Тепло возвращалось и вело к свету. Вымотавшись, они беспробудно спали на сеновале в сарае чужого двора, а когда разлепили глаза, едва ли поверили чуду - увидели ещё одного своего, намеревавшегося перерезать им глотки…
øøø
***
Он очнулся и сразу понял, что после бурного оргазма отключился: рука и живот липкие, штаны спущены, сквозь жалюзи в кабинет давно въехали солнечные лучи.
— Бля, — Чимин воспользовался салфетками и понадеялся, что никто сюда не заходил.
Ему снился чудесный сон, и настроение на день обеспечилось восхитительное. Вчерашние слова Тэхёна в аэропорту подслащивали самолюбие (если и это, конечно, не оказалось сном). Чимин впервые за долгие месяцы встал без депрессняка поутру, принял душ, хорошенько позавтракал и до полудня успел выполнить половину из поручений, оставленных боссом.
После обеда созвонились, и Тэхён пожаловался на турецкую суматоху: они, видите ли, в ожидании званого ужина, гуляют по рынку.
— Тебе турчанок присмотреть? — спросил Тэхён.
— Себе присмотри, — буркнул Чимин, хотя улыбался от уха до уха.
— Ну и иди ты. — На фоне шум, грохот и горячее турецкое наречие. — Когда привезу подарочек, жаловаться будет поздно.
— Окей. А что там Юнги? Уже снял с себя свою лицемерную шкурку?
— О, он заебись, как изменился. Переоделся в белое. Здесь очень жарко.
Расхохотавшись, Чимин попросил передать падре похвалу за находчивость. Надо же, на расстоянии подшучивать над ним гораздо спокойнее. За Тэхёна тревога мучить перестала: он вылезет из любой передряги.
Нечто паршивое зависло в глотке, но озвучивать Чимин не посчитал нужным.
Попрощавшись, он так и не дотянулся до подставки, как вдруг от густой взрывной волны телефон упал на пол авто, Чимин прикрыл голову руками, вжавшись в кресло, и услышал сирены загомонивших сигнализаций, грохот падающей арматуры. В один момент тишина буднего дня рассохлась и превратились в позывные иерихонской трубы. По сознанию заскользил дикий испуг, по стёклам пошли трещины.
Выйдя из машины, Чимин остекленевшим взглядом наблюдал, как разъярённый столб чёрного дыма поднимается с той улицы, где раньше стоял клуб Тэхёна. Здание, от которого Чимин отъехал каких-то десять минут назад, взлетело на воздух, как пробка. Эта пародия на Этну стоила не одного десятка жизней, и Чимин предчувствовал, что не последнего.
========== Глава 5. Бегущие. ==========
Юнги встряхнул его неожиданно резким тоном, практически суровым:
— Ты останешься здесь, Тэхён. И точка.
После того, как он закинулся таблетками, мысль о разлетевшемся в пух и прах клубе как-то здорово провисла в воздухе, и он подумал, что Юнги несёт не такую уж отпетую чушь, как полчаса назад, когда они оба узнали об этом и чуть не подрались. Тэхён рвался обратно, Юнги врезал ему в челюсть. Теперь губа противно кровоточит при разговоре.
— Повторяю. Мы не можем упускать эту возможность. Эльмаз не из тех, кто будет давать согласие дважды и переносить встречу, даже если у тебя яйца вдруг оторвёт, — Юнги пропустил подбор приемлемых предложений.
— Погоди-ка. Не ты ли сказал, что он твой большой должник? — выпучил глаза Тэхён.
— Принципов это не меняет, поэтому держи себя в руках. Там Чимин. Он разберётся.
У него нет выбора. В трубке надрывный голос звучал так, будто через пару минут он расплачется и пойдёт вскрываться. Оставалось надеяться на его рационализм и умение вертеться.
По телеку начались новости. Взрыв на Сицилии, по предварительным данным, посчитали гнусным террористическим актом, двадцать восемь погибших сотрудников (а жертв могло быть куда больше, случись несчастье ночью) и ещё сотня раненых и пострадавших, находившихся поблизости.
— Пиздец, — Тэхён прикрыл лицо руками и просидел в этой позе весь репортаж, не желая и краем глаза смотреть на прогоревшие несколько миллионов евро. — Когда я найду тех, кто за этим стоит, лично оторву им ноги.
Юнги сидел в дальнем углу комнаты и молился.
— Ты серьёзно? — ошалело взглянул на него Тэхён.
— Абсолютно. Погибли люди.
— Само милосердие, блять.
— Успокойся, — советует Юнги.
— А то что? Снова мне пропишешь? — сорвался Тэхён и отправился в холодный душ.
До переговоров меньше часа. Если Тэхён не слажает, то вернётся домой уже к утру. Проверив кейс, он переносит бронь на ближайший рейс. Как владельца, его дотошно побеспокоили по телефону из мэрии и полиции, поэтому лучше всего эту трубку отключить, объяснения будут после. Собравшись с духом, он оправил перед зеркалом галстук, настроился. Юнги снова в чёрном, обещает подставить плечо. Положиться на него и шагнуть в пропасть.
В апартаменты их доставил личный водитель шейха, на входе последовал требовательный осмотр на предмет ношения оружия, затем слуги учтиво указали дорогу, поднесли рахат-лукум и традиционные блюда, наполнили бокалы вином. Просторная гостиная, богато обставленная в современном стиле, натёртые до блеска полы из белого мрамора и дорогая хрустальная люстра, свисающая с глубокой ниши потолка, по углам расставлены декоративные пальмы. Ожидание скрашивали учтивые служанки и негромко играющая на фоне музыка.
Шейх появился в сопровождении двух мужчин, встретил гостей приветственной сдержанной улыбкой и с поклоном пожал им руки. В нём чувствовалась некая торжественность, он сел в кресло напротив и расправил белые одежды. Заговорил на неплохом итальянском, поглядывая на человека справа - судя по всему, переводчика.
— Добрый вечер, дорогие гости, — из-под белой куфии с чёрным эгалем, пронзительно блестит смоль глаз. — Примите мои соболезнования. Это страшная трагедия. На всё воля Аллаха.
Конечно, он в курсе. Но это не злорадство, а искреннее сочувствие. Некоторые мусульмане и впрямь ничего, подумалось Тэхёну.
— Благодарю, — кивает он.
— Рад тебя видеть, Юнги! — радушно вздыхает Эльмаз, разводя руками. — Спустя столько лет ты почти не изменился.
Они заговорили между собой, вспомнили о былом, и Тэхён потратил эти минуты на изучение компаньона. Что ж, ему можно доверять. Немногим старше, благородное лицо, выразительные, как и у многих здешних, глаза, в магнетизме не уступающие Тэхёну. Наконец, коснулись непосредственно цели приезда. С Эльмазом не составило труда заключить договор с оптимальными условиями, он также отметил и то, что одобряет хватку Тэхёна. На стол лёг чемодан с первоначальным взносом, Тэхён ловко приоткрыл его и, заметив кивок одобрения, снова аккуратно защёлкнул.
— Прекрасно. Говорят, что если ты в отъезде, пока твоя страна горит, это значит, что ты либо трус, либо веришь в то, что её потушат люди твоего сердца. И я смею предположить, что правдиво второе, — улыбнулся шейх. — Не составит тебе труда, друг мой, пройти со мной в кабинет и подписать официальные бумаги?
— С удовольствием, — Тэхён поднялся, подобрал черновики, взял деньги и посмотрел на задумчивого падре, не собирающегося сходить с места. — Да, подожди здесь.
Все ушли, и некоторое время Юнги просидел в одиночестве, внимательно разглядывая потолочные арабески. Вдруг сменилась музыка, заиграла громче. Страстная, густая, раздалась вширь и опустилась мягким покрывалом. В комнату по одной заходят женщины, пританцовывая и вливаясь сочными бёдрами в жаркий ритм. Юнги вжимается в спинку дивана, но встрявший ком в глотке сглотнуть не может.
— Это… что? Простите? — он смотрит на них, стройных и подтянутых женщин, изящных и по-утреннему свежих.
Чрезвычайно молодые и немыслимо соблазнительные, царицы хранят молчание, вступая в чувственные музыкальные границы, обмахивают святого отца шёлковыми платками. Только и звенят цепочки, медальончики и украшения набедренных повязок и расшитых камнями и золотом бюстгальтеров. Их шестеро, и каждая норовит показаться лучше другой…
…Поднимаясь по лестнице, Тэхён обернулся на шум в коридоре и увидел группу воркующих наложниц.
— Не слишком ли это…?
— О нет, ему должно понравиться, — усмехнулся Эльмаз, беря его под локоть. Видимо, не так уж и набожен, как кажется. — Мой скромный подарок старому другу…
Старый же друг поджал губы и почувствовал, как накаляется воздух. Танцовщицы плывут одной волной, сливаясь, и разлетаются, как лепестки цветка. Тут он уцепился за точёную фигурку одной-единственной, облачённой в изумрудное одеяние, она смотрела на него в упор с той самой секунды, как вошла, и ждала, когда же заприметит. И Юнги заприметил и вздрогнул, словно раскусив подобие кисло-сладкого фрукта, он объял цепким взглядом её персиковую кожу, плоский животик и контуры преступно желанной талии, две туго натянутые тетивы.
Остальные девушки продолжали танцевать, выстроившись в линию позади, извиваясь и синхронно впадая в эйфорию, а эта, ни на кого не похожая, храбро вышла вперёд, пылко и медленно пала в изгибе на пол, выпрямилась и откинула копну волос, вьющихся до самого пояса, ядовитой змейкой поползла ближе.
Становилось жарко, под коленями и на сгибах локтей собралась влага, воротничок сжимается ошейником. А она, прикрыв пол-лица тёмной маской, продолжала пленить подведёнными сурьмой глазами и резко крутить бёдрами, отдаваясь музыке задаром. Юнги узнавал её частями, склеивая в единый образ.
Тягучая замедленная часть песни, движения вполсилы. И Юнги отчётливо разглядел браслеты на завидных щиколотках, из-под одного из них (он прищурился), виднелась татуированная надпись. На таком сладостно знакомом наречии, надпись оскорбительная и дикая.
«La puttana di Dio»
«Божья шлюха».
Какого чёрта…?
И сердце Юнги пошло в пляс, рухнуло и разбилось, колокольный звон спугнул замерших на венах птиц. И эти стервятники, вдавшись в плоть, сделали мучительно больно. Он продолжает видеть то, на что не хочет смотреть, а она - вырезает движениями шрамы по его телу и набрасывает платок на шею, зазывая обратить особое внимание на живот. Напротив Юнги её влажный пупок, манящая «т», и чувствуется эфирный запах намасленного тела. Сглотнув, он поднимает опьяневшие глаза, хотя надеялся зажмуриться.
Что она такое, как смеет прикасаться к нему тонкими пальцами и подкрадываться к спящему зверю?
Шепчутся звенья цепей, и руки святого отца бессильно прикладываются к девичьим запястьям.
Избавиться от неё… Избавиться, как можно скорее.
Нарастает барабанная дробь, и девушки заходятся в экстазе, по рукам Юнги бьются вибрации. Девушка наклоняется над ним, передавая импульсы разгорячённого тела, палящее дыхание погладило щеку. Он колеблется, большими пальцами врезаясь в её предплечья, она даёт ему мгновение, чтобы раскрыть маленькую тайну. Её частые вздохи, капельки пота в ложбинке меж маленьких грудей.
Странно.
Юнги медлит. Момент упущен. Похожая на водную гладь, её кожа ускользает из-под пальцев, и маска остаётся на месте. Юнги кажется, он уловил в ней что-то запредельное, запретное и сугубо личное, а она, обнаружив, что почти раскрыта, рванула назад, прячась за спиной другой танцовщицы. Потеряв её из виду, Юнги встревожился и тут же подумал, что это к счастью.
Песня подошла к концу и продолжилась тихим флейтовым переливом, но кроме покинувших сознание плясуний, что заполонили все мысли неприступного Юнги гораздо прочнее, нежели он желал, никто больше не зашёл. Он потянулся за вином и опрокинул заодно и бокал Тэхёна, встретил его захмелевшим. К машине они возвращались не с пустыми руками, сделка удалась, и Тэхён застолбил неплохое местечко. Всё остальное уладит по прибытии домой.
— Ты что, выпил? — принюхался Тэхён и изогнул брови.
— Это Христова кровь, — неуверенно объяснился Юнги.
Тэхён скабрёзно ухмыльнулся, полоснув уличающим взглядом по коленям падре, чёрная ткань в паху подозрительно натянута.
— Логично, если ты от этого возбудился.
Юнги сжимает ноги и усиленно прикрывается руками. По щекам разлился румянец. Хреновы восточные танцы, способные разбить любые заветы!
— Не от этого. Там была одна девушка, с татуировкой на итальянском…
— Изменяешь Господу? Ай-ай-ай…
— Помолчи. Не очень люблю одну сторону Эльмаза: ему не чуждо ковырнуть старые раны.
— У вас с ним было что-то? — Тэхён изобразил удивление.
— Нет… Не в том смысле, — Юнги смахнул ладонь Тэхёна, уютно устроившуюся поблизости. — Когда мы были знакомы, я вёл совсем другой образ жизни. Думаю, в каком-то роде, сегодняшний подарок можно расценить как то, что он соскучился по тем временам.
— И как, ты хотел бы туда вернуться? — оскалился Тэхён.
— Пожалуй, откажусь.
В лобовом зеркале при свете автострады видны только широкие брови водителя. До отеля их довезут минут через десять, а то и больше. Дороги забиты, правила соблюдаются с трудом, и каждые пять минут раздаётся вой клаксона и турецкая матерщина. Доберутся живыми, если повезёт. Раскладывая пасьянс в телефонном формате, Тэхён пытался отвлечься от того, что ожидает его, как только он перемахнёт на самолёте семьсот миль, Юнги же отвлечься был способен с превеликим трудом.
Как только открывается дверь в номер, его святейшество запирается в ванной. Он неуклюже расстёгивает сутану, судорожно хватая воздух ртом, и, облокотившись на стиральную машинку, дрочит себе, вздёрнув подбородок и примеряясь к ощущениям, словно ко второй коже. Короткие стоны, и глубже, глуше… Ладонь мечется вверх-вниз, как сумасшедшая, по телу бьют канонады, и это то немногое из дозволенного, чем Юнги тоже предпочёл не баловаться часто. Как назло, он вспоминает её тело, её улыбающиеся глаза и издевку, распущенность, жаркий запах и волнения магических бёдер. Если бы он мог прикоснуться к ней так, чтобы между ними не осталось ни сантиметра, он бы изодрал её в клочья.
Прокатившаяся горячая волна выплеснула эхом обрывочный оргазменный стон. У Юнги подкосились ноги, он нечаянно скинул пакет с порошком и бессильно опустился на пол, восполняя потерю кислорода судорожным дыханием.
К счастью, у Тэхёна не то настроение, чтобы подшучивать, а потому запыхавшегося падре он встречает с благосклонной улыбкой.
— Разобрался?
— Да, пожалуй…. — он казался немного смущённым, наскоро причесался пятернёй и придирчиво поправил одежду, глядя в зеркало.
Из багажа им и собирать-то нечего, но оба медлят, замирают перед выходом и переглядываются, напряжённо вслушиваясь в коридорные шорохи, шаги и едва слышные голоса. Что-то не так. Наверняка рыбы так же предчувствуют место, где на них набросят сеть. Интуиция обоих заточена невероятно остро.
— Занятно, — шепчет Юнги.
— Давай выйдем через чёрный ход, — предлагает Тэхён, оглядываясь.
Позади них одно окно и балкон третьего этажа. Тэхён берёт обе сумки в одну руку и шагает туда, осторожно осматривает парковку внизу. Пусто. Но тревога поселилась невероятная.
— Эльмаз способен на такие подлости?
— Однозначно - нет, он человек чести, — заверяет Юнги.
— Значит, кто-то из старых врагов прознал о том, где мы… — босс прикрыл дверь на балкон. Хватятся быстро, но хотя бы подозрение не бросится в глаза в первую очередь. — Ладно. Сейчас нужно добраться до самолёта и не привлекать внимания.
— Ты и впрямь намерен спуститься здесь? — на бледном лице Юнги не отразилось особой жажды приключений.
— Да, перейдём по карнизу до левого крыла, где из номера, насколько я успел рассмотреть схему, выход как раз к пожарной лестнице, — Тэхён перелез и улыбнулся. — Справишься, старичок?
— Придётся, — Юнги закатал сутану, легко перемахнул перила и прижался к каменной стене. — Что, если они ждут нас внизу?
— Об этом я позабочусь.
Носки туфель выступают за карниз. Высота не так уж и убийственна. Тэхёну всё нипочём, а Юнги следует за ним и думает, что зря ввязался, сидел бы себе дома и, попивая кагор, зачитывал бы детям отрывки из библии. Поднял бы сейчас кто из местных голову - и застал бы странный акт побега мужчины в деловом костюме и священника. Тянуло на комедийный боевик, а смеяться совершенно не над чем. Благо, Тэхён соображал, что делает и чувствовал, что выходить из номера, как все смертные, было бы роковой ошибкой. Он не терял самообладания и быстро нашёл обходной путь, а Юнги волей-неволей пришлось его поддерживать.