Хейл перестает задавать вопросы, перестает надиктовывать примеры, но Стайлз этого не замечает. Для него все спокойно, для него все - как обычно, только из глаз волка, которого Стилински в шутку - или всерьез - называет “своим”, уходит беспокойство, сменяясь тоской и грустью, странной, ни на что не похожей болью.
Стайлз редко смотрит в его глаза - их выражение нарушает идиллическую картину мира. Вместо этого он обнимает оборотня за плечи, прижимается губами к шее, просит тепла и ласки. И получает, получает мягкие, приправленные каким-то отчаяньем, поцелуи, получает согревающие, заставляющие тело млеть, прикосновения.
Они почти не разговаривают, только касаются друг друга, и, если Стайлза все устраивает, то Питер чувствует, что подошел уже к той грани отчаяния и бессилия, возле которой любое его действие не имеет значения. Стайлз большую часть времени дремлет, не засыпая совсем, но и не пытаясь активничать; молчит - Хейл запоздало вспоминает, что уже несколько дней Стилински не произносит ни слова; только жмется теснее, когда снова замерзает.
Питер не без труда выпутывается из цепких объятий снова задремавшего мальчишки, переносит его на кровать, укладывая, укрывая одеялом, чтобы не замерз, тоскливо смотрит в сонные, лишь самую малость обеспокоенные глаза, ласково поглаживая подростка по щеке.
- Ты куда? - Стайлз непонимающе хмурится, пытаясь обнять мужчину за шею, но руки слушаются плохо, соскальзывают обратно на одеяло.
- Спи, - Питер аккуратно целует его, отстраняясь.
- Я не могу без тебя спать, - Стайлз мягко улыбается, будто объясняет очевидные вещи. - Ты ведь знаешь.
- Так нужно, - в голосе оборотня проскальзывает былая, уже непривычная Стайлзу сталь. - Закрой глаза.
Стилински привык слушаться, он покорно закрывает глаза, прислушиваясь к давящей тишине в комнате.
Тишина и пустота давят на виски, на грудную клетку, тяжелый ком, внезапно образовавшийся где-то в груди, давит на сердце и на легкие, мешая вздохнуть, не давая пошевелиться. Пустая комната оборачивается полузабытой темнотой, в которой есть место лишь двоим, и в которой Стайлз очень не хочет оказаться вновь.
Истошный крик тонет в вакууме кошмара, смешиваясь с тошнотворным, сильным запахом крови.
И больницы.
========== Часть 8 ==========
- Ну, вы, молодой человек, умеете преподносить сюрпризы, - мужчина, возраста ближе к “почтенному”, в белом халате, мягко улыбается.
Губы не слушаются, горло саднит, будто сорванное долгими криками, глаза болят, будто в них кто-то насыпал песка. И в эти самые глаза мужчина, безжалостно придерживая верхнее веко пальцем, и не давая зажмуриться, поочередно светит фонариком.
- Реакция на свет хорошая, - врач удовлетворенно кивает. - Я это все к тому, молодой человек, что за мою двадцатилетнюю практику вы первый, кто очнулся от комы с криком. Знаете, обычно больные в вашем состоянии более… спокойны, скажем так. Но я склонен считать это не таким уж плохим признаком. Как у нас с речевыми функциями? Говорить можешь? Попробуешь?
Кислородная маска отлипает от лица, и воздуха сразу же начинает нехватать, но Стайлз, пересиливая боль в саднящем горле, бесконечно медленно выговаривает “Могу”, с трудом шевеля языком. Правую руку обдает теплом - Стайлз с трудом поворачивает голову, чтобы увидеть шерифа - осунувшегося, постаревшего лет на десять, не прячущего ни счастливой улыбки, ни выступивших на глазах слез.
Маска опускается на место, врач удовлетворенно кивает.
- Пока отдыхай. Через несколько часов придет сестра, проведет несколько тестов. Шериф, я бы хотел с вами переговорить.
Джон нехотя выпускает руку сына из своей, шепотом обещает скоро вернуться, и выходит из палаты - Стайлз с трудом следит за ним взглядом, пытаясь сообразить, что происходит. Отец возвращается через минуту, снова сжимая ладонь Стайлза, тот в ответ пытается хоть немного сжать пальцы, и ему это даже удается - на лице Джона расцветает самая счасливая улыбка из всех, что Стайлз когда-либо видел.
- Все будет хорошо, сынок, - шериф уверенно кивает. - Теперь все будет хорошо. Ты попал в аварию, только вряд ли ты об этом что-то помнишь. Точнее, тебя сбила машина.
Стайлз неуверенно качает головой, стараясь сфокусировать уставшие глаза на отце.
- Но все будет хорошо, - снова повторяет шериф.
Стайлзу не нравятся эти повторения. В них есть что-то обезнадеживающее.
***
В следующий раз Стайлз видит отца и Мелиссу. Миссис Маккол держит в руках блокнот, присаживаясь на край кровати, мягко предупреждает:
- Я сниму маску, попробуй некоторое время подышать без нее. И постарайся ответить на мои вопросы, хорошо?
Стайлз медленно моргает, когда попытка кивнуть проваливается.
- Как тебя зовут?
Вопрос нетрудный, и юноша, медленно ворочая языком, проговаривает:
- Стайлз Стилински. Семнадцать лет. Живу в Бэйкон Хиллс. С детства дружу с вашим сыном, Скоттом.
На недлинную фразу уходит, кажется, вечность, но Мелисса терпеливо ждет, записывая.
- Сколько пальцев видишь?
- Два.
Женщина удовлетворенно кивает.
- Вопрос посложнее. Если не сможешь ответить, не расстраивайся - вообще удивительно, что…
- Кома? - Стайлз понимает, что выговорить “Врач сказал, что я очнулся от комы, он что имел в виду? Серьезно? Мать вашу, серьезно?” он просто не сможет.
- Три недели, - осторожно кивает Мелисса. - Удивительно, что при отсутствии удовлетворительной реакции на лекарства, положительная динамика в отношении функций мозга была просто… поразительной.
Стайлз непонимающе хмурится.
- Когда тебя привезли и прооперировали, шансов, что ты очнешься почти не было. Отсутствие реакции на внешние раздражители, на препараты, минимальные показатели на приборах… Функции мозга не восстанавливаются так быстро, это невозможно. А пару дней назад, все показатели снова пошли на спад. А сегодня ты заорал как… не знаю, Стайлз… и пришел в себя. Клиническая картина фантастическая. А теперь ответь на мой следующий вопрос в списке, - женщина поворачивает к Стайлзу свой блокнот, показывая рисунок. - Что изображено?
- Синий шар, - отвлеченно, медленно проговаривает Стайлз, не совсем понимая, как вяжутся его воспоминания о последних нескольких… мозг отказывается как-то ограничить отрезок времени, проведенный под опекой Питера Хейла, и Стайлз зажмуривается, судорожно вдыхая воздух, которого снова становится слишком мало.
Мелисса говорит что-то успокаивающее, снова нацепляя на лицо мальчишки маску, шериф сильнее сжимает руку сына, и Стайлз снова отключается.
***
Через две недели Стайлз сидит на больничной кровати, растерянно улыбаясь Скотту, только что закончившему сжимать его в объятьях. Скотти бы, наверное, так и не прервал бы этого увлекательного занятия, но вошедшая Мелисса отвесила сыну подзатыльник, заявив, что он такими темпами переломает несчастному все его едва сросшиеся кости.
На вопрос Стайлза, что же все-таки произошло, толкового ответа ни шериф, ни Мелисса ему дать не смогли, да и Скотти неуверенно пожимает плечами, в конце-концов выдавливая из себя только одну фразу:
- Спроси у Питера. Он тебя нашел.
Стайлз вздрагивает, хватая губами воздух, судорожно ища эту осточертевшую уже за две недели маску. Скотт порывается позвать кого-то, но Стилински остервенело мотает головой, выравнивая дыхание. Воспоминания о Питере слишком живые и настоящие, голос, запах, тепло рук и тела, все настолько реальное, что Стайлз с трудом заставляет себя верить в то, что все произошедшее ему привиделось, приснилось, было простой галлюцинацией больного, ослабленного мозга.
Разговоры на нейтральные темы Стайлзу даются легко, точнее разговором это назвать сложно - Скотти рассказывает что-то о школе, о Дереке и Айзеке, об Эллисон, о происходившем в городе, о Лидии, а Стайлз слушает, иногда теряя нить разговора и переспрашивая, иногда просто задавая вопросы и что-то уточняя.
Жизнь, в общем-то, шла своим чередом, за исключением того, что стая поочередно полным составом бродила где-то неподалеку от лежащего в коме человека.
- Ты тут пару раз чуть совсем не умер, - сообщает Скотт как бы между прочим. - Мама сказала, что это было… близко. Мы очень волновались. Даже Дерек.
Стайлз слабо улыбается. “Даже Дерек”. Забавно. Даже грозный крутой альфа достал с чердака свою эмоциональность, воспользовавшись ей настолько, что даже Скотти заметил. Стайлз не спрашивает про Питера, не хочет лишних вопросов, не хочет рассказывать о том, что происходило по ту сторону его сознания.
Кошмары еще мучают его, особенно по ночам, когда он остается в палате один, но в них нет той силы, они - точнее, он, - не вызывают такого ужаса.
Стайлзу просто страшно, но он всегда может открыть глаза, вдохнуть пропитанный запахом лекарств больничный воздух. Нет никаких проблем, с тем, чтобы проснуться.
***
Еще через две недели Стайлз все-таки оказывается дома. Сломанные ребра в норме, шрамы на груди и спине так и останутся, а привычный бардак на голове скрывает длинный, но едва заметный шрам.
В честь своего возвращения домой на своих двоих и в нормальном состоянии, Стайлз закрывает глаза на отцовскую диету, разрешая шерифу заказать пиццу. Марафон Звездных Войн - святое дело, как-никак.
По ночам Стайлзу немного тоскливо. Странно, как в сознание въелось это ощущение жаркого живого тела рядом, ощущение покоя и защиты.
В лофте старший Хейл не появляется, а Дерек на вопрос о зомби-дядюшке лишь невнятно передергивает плечами, роняя что-то вроде “людей не убивает - и ладно”. Еще пара недель в режиме дом-лофт, проходят без происшествий.
Стайлз выясняет, что мудака, размазавшего его по асфальту и скрывшегося с места, полиция, стараниями шерифа, нашла в одном из соседних городков. Стайлз его не видел, да и не особо хотел. Больше он все-таки хотел понять, какого черта он в три часа ночи оказался чуть ли не на окраине города, один, и какого черта там же через какое-то время оказался бывший безумный альфа.
Дерек неодобрительно качает головой, но все-таки сдает Стайлзу адрес родственника.
***
Головные боли прошли, кошмары - почти прошли, ребра тоже не беспокоят - решив, что с физической стороной произошедшего все более-менее улажено, Стилински все-таки решается. Замирает перед железной дверью одной из квартир в центре города, вжимая до упора кнопку звонка.
Наверное, не стоило раздражать чуткий оборотнический слух долгой преливчатой трелью, потому что Питер, все-таки соблаговоливший открыть дверь на третьей минуте ожидания, вовсе не выглядит хоть сколько-либо благодушным.
- Рано или поздно это должно было случиться, - обреченно констатирует оборотень, пропуская Стайлза в свою квартиру.
В любом другом состоянии Стайлз бы принялся разглядывать обстановку, все-таки его давно мучил вопрос, как и где проводит часы досуга любящий подпустить таинственности в свой образ, оборотень. Но сейчас ему откровенно не до того, Стилински буквально трясет от напряжения, немного - от злости. Он идет вслед за Хейлом, плюхается в предложенное кресло, и сердито смотрит на устроившегося напротив вервольфа.
После пары минут молчания Хейл вопросительно изгибает бровь.
- Рассказывай, - Стайлз поджимает губы, стискивая подлокотники ладонями. - Все говорят, что ты меня нашел. Там, на дороге. Что произошло?
Прежде, чем мужчина успевает открыть рот, Стайлз вскидывает вверх указательный палец, уточняя:
- Я не спрашиваю об аварии. Я спрашиваю о том, что было до нее или после. Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.
- Скажи, тебя отец тренировал вести допрос или ты насмотрелся ширпотребных криминальных драм? - холодная усмешка кривит тонкие губы, и у Стайлза сердце сдавливает тисками от нахлынувших, полных нежной ласки, воспоминаний.
- Ты можешь мне ответить? - спрашивает уже мягче, просяще, не в приказном тоне. - Я должен знать.
- Это мне решать, - в голосе Питера слышится мрачное самодовольство.
- Ты знаешь, почему я оказался ночью черт знает где, и почему я об этом ничего не помню?
- Подумай, - Хейл пожимает плечами. - До той ночи ничего странного не происходило?
Стайлз вспоминает. Напряжение гулкой тяжестью оседает в основании черепа, но что-то проясняется, вспоминается.
- За пару недель до этого… Я проснулся на кухне. Потом в коридоре, когда шел к лестнице. И еще раз - на первом этаже, - Стилински краснеет, опуская голову. - У меня бывает, я хожу во сне. Но не так далеко. По дому иногда брожу. Но никогда не выходил на улицу. До туда идти минут двадцать, а я вообще был босиком!
- Ну, что поделать, - глубокомысленно роняет оборотень.
- Ты ведь знаешь, что произошло, - Стайлз устало трет ноющий висок. - Скажи мне. Питер, пожалуйста. Я никому ни слова не пророню, даже если ты пытался сотворить со мной какую-нибудь гадость, обещаю. Я с ума схожу.
Стайлз замолкает, просяще глядя на равнодушного, спокойного мужчину. Питер медленно качает головой.
- Мне все еще снится тот кошмар, - тихо проговаривает Стайлз. - У тебя есть белая рубашка?
Что-то в глазах оборотня меняется, пробивается сквозь стену безразличия, что-то слишком необычное для Питера Хейла, для такого, каким его видят все окружающие, и что-то очень знакомое Стайлзу.
- Я нашел тебя на дороге, - медленно проговаривает Питер. - В ужасном состоянии, всего в крови. Много крови, много боли.
- Руки в крови, - едва слышно уточняет Стайлз, не поднимая взгляда. - Повсюду кровь. Запах отвратительный. И твои руки - все в крови. И рубашка в крови.
Хейл кивает, замолкая.
- Это ведь не все? - Стилински сглатывает, стараясь справиться с приступом зябкой, немного пугающей, дрожи. - Расскажи мне все, пожалуйста.
Оборотень молчит, чуть кривя губы, и Стайлз срывается на просящий хрип:
- Пожалуйста. Ты ведь что-то сделал. Зачем? И что? Питер, я никому не скажу, я никому не рассказывал вообще ни о чем, даже о своих кошмарах, пожалуйста!
Злые слезы обжигают роговицу, и Стилински закусывает губу, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Страх подступает к глотке, страх, непонимание, какое-то отчаяние.
- Когда Дитон говорит о тебе, он говорит так, будто Неметон, отметив тебя, дал тебе какую-то силу, - неспешно и тихо начинает Питер. Стайлз замолкает, поднимая непонимающий взгляд на оборотня.
- Он, скорее всего неправильно трактует произошедшее. И меня ввел в заблуждение, - голубые глаза наливаются неестественной лазурью. - Тебе эта сила, если бы она была, ни к чему. А мне бы пригодилась, - Хейл задумчиво постукивает когтями по подлокотнику, глядя куда-то мимо.
- И что ты сделал? - неслышно сипит Стилински.
- Попытался выяснить хоть что-то. Найти в тебе… не знаю. Что-то, что могло бы мне пригодиться.
- Хотел захапать чужое, - мрачно резюмирует Стайлз.
- Можно и так выразиться, - Питер спокойно кивает. - Проблема в том, что в тебе нет ничего… Ничего сверхъестественного. Должно быть, должно было остаться хоть что-то, но ничего нет. Только склонный к лунатизму ребенок, пытавшийся убежать от волка, лезущего в его сны.
Стайлз застывает, неверяще глядя на Хейла.
- Это из-за тебя… Но я не помню ничего такого. Никаких снов…
- Это нормально, - Питер коротко пожимает плечами, поджимая губы глядя на мальчишку с каким-то отвратительным сочувствием. - Ты и не должен был ничего помнить. Просто я понятия не имел, что ты ходишь во сне. А когда понял - понял, что с тобой что-то не так, - пошел тебя искать.
- Мог бы этого и не делать, - безжизненно и сухо роняет Стайлз, сглатывая горький, обжигающий комок в горле.
- Мог, - Питер кивает. - И никто бы никогда не узнал, что с тобой произошло.
- Сука! - Стайлз срывается с кресла, подлетая к оборотню.
Хейл чуть морщится от первого удара, пришедшегося в челюсть, и перехватывает запястье Стайлза, не давая ударить еще раз.
- Какая же ты, блядь, тварь, Хейл!
Стайлз пытается вывернуться, ударить или укусить, но затихает, когда оборотень с силой дергает его на себя, буквально роняя себе на колени. Подросток болезненно мычит, зажмуриваясь, хватаясь руками за плечо Питера - перед глазами все плывет, голова кружится, боль выстилает стенки черепа изнутри, дезориентирует, сжимает легкие.