С тех пор отец стал предельно осторожен, редко оставляя отметины на видных местах.
Большого труда убедить его в реальности пятничной ревизии не представлялось - Айзек просто попросил Мэг позвонить его отцу и рассказать эту версию происходящего. Хозяйка бара тихо хмыкнула, приподняв брови, чуть ехидно улыбнулась своему работнику, протянув по слогам: “Девушка?”, и легко выполнила его просьбу, даже не дожидаясь ответа и не спрашивая больше ни о чем.
А Айзек покраснел так, как не краснел никогда в жизни.
Питеру мальчишка, пожалуй… нравился. Вызывал определенную симпатию. Хотя бы тем, что не боялся - вопреки сложившемуся у окружающих его сейчас людей мнению, Питер запаха чужого страха не любил - слишком сильно он напоминал тот, который никак не получалось забыть, приправленный запахом гари и адской боли, страх людей и оборотней, запертых в подвале собственного дома.
Айзек не боялся - смущался, неловко краснел, отводил взгляд, беспокоился, что сказал или спросил что-то не то, но не боялся, во всяком случае, не Питера. Мальчишка боялся кого-то другого, и этот страх хранился на нем тяжелым, вязким отпечатком, терпким, въевшимся, немного неприятно отдающим черемухой. И слушать мальчишка умел хорошо, лучше, чем уставшие от клиентуры и жизни парни в одних барах, лучше, чем, профессионально-улыбчивые девушки в других, а самое главное, и вопросы задавал правильные, не переперченные гадковатым, зачастую напускным, цинизмом “профессионалов”, и комментировал в точку. И пах хорошо, нерезко, не раздражающе, несмотря на въевшийся в кожу страх.
Питер задумчиво следит за ловко двигающимся вдоль стойки мальчишкой - клиентов в начале двенадцатого оставалось еще немало, и Хейл уже дважды проклял себя, в весьма изощренных выражениях, за решение приехать пораньше. Айзек коротко улыбнулся старушке, впихнувшей в его ладонь шоколадный батончик, спросил что-то насчет какого-то сериала, выслушал ответ, даже заинтересованно кивнув. Та ему явно нравилась, как и он ей, и, приглядываясь к подростку, альфа понимает, что женщиной от того не пахнет - пахнет духами хозяйки заведения, резковатыми и недорогими, но это точно не духи матери, потому что этими здесь, на самом деле, пропах каждый дюйм, иногда на нем оседает терпковатый, отдающий лекарствами запах этой старушки с шоколадкой, но другого постоянного женского запаха на Айзеке нет.
Лейхи снова подходит, садясь чуть поодаль, наблюдая в основном за остальными клиентами, но иногда скашивая серо-голубые глаза на Питера. И ждет - Питер чувствует это в запахе, в немного неровном ритме сердца, в коротких взглядах, бросаемых мальчиком на часы. Хейл переводит скучающий взгляд на стрелку часов, указывающую на тридцать пять минут. День выдался не из лучших, как и вся неделя, как и вся “новая” жизнь. Угораздило же его укусить именно Маккола, обремененного просто невероятным чувством ответственности за все и вся. Питер думал, что не может ему так не везти, но, оказалось, что у того есть еще и настырный приятель, и это все усугублялось наличием весьма неумного, по мнению Питера, племянника.
Хейл встряхивается, отгоняя от себя мысли о насущном - стало почти привычкой здесь, с этим подростком, о своей жизни не только говорить, но и думать иносказательно. Айзек замечает это движение, скашивая глаза на полупустой стакан, украдкой проезжается взглядом по лицу, снова поворачиваясь к кому-то из посетителей.
“Изящный”, - лениво думает Питер, рассматривая спину тянущегося к верхней полке школьника. Точнее - мог бы быть достаточно изящным, если бы не прикладывал столько усилий, чтобы выглядеть неуклюжим раздолбаем. А костяшки пальцев сбиты, и не заживают полностью, хотя навряд ли мальчишка такой уж любитель драк. Руки пахнут средством для посуды, немного - хлебом, и чуть отдают кровью, но даже это не раздражает волка. Волку здесь спокойно, зверь не обращает внимания на остальных людей, благосклонно глядя на кружащего поблизости мальчишку. На самом деле, со своим волком Питер всегда жил в согласии.
Айзек нервничает - совсем немного, и сам точно не знает почему. Может, из-за отца, позвонившего уже три раза, удостовериться, что сын трезв, вменяем и на работе, может из-за молчаливости Питера, периодически пытающегося читать электронную книгу, но уже через пять минут раздраженно выключающего ее, и откладывающего на барную стойку. Может, из-за того, что в эту пятницу ближе к полуночи в баре собралось непривычно много народу - хорошая выручка - это прекрасно, чаевые чуть больше обычного - совсем хорошо, но как же подростку хотелось, чтобы все эти люди, почти ежеминутно требующие его внимания, разошлись уже по своим делам - домам, семьям и темным подворотням.
Айзек ставит стакан ром-колы перед парнем-альбиносом, пару месяцев назад пытавшемся его ограбить в одном из таких темных переулков. Мотоцикл тогда был в ремонте, и Лейхи после смены шел домой, срезая через дворы и слабо, а то и совсем не освещенные, улочки.
Юджин - так звали этого парня, - до сих пор оставляет не меньше пяти баксов чаевых, извиняясь за памятный удар по затылку. Деньги, мобильник и права он вернул на следующий день, неловко признав, что “попутал в темноте” и “своих трогать западло”.
Айзек порадовался, что отец не успел заметить пропажи телефона.
Питер перегибается через барную стойку, доставая с одной из полок пепельницу, закуривает, как ни в чем не бывало, насмешливой полуулыбкой отвечая на укоризненный взгляд подростка. Лейхи рассчитывает неизвестно как забредшую сюда молодую парочку, подходя к мужчине, чуть покачивая головой, не зная, что сказать.
- Не хотел тебя отвлекать, - Питер усмехается, стряхивая пепел. - Критично?
- Нет, просто… Ну… так не… - школьник вздыхает, пожимая плечами, чуть улыбаясь в ответ заинтересованно приподнявшему брови мужчине. - Просто попросите в следующий раз. Это моя работа.
- Тогда будем считать, что я тебе ее слегка облегчил. В счет постоянно отнимаемого у тебя времени.
- Но… - Айзек поджимает губы, слегка нахмуриваясь.
- Сегодня я отниму у тебя много времени. Два с половиной часа, насколько я помню. Посмотрел в интернете, - поясняет, на мгновение скосив взгляд на лежащий возле правой руки планшетник. - И пиццу закажи на свой вкус. Тебя ждут, - кивает за спину Айзека, и тот, чуть вздрогнув, оборачивается.
Айзек заказывает Маргариту.
========== Часть 5 ==========
Айзек задумчиво облизывает пальцы, спохватываясь, вытирает руку салфеткой, отрывая взгляд от происходящего на экране. Выбор пиццы Питер одобрил, прокомментировав, что классика - это всегда лучший вариант, и теперь задумчиво жевал кусок, внимательно следя за происходящим на экране.
- Хорошо снят, - резюмирует минут через тридцать, кивая на последний кусок пиццы, оставшийся в коробке. - Доедай. Молодой растущий организм.
Айзек хмыкает в ответ, чувствуя непривычное спокойствие, раз за разом украдкой рассматривая сидящего с другой стороны барной стойки мужчину. Тот медленно цедит темное пиво, по цвету схожее с кока-колой в стакане Айзека, задумчиво-неспешно облизывает губы, всматриваясь в экран, иногда чуть вздергивая брови. Подросток все-таки не выдерживает, тихо произнося:
- Не похоже на книгу?
- Разве что основной идеей, - Питер отводит глаза от экрана ноутбука, поворачиваясь к школьнику. - Я все думал - что там можно наснимать на два с лишним часа? Роман-то короткий. Но неплохо, вроде бы.
- Мне он нравится, - чуть смущенно признается Айзек, поднося к губам стакан с колой, будто отгораживаясь от внешнего мира этим высоким тонкостенным стаканом. - Фильм полный какой-то… безысходности. Которая все равно смешана с надеждой.
- Это то, на что люди любят смотреть, - Питер поворачивается, опираясь локтями о барную стойку. - Людям нравится мысль, что кому-то может быть еще хуже, чем им. Никто не хочет быть жертвой, но мысль о жертвоприношениях прочно засела в человеческих мозгах. И те, кто снимают фильмы, раз за разом публично приносят в жертву созданных ими, или другими людьми, героев. Удовлетворяют потребности.
- А надежда? - Айзек задумчиво наклоняет голову, водя пальцами по слегка запотевшему стеклу стакана. - И бывают еще хэппиенды.
Во взгляде мужчины четко угадывается полное неприятие каких-бы то ни было хэппиендов.
- Надежда - чувство обманчивое, а хорошие концовки бывают только в кино, где сценарист истово оберегает своих главных героев от падающих им на головы кирпичей, скользких обледеневших дорог, шальных пуль, плохих знакомств и просто смерти от церебральной аневризмы. Хэппиендов не существует, Айзек, потому что логическая концовка любой истории - это смерть, а в ней нет ничего… хорошего.
- Но… Но ведь хочется думать, что все может закончиться хорошо… - Лейхи неуверенно опускает взгляд.
- Хочется. Разве я говорю, что не хочется? Хочется верить, хочется надеяться. Мой отец всегда говорил, что надежда - глупое чувство. Старик вообще редко мог сказать что-то дельное насчет человеческих чувств, но в этом был прав. Хотя, казалось бы, должен был быть знатоком человеческих душ, - Питер усмехается, задумчиво вытягивая из чашки фисташку.
- А кем он работал?
- Кем он работал - значения не имеет, важно скорее, кем он был, - поймав вопросительный взгляд подростка, поясняет, - управленцем. Пожалуй, можно сказать так. Управлял.
- Компанией?
- Людьми. И управлял успешно. Вплоть до самой смерти. Но это было давно, - мужчина, чуть улыбнувшись, отмахивается от открывшего рот подростка, - в соболезнованиях не нуждаюсь. Мне от него достался портсигар и любовь к чтению. Вот, пожалуй, и все.
- Извините, - подросток снова переводит взгляд на экран, ненадолго, уже через несколько минут снова поворачиваясь к собеседнику. - Любовь к чтению это хорошо. В смысле, это же хорошо, когда есть человек, с которым можно поделиться впечатлениями от прочитанного, обсудить. Разве нет? - неловко улыбается, глядя на медленно покачивающего головой мужчину, кривящего губы в невеселой улыбке.
- Не особо. Мы не могли сойтись во мнении ни об одной из прочитанных книг. А у нас была огромная библиотека. Шикарная.
- Была?
- Сгорела.
- О.
Подросток прикусывает губу, замолкая, снова переводя взгляд на экран.
- У нас тоже много книг, - медленно проговаривает, крутя стакан. - И еще я в школьной библиотеке иногда набираю.
- Да ты ботаник, парень, - Питер лукаво усмехается, краем глаза наблюдая за фильмом.
- Ну я бы так не сказал. Судя по моим оценкам по химии, - Айзек улыбается немного грустно.
- Кому нужна эта химия, - лениво тянет мужчина, отставляя пустой стакан в сторону. - В том виде, в котором ее преподают в школе она мне не пригодилась ни разу. Или ты собираешься получить степень по биохимии?
- Ну, это навряд ли, - подросток шумно фыркает в свой стакан, - ученые степени мне совершенно точно не грозят.
- А что грозит?
Мальчишка пожимает плечами, почти точно зная ответ на вопрос, но не желая отвечать. С отцом не так-то просто спорить, а вспоминать об этом совершенно не хочется.
- Семейный бизнес? - угадывает мужчина, усмехнувшись. - Проблема с этими семейными делами. Хочешь не хочешь, а они все равно тебя затрагивают, висят на шее грузом, тянут вниз. Почему бы не жить, действительно, в Лос-Анджелесе? Но нет. Семья - это твое всё. Еще один афоризм от моего незабвенного отца.
- Большая у вас семья?
- Была, - Питер скручивает крышку с бутылки пива, протянутой Айзеком, чуть наклоняет свой стакан, наливая напиток. - Ну, знаешь, как это бывает… родственники, жёны, родственники жён, жёны родственников жён. Бесконечная череда полузнакомых лиц, “А это наш дядя Артуро из Тихуаны, и его пятеро… детей”, - перед последним словом мужчина запинается на долю секунды, бросая короткий взгляд на школьника. - И так до бесконечности. А потом выясняется, что это и не дядя вовсе, а друг семьи жены какого-нибудь из твоих родственников, которого ты еще помнишь в лицо.
- Семейные ужины наверняка были отдельным испытанием для нервов, - улыбается мальчишка.
- О, поверь, - Питер кивает, довольно ухмыляясь. - Мне было чуть больше двадцати и я прилагал все усилия для того, чтобы с них сбежать. Всегда существовала опасность, что тебя решат на ком-нибудь женить.
- Ужасы какие, - Айзек кусает губы, пытаясь сдержать широкую улыбку.
- Не без того, - мужчина чуть качает головой. - Но, поскольку я в то время не удосуживался запоминать ни их имен, ни лиц, ни мест проживания, сейчас я вообще не в курсе, кто и где все эти люди.
- А хотели бы их найти?
- Да упаси боже, - Питер отмахивается. - Вот еще. Мне и племянника хватает, даже перебор по многим статьям.
- Не ладите, да? - Айзек понимающе кивает.
- В последнее время не особо, знаешь ли. Раньше ладили. Давно.
- А потом? - очень осторожно произносит подросток, понимая, что уже перегибает с личными вопросами.
- А потом мы не сошлись в толковании одного места из Блаженного Августина, - Питер хмыкает, качая головой.
- Откуда это? - Айзек едва улыбается, с облегчением, не уловив в голосе мужчины раздражения.
- Из “Трех мушкетеров”. Что-то я сюжетную линию перестал улавливать, - Питер поворачивается к ноутбуку.
Лейхи с готовностью пересказывает ему происходившее на экране последние минут пятнадцать-двадцать, благо сам он этот фильм смотрел раза три, не меньше.
Попутно Айзек оглядывает выглядящего спокойным, даже, скорее, умиротворенным, мужчину, удивляясь про себя его готовности отвечать на заинтересованные вопросы практически незнакомого школьника. Сам Айзек мог бы в своем резюме большими буквами написать “Не умею общаться с людьми”, но с Питером разговор почему-то клеился, не доставлял неудобства паузами, и сам мужчина не лез с расспросами, не настаивал на ответах, которые Айзек не хотел давать.
Ближе к концу фильма подросток начал клевать носом, а на последних минутах десяти устроился щекой на сложенных на барной стойке руках, прикрыв серо-голубые глаза, и задремав почти мгновенно. Хейл переводит взгляд с экрана - логическая концовка и так ясна, в подробности можно особо не вдаваться, - на уснувшего школьника, а затем на стрелку часов, показывающих уже чуть больше половины третьего. Питер медленно цедит пиво, рассматривая подростка внимательнее, задумываясь. Объяснение внезапно образовавшейся привязанности к этому месту, а точнее - конкретно к этому собеседнику, в голове альфы складывается довольно быстро - компенсация многолетнего отсутствия нормального общения. Но в сухой формулировке явно недостает слишком многого, над чем стоило бы подумать.
Мальчишка хмурит брови во сне, но уже через пару секунд выражение лица сменяется абсолютным спокойствием.
Люди, от общения с которыми невозможно извлечь практической пользы, Питера, по жизни, привлекали мало. Никогда не было охоты тратить свое время на тех, кто не смог бы с ним расплатиться, а свое личное время альфа всегда ценил очень высоко. От Айзека какой-то конкретной пользы быть просто не могло - разве что обратить его, но этого Хейлу делать пока что не хотелось. Скотт Маккол - как пощечина самомнению, придется еще немного подлечить уязвленное самолюбие, прежде чем волку захочется загнать клыки в кого-то не для того, чтобы убить. Но польза, тем не менее, была - нельзя в полной мере назвать это состояние, мягкой волной накатывающее во время разговоров со школьником, душевным спокойствием, но это явно что-то близкое, то, чего, как Питер сам понимал прекрасно, ему не хватало. Быть сумасшедшим - не так уж легко, - мысль эта вызывает у оборотня невольную кривоватую ухмылку. Дело вовсе не в призрачных муках несуществующей совести, - с этим, Хейл точно знает, у него проблем нет, и не было никогда. Можно сожалеть о содеянном, например сожалеть о том, что пришлось убить племянницу, но испытывать длительный душевный дискомфорт по этому поводу? Ну уж нет, увольте. Питер вовсе не уверен, что дети Талии не поступили бы на его месте точно так же. Хотя, стоит признать, Лора бы, скорее всего, сдалась. А вот племянник бы, пожалуй, воспользовался бы случаем, единственной возможностью, но потом, из-за излишней склонности к самобичеванию, сам свел бы себя в могилу.