— Отпусти себя. Хоть один раз, — тихо сказал Блейз и осторожно провел ладонью ей по руке.
— С тобой? — она усмехнулась и прикрыла глаза, с трудом подавляя желание склонить голову ему на плечо. Приятная истома окутывала тело и расслабляла его, давая долгожданную передышку от постоянного напряжения.
— Да хоть и со мной. Чем я хуже других? — Блейз ткнулся носом в ее висок. — Я ласковый и красивый. Девушкам это нравится, — мурлыкнул он, и Гермиона неожиданно для себя рассмеялась. Искренне и беззаботно.
— Ты самодовольный и наглый, — сказала она, впрочем, так и не делая попытки подняться с его колен.
Блейз улыбался ей и продолжал осторожно вести то ладонью, то пальцами вдоль ее тела, и там, где он дотрагивался до ее кожи, струилось тепло.
— Можно? — его ловкие пальцы неожиданно принялись ослаблять галстук у шеи.
— Ну, попытайся, — Гермиона усмехнулась и закрыла глаза.
Вдали в замке грохотала музыка, которую было слышно даже отсюда. Тело пылало и сладко сжималось в такт тяжелому ритму. В теплом и влажном воздухе терпко пахло компостом, травой, цветами, и все эти звуки и запахи уносили Гермиону далеко-далеко. Чувствуя, как уверенные пальцы ослабили галстук и принялись расстегивать на блузке одну пуговицу за другой, она вяло подумала, что должна хотя бы ради приличия протестовать.
— Выпей еще, — видимо, прочитав ее мысли, Блейз ткнул ей в губы холодный бокал, и Гермиона снова вяло глотнула. Веселящее зелье потрудилось на славу: ей уже было и так хорошо. Но, наверное, Забини действительно знал, что делал, — именно этого глотка ей недоставало, чтобы разрешить его теплым пальцам отогнуть край чашечки, освобождая грудь, и прикоснуться к соску.
Гермиона вздрогнула и замерла, не понимая, что теперь должна делать.
— Ты и правда очень красивая, — негромко сказал он, перекатывая в пальцах чувствительный набухший сосок, и она еле сдержала позорное желание прогнуться в спине и потереться о его бедро словно кошка. Но он каким-то неведомым образом уловил и это ее желание. — И отзывчивая, — добавил он, склоняясь над ней и неожиданно обхватывая сосок губами и начиная сосать.
От этого нехитрого действия по всему ее телу полетели жгучие искры — ей было и щекотно, и жарко, и отчаянно хотелось еще. Гермиона, оглушенная новыми яркими ощущениями, так старалась сдерживать позорный стон удовольствия, что не сразу заметила, как его рука уже пробралась к ней под юбку и скользит по бедру, приближаясь к промежности.
— Что ты де… Перестань, — все же простонала она, когда он уверенно положил ей ладонь между ног, начиная осторожно и ласково потирать ее там через ткань.
Никто и никогда не вытворял с ней подобного. Сквозь мысли, вяло трепыхающиеся в голове как желе, Гермиона ругала себя, убеждая, что должна встать и уйти. Что все происходящее с ней — неправильно, плохо. Но истинная правда была в том, что все происходящее было ужасно приятно, и уходить совсем никуда не хотелось. Напротив, очень хотелось большего.
Забини продолжал покрывать ее поцелуями и умело ласкать, и все мысли о некрасивом белье, о собственной непривлекательности были забыты. Теперь важно было только одно: ткань под его правой рукой была лишней.
— А если Тео зайдет… — простонала она, почти сдавшись вкрадчивым движениям пальцев, настойчиво отодвигающим кромку трусов. Эта мысль показалась пугающей и в то же самое время неожиданно сладкой.
— Ему понравится. Вот увидишь, — Блейз, оторвавшись от ее груди, ласкал пальцами ее плечи и шею.
— Что… значит, понравится? — Гермиона распахнула глаза, продолжая подставляться под его губы и руку.
— Слизеринцы не такие стеснительные, как вы, — пояснил Блейз с легкой улыбкой. — И хотят перепробовать всё.
— И что же вы, все такие? — Гермиона почему-то совершенно не чувствовала смущения от того, что сидит наполовину раздетая на коленях почти незнакомого парня, а чужие пальцы ласкают ее бедро. С Забини было хорошо и легко, и можно было говорить и спрашивать о чем угодно.
— Не то, чтобы все. Например, Малфой у нас недотрога, — Гермиона нахмурилась, — меньше всего она хотела сейчас слушать россказни о Малфое, — и чуткий Блейз мгновенно уловил ее настроение. — Зато Панси… — мгновенно переключился он, проводя большим пальцем ей между ног. — Панси любит, когда мы с Тео ее сразу оба… — Гермиона тихо вздохнула, прикусила губу и все же откинула голову ему на плечо. В ее захмелевшем мозгу картинка с Паркинсон, которую любили сразу два парня, казалась чем-то невероятным. Невероятным и возбуждающим.
— Тебе это нравится, — негромко заметил Блейз. — Вижу, что нравится. Это можно будет устроить.
— Ни за что, — Гермиона дернулась в его руках, но Блейз тут же успокоил ее очередным поцелуем в плечо.
— Не волнуйся. Не будет ничего из того, что бы ты не хотела. Я клянусь тебе. Просто поверь. Ты мне веришь?
И Гермиона, недоверчивая по своей сути, почему-то поверила слизеринцу настолько, что даже кивнула.
Блейз снова склонился к ее груди, продолжая осторожно ласкать, и его поцелуи и пока еще вполне невинные ласки оседали на коже жаркими метками. Внизу под уверенными движениями его пальцев горело все жарче и жарче, и Гермиона крепко зажмурилась. Закрытые глаза как будто спасали ее от стыда, и можно было представить, что все это не по правде. Просто во сне. Блейз мягко надавил на ее бедро, заставляя колени раскрыться пошире, и Гермиона тихо вздохнула, подставляя себя ему.
— В подсобке кровать. Хочешь туда?
Не открывая глаз, Гермиона снова кивнула. Блейз подхватил ее на руки легко, словно она была невесомой, и легко и непринужденно понес. В закрытом помещении, почти полностью заставленном горшками с пальмами и огромными фикусами, стояла большая тахта, покрытая серым покрывалом. В этой комнате совсем не было света, и Гермиона почувствовала себя гораздо свободнее. Тусклый свет едва пробивался сквозь мелкое зарешеченное окно, позволяя видеть хотя бы лица.
Блейз осторожно ее опустил на тахту.
— Интересно, зачем профессору Стебль такая кровать? — глаза у Гермионы постепенно начали привыкать к темноте, и она с интересом оглядывала тахту, пальмовый лес и усевшегося рядом с ней Блейза.
Блейз усмехнулся:
— Давай ты подумаешь об этом в другой раз. А сейчас нам есть чем заняться.
В его руке откуда-то снова оказался полный бокал, и Гермиона с благодарностью из него отпила. Думать в такой момент о мадам Стебль было действительно глупо.
— Закрой глаза и расслабься, — Блейз пригладил ей волосы, и Гермиона послушно откинулась на спину. В голове приятно шумело, руки и ноги наливались приятной тяжестью. Впервые в жизни подозрительная Гермиона кому-то доверилась, вверяя себя своему возбуждению. Словно оценив это доверие, Блейз никуда не спешил. Покрывая поцелуями все ее тело, он словно желал, чтобы она ощутила все оттенки чувственных удовольствий и раскрылась под его рукой как цветок. И все это было непривычно и странно. Гермиона закрыла глаза, привыкая к его поцелуям. Они растекались по ее коже, словно вода, приятная, теплая, мягкая.
Блейз умело и ласково прижимался к ее коже губами, легонько прикусывал, целовал, гладил ее по бедру, одновременно поглаживая промежность и нежно облизывая сосок. Гермиона лениво повела головой. Как так получается, что его руки одновременно везде?
И тут в ее голове внезапно мелькнула догадка, и Гермиона в ужасе распахнула глаза. Нотт, вошедший в комнату совершенно неслышно, судя по его возбужденным зрачкам, успел к ним присоединиться уже довольно давно и теперь ласкал ее так же осторожно и почти невесомо, как Блейз. Его темные глаза напряженно смотрели на ее обнаженную грудь, а рука скользила по внутренней стороне бедра, в то время как Блейз продолжал гладить ее между ног.
Гермиона испуганно дернулась, но Блейз прижался к ее губам успокаивающим поцелуем.
— Тише. Мы пока тебя просто гладим. Если хочешь, он отойдет и будет смотреть. Ты действительно этого хочешь?
На этих словах Нотт склонился над ней и обхватил губами сосок, умело лаская его языком, а Блейз отогнул край трусов, трогая нежную кожу.
Гермиона выгнулась и застонала.
— Сказать ему, чтобы ушел? — прошептал Блейз, водя пальцем между намокших складок. — Мне все-таки кажется, что ему стоит остаться.
Он снова мазнул пальцем по смазке, которая текла из нее, обильно смачивая тонкую ткань.
Гермиона растерянно молчала, так и не найдя нужных слов. Поэтому Блейз все решил сам.
— Тео, сними. Они нам мешают, — он указал глазами на промокшие трусики, и Нотт осторожно потянул их на себя.
— Нет! — Гермиона дернулась и замерла, вжимаясь всем телом в тахту и умоляюще глядя на Блейза. Конечно же, она хотела всё это прекратить. Но в то же самое время она не желала ничего прекращать. Слишком хорошо ей было в их надежных руках. Так хорошо, как не было еще никогда прежде.
Уловив ее колебания, Блейз снова склонился над ней и наградил ее ласковым поцелуем:
— И как я забыл, что гриффиндорцы все время стесняются? — он улыбнулся и принялся неспешно расстегивать на ней белую блузку, неторопливо прижимаясь губами. Нотт тихо опустился рядом с ними на край кровати и замер.
— Гриффиндорцы? Или все-таки гриффиндорки? — пытаясь спрятать смущение, Гермиона насмешливо ему улыбнулась, ожидая, что он смутится своей оговорки. Но казалось, Блейз этого даже не понял.
— Все вы, — Блейз ловко стянул с ее плеч жилет и рубашку, оставляя в одном нижнем белье.
— Ты… был с парнями? — Гермиона так удивилась, что безмолвно позволила ему расстегнуть себе юбку.
— Это по-своему увлекательно. И возбуждает. Да, Тео? — Не оборачиваясь на Нотта, Блейз ей подмигнул, отбрасывая юбку подальше. А Гермиона впилась взглядом в Нотта, ожидая его ответ. Но тот только молча кивнул.
— Значит, вы с Панси… друг с другом… с кем-то еще? — от неприличного любопытства Гермиона даже забыла, что сидит перед парнями в одном лишь белье. Точнее, уже почти без него.
— Со всеми, кто согласится. Разве это настолько важно? — Блейз обнял ее, заводя свои руки ей за спину, поцеловал ее в шею и расстегнул тугую застежку, освобождая грудь. — Важно лишь то, что ты очень красивая, — поощрительно шепнул он, — Правда, Тео?
Нотт снова молча кивнул.
— Ну что, заставим его уйти? — Блейз нежно погладил ее возбужденный сосок. — Или пусть смотрит? И завидует нам? Как прикажешь?
Гермиона смущенно пожала плечами. Наверное, это было нелепо, но именно в этот момент она подумала, что просто невежливо — вот так вот взять и прогнать человека. Хотя, конечно, если быть честной с собой, то дело вовсе не в вежливости. Напряженный взгляд чужих темных глаз, полный желания, возбуждал ее, дурманил разум и жег в паху.
— Значит, пусть остается. Я буду за ним присматривать, — решил за нее Блейз и осторожно уложил ее на спину, несильно стягивая кисти ее же собственным галстуком. Вездесущая лиана, словно обрадовавшись, тоже мгновенно обвила ее руки длинным усом и зашелестела листьями с белыми небольшими цветами.
— Зачем это? — Гермиона дернула руками, пытаясь освободиться. Но сразу же поняла, что узел был слабым, и при желании, она могла вырваться из временного плена без труда.
— Ты в любой момент можешь снять это беспалочковым заклинанием, — Блейз длинным и ласковым движением огладил все ее тело. — Но все же, постарайся его не снимать.
Призвав к себе кубок, он глотнул сам и снова прижал к ее губам Веселящее зелье.
— Выпьешь еще?
Гермиона кивнула, снова впуская в себя порцию летучей радости. Смущаясь, но не в силах отвести взгляд, она жадно смотрела, как Блейз легко скидывает с себя одежду, небрежно снимает трусы и остается совсем без ничего. Засмотревшись на крепкий член, налитый кровью, Гермиона не заметила, что Нотт тем временем тоже разделся, оставшись в одних трусах, туго натянутых в паху. Ближайшая пальма качнула листьями, по телу пробежал легкий ветер и, неожиданно застеснявшись, Гермиона сдвинула ноги вместе и невольно прикрыла грудь связанными руками, пытаясь подняться.
— Не надо. Дай нам на тебя посмотреть. Ты такая красивая, — Блейз снова мягко завел ее руки над головой, снова укладывая на спину, и мазнул по бедру твердым членом. — Тео, скажи!
Нотт молча кивнул, но по его восхищенному взгляду, Гермиона видела, что она ему действительно нравится.
Блейз снова склонился над ней:
— Ты точно не девственница? — уточнил он, снова бережно разводя ее ноги в стороны.
Гермиона смущенно мотнула головой, не в силах понять, почему она это ему позволяет:
— Точно нет.
— Хорошо. И как это было? — Блейз легкими уверенными касаниями гладил ее щиколотки, постепенно поднимаясь все выше. Нотт сидел неподвижно, следя за его касаниями темным и жадным взглядом, и Гермиона не могла понять, что ее возбуждает больше — касания или взгляды.
— Ужасно, — честно призналась она, еще больше смутилась, почувствовав, как теплая ладонь скользит по голени, по бедру и замирает на паховой косточке, начиная пробираться под резинку трусов.
— Я даже не сомневался, — Блейз говорил и умудрялся ее целовать в шею, плечи и скулу. —
Наверняка он даже не делал тебе вот так, — отодвинув темную ткань, он пальцем скользнул внутрь между складок. — И вот так, — добавил он, чуть прижимая клитор и начиная ритмично двигать рукой.
— Нет, — Гермиона всхлипнула и подалась навстречу руке, уже почти не чувствуя, как трусы осторожно стягивают с ее ног. Ей казалось, что эти незнакомые ей ощущения воспламеняют все ее тело.
— Так расслабься и просто получи от нас все, что не смог тебе дать этот кретин, — шепнул он, и движения сильной руки чуть ускорились. — Тебе ведь так хорошо? Хорошо?
— Да! — всхлипнула Гермиона, чувствуя, как Нотт разводит в стороны ее колени, жадно разглядывая ее между ног.
Ей было действительно хорошо: два красивых парня хотели ее, и эти ощущения были слишком сильны.
Но, кажется, Гермиона на самом деле еще ничего не знала о сильных ощущениях. Блейз склонился над ее грудью, втягивая в себя и покусывая сосок, и пока она наслаждалась лаской его языком, снизу ее обожгло другим поцелуем.
— А-ах! — выдохнула она, не в силах сдержаться.
Нотт, бросив на ее потерянное лицо внимательный взгляд, чуть отстранился и, смочив палец слюной, осторожно ввел его внутрь, начиная им быстро двигать. Гермиона чуть не заплакала от удовольствия. Это было не просто приятно, это было невероятно, невозможно хорошо. Почему Рон никогда не делал с ней ничего даже близко похожего? Скучный и предсказуемый, он всегда пользовался для проникновения внутрь исключительно своим членом, видимо, считая, что этого более чем достаточно.
Движения пальца Тео немного ускорились, и теперь темп, заданный им, был идеальным. Глаза Гермионы сами собой прикрылись от удовольствия, и хоть она старалась удерживать стоны, тяжелое дыхание выдавало ее с головой. Было сладко и стыдно, но галстук, стягивающий ее запястья, помогал ей создавать иллюзию того, что она не может протестовать. Пальцы Нотта — длинные, чуткие, творили внутри нее что-то невыразимое, отчего хотелось одновременно смеяться и плакать. Проклятый Рон! Как он мог лишать ее всего этого? Возбуждение нарастало лавиной, и Гермиона, не выдержав, тихо застонала, заметавшись головой по покрывалу. Услышав ее отчаянный стон, Блейз, продолжавший губами ласкать грудь, быстро приподнялся на локте, глянул в ее лицо и, видимо, прочитав в глубине ее помутневших глаз то, что было видно только ему, тоже переместился к Нотту. Сейчас они вдвоем были внизу, но Гермиону это уже почти не смущало. Возбуждение окутывало ее плотным тяжелым облаком, стыдливости совсем не осталось, сейчас в ней бурлило и разливалось только желание — такое, какого она не испытывала еще никогда. Блейз кивнул, и Нотт, подчиняясь его сигналу, еще шире развел ее ноги в стороны, пуская к себе Забини. Не раздумывая, Блейз пристроился рядом с ним и, накрыв ее клитор губами, принялся ласкать его языком. Гермиона вздрогнула и застонала. Настойчивый язык, явно знающий, где именно нужно лизать, уносил ее на вершину блаженства, и уже два пальца Нотта продолжали таранить ее внутри. В теплом цветочном воздухе разливался терпкий запах мужского пота и возбуждения, и от всего этого было так горячо, что ей казалось, — она этого просто не вынесет.