? Еще не закончили? — весело спросила она. Ее круглые темные глазки задорно блестели, намекая, что их хозяйка уже отведала веселящего зелья, да к тому же не один бокал, и даже не два. — Я пошла праздновать, уж не обессудьте. Как закончите, все тут закройте и можете быть свободны! — ближайшая к ней мандрагора что-то сердито пискнула, и она строго погрозила ей пальцем. — Мисс Грейнджер, завтра вернете мне ключ!

Дождавшись кивка Гермионы, она весело махнула рукой и поспешно побрела по тропинке к замку, чуть пошатываясь на каждом шагу.

Блейз задумчиво посмотрел ей вслед и решительно обернулся к Гермионе:

— Передохнем? Нам вообще-то тоже нужно отпраздновать, — он уже стягивал с себя перчатки, не дожидаясь ответа.

— Но мы должны… — начала Гермиона, но неожиданно махнула рукой, глядя на его расслабленное лицо. Ей так надоело это слово. Ей так надоело, что она постоянно кому-то должна. И только ей не должен никто. Даже Рон. Горло опять сдавило обидой.

— Иди сюда, — Забини заботливо похлопал рукой по сиденью деревянной скамьи, на которую приземлился.

Гермиона неуверенно подошла к нему, тоже снимая с себя перчатки и накладывая на себя Очищающее.

— И долго мы будем так отдыхать? — спросила она, осторожно опускаясь на край сиденья.

— Ну, в конце концов, у нас тоже праздник. Отметим? — Блейз ей подмигнул, тоже проходясь по себе заклинанием, и негромко позвал: — Риппи!

Возникший из воздуха домовик склонился перед ними в низком поклоне.

— Принесешь нам Веселящего зелья?

Домовик снова низко им поклонился, и в его руках мгновенно возник поднос с двумя большими бокалами, увитыми серебром. В хрустале между виноградными лозами играло зеленое зелье.

— Отличный перляж, — Блейз, взяв в руку бокал, одобрительно разглядывал на свет бегущие пузырьки. — Выпей, Грейнджер, — посоветовал он, протягивая бокал и ей. — Может, наконец-то расслабишься. Вечно такая напряженная, что до тебя дотронуться страшно.

— А тебя не просили дотрагиваться, — Гермиона сердито нахмурилась, выхватив свой бокал у него из руки. — И вообще, умею я расслабляться, — в доказательство своих слов она вслед за Забини решительно сделала огромный глоток.

— Ни разу не видел, — Блейз усмехнулся и прикрыл глаза, откинув голову к стене и наслаждаясь действием зелья. Орхидеи за его спиной шевелили большими плоскими листьями, видимо, тоже выпрашивая капельку зелья, и протягивали цветы, словно желая на него обменяться. Гермиона, снова отпив из бокала, неожиданно замерла, с интересом разглядывая его четкую линию подбородка, беззащитно открытую шею и красивые полные губы, такие же розовые, как лепестки выпрашивающих питье орхидей. Тепло от напитка разливалось по телу, наполняя голову блаженной пустотой.

Какие у него неприлично густые ресницы.

— Нравлюсь? — Забини лениво приоткрыл потяжелевшие веки.

От зелья в голове впервые было легко и спокойно, только немного шумело в ушах.

— Нравишься, — Гермиона улыбнулась, зачем-то решив быть с ним честной. — Но спать я с тобой не хочу.

Блейз чуть шевельнулся:

— И почему? — он спросил это с таким искренним интересом, что Гермиона не рассердилась, а рассмеялась.

— Потому что я не хочу быть твоей стотысячной победой. Неужели неясно?

Блейз повернул голову и задумчиво уставился на нее:

— Значит, вот как ты это видишь?

— А разве не так? — новые порции зелья скользили по пищеводу, развязывая язык. — Тебе это нужно, чтобы похвастаться перед всеми твоими трофеями. А я не хочу…

— Ты хоть раз слышала, чтобы я хвастался? — с любопытством оборвал ее Блейз.

— Нет, но… — Гермиона внезапно смутилась. Если подумать, то и правда от самого Забини она ни разу не слышала ни полслова. Только тихий и быстрый шепот девочек в туалете, обменивающихся восторгами, по поводу того, какой он прекрасный любовник.

— Слизеринцы умеют хранить секреты, — Забини правильно истолковал ее молчание. — И поверь, им и без любовных побед есть чем похвастаться.

Гермиона недоуменно нахмурилась.

— Тогда зачем тебе это всё? — она удивленно смотрела на него, и Забини уставился на нее с точно таким же непонимающим любопытством.

— Что… всё?

— Ну… секс, — произнеся вслух это слово, Гермиона смутилась. Но Блейза оно, казалось, лишь привело в еще лучшее расположение духа. Теперь он улыбался так, словно вспоминал о чем-то очень приятном и недоступном для Гермионы.

— Удовольствие. Опыт. И опять удовольствие. Тебе это не знакомо?

Гермиона прикусила губу. Нет. Незнакомо. Она не умела расслабляться, а удовольствие умела получать только от книг. Скучное пыхтение где-то над ухом в ее шкале удовольствий стояло на предпоследнем месте с конца. Где-то между овсянкой и утренней чисткой зубов.

Она хотела с достоинством задрать голову вверх и ответить нахалу, что все она знает, и причем получше него, но Забини смотрел на нее с таким доброжелательным интересом, а зелье так пенило кровь, что она неожиданно вспыхнула и призналась:

— Нет. Незнакомо, — ее пальцы сами собой неловко смяли мантию на коленях.

Забини понимающе усмехнулся:

— Это бывает, — он положил руку ей на плечо, и тепло от его ладони приятно согрело. — Но может быть, пришло время?.. — каким-то ловким небрежным движением он притянул ее к себе на колени так, что Гермиона не успела и ахнуть. — …просто расслабиться? — он приложил к ее губам свой кубок, и она, сама не зная зачем, послушно отпила из него. Гермиона была как во сне. Она понимала, что надо бы взять себя в руки, издать возмущенный крик, спрыгнуть с чужих колен, но в голове так сильно шумело, а в его теплых руках было так хорошо и уютно, что она продолжала сидеть.

Дальше