От священнодейства отвлекает тупая, тянущая боль – пальцы снайпера продавливают кожу на бедрах, отвлекая.
- Руки убери, - собственный голос кажется чужим – хриплый, некрасивый, жесткий – я не могу даже пересыпать простую фразу битым стеклом привычных, полубезумных, как говорят многие, интонаций.
Слышу и чувствую, как снайпер резко выдавливает воздух из легких, стараясь не шевелиться, осторожно втягивает новую порцию кислорода.
Кладу одну руку между ключиц, упираясь, даже не задумываясь, что фактически перекрываю доступ кислорода. Чуть вздрагивая, взрезаю кожу полукругом. Запоминаю угол и глубину проникновения – у заглавной J есть еще этот дурацкий, изогнутый хвост. Изгибаю руку под неестественным и неудобным углом, примеряясь.
- Не кусай губы, Бас! – я понимаю, какими-то задворками сознания, что не контролирую свои действия – залепить снайперу пощечину – это смелый ход. Он рычит, красивый, глубокий звук, такой первобытный и возбуждающий. – Тихо! Тихо лежи!
Сильное мускулистое тело подо мной покорно замирает, хотя я вижу следы сдерживаемой ярости в редких, но четких подрагиваниях.
Чувствую себя дрессировщиком и почти вижу ручного, но взбешенного тигра, беспорядочно колотящего хвостом по близлежащим поверхностям. Тигра, которому стоит сделать одно движение и его дрессировщик захлебнется кровью. Тигра, который сдерживается изо всех сил – крепкие мышцы перекатываются под кожей, но все напряжение уходит в пальцы, лежащие уже не на моих бедрах, а на покрывале, метафорически – в хвост. Плед тихо потрескивает, разрываясь, и мне чертовски наплевать на него.
Тигр подчиняется, и я чувствую себя царем и богом – не меньше. Затихает, обнажая в злом оскале клыки. Замирает, придавая дыханию размеренность. Ждет, облизывая губы, упирая в меня разъяренный взгляд синих глаз.
Я, сдерживая дрожь, дорезаю в два движения первую букву.
Сжимает челюсти, чуть раздувая ноздри.
Втаскиваю в поле зрения полковника остатки вискаря:
- Сейчас? Или закончить? – голос по-прежнему отказывается слушаться.
- Как хочешь, - приподнимается на локтях, пытаясь, видимо, успокоить боль.
- Ляг. Сначала закончу.
Вторую букву резать сложнее, вопреки моим ожиданиям – перекрестные косые разрезы делать сложнее, чем я думал. Нужно, черт возьми, прорезать достаточно тонко, чтобы не превратить рисунок в черти что… Смиряюсь с тем, что вторая будет бледнее – режу почти ровно.
Закончив, несколько секунд смотрю на свою работу. Аккуратно, стараясь не раздражать еще больше, почти что бьющегося в судороге снайпера, обвожу языком буквы.
Чуть сдвигаюсь назад, чтобы улечься удобнее и упираюсь задницей в возбужденный член киллера.
Почему-то я этого не ожидал. Я вообще не знаю, чего ожидал. Но такой реакции – точно не ждал. Влажный от смазки, твердый член, по себе прекрасно знаю, что такое возбуждение в большей степени болезненно, чем приятно.
- Себастьян… - произношу еле слышно – он и так знает, что за этим последует.
Я думал, он зажмурится, но полковник напротив, открывает глаза, глядя, как золотистая жидкость из прозрачной бутыли выплескивается на грудь.
Не знаю, может стоило согреть бутылку в руках, может нужно было делать еще хоть что-нибудь. Не знаю. Меня выбивает из чувства реальности протяжный стон и вид затекающей под кожу, горькой на запах и на вкус, жидкости. Виски смешивается с кровью, и я впадаю в столь привычную уже эйфорию. В висках гудит набат, сердце раздирает грудную клетку, беспорядочно пытаясь проломить ребра. Губы вжимаются в ало-золотые разводы, и губы жжет, нестерпимо жжет, но я вылизываю изрезанную кожу, прикусываю сосок, чувствуя, как вздрагивает, сдерживаясь, сильное тело. Ладони жестко обхватывают бедра – я, наивный дрессировщик, думал залезть на своего тигра, отыметь его, подчинить еще больше. Как я собирался это сделать я и сам не понимаю. Тело становится не в меру податливым, я судорожно стаскиваю с себя пижамные штаны, позволяя снайперу грубовато ласкать меня.
И тут он меня действительно удивляет. От его слов у меня сводит легкие, и я закрываю глаза, сдерживаясь, чтоб не касаться себя…
- Ты же хочешь быть сверху, Джим…
========== Часть 7 ==========
Кто-нибудь, когда-нибудь видел беловолосого, синеглазого дьявола? Я видел. Дьявол с повадками тигра, хитро щурится, тяжело и возбужденно дыша.
Я киваю, хотя сам уже почти насаживаюсь на него. Мне все равно, в какой позиции быть, но этого демона я с удовольствием уложу под себя.
Рука скользит по скуле, обводя губы. Подушечки пальцев жесткие, это, наверное, из-за постоянных прикосновений к металлу, чуть приоткрываю рот – поглаживает губу с внутренней стороны.
Сволочь.
Мотаю головой.
Ухмыляется.
Тянусь к губам, но он отворачивается, чуть откидывая голову, подставляя мне шею, и я сердито кусаю предоставленный мне участок, чуть спускаюсь губами ниже, вцепляюсь в основание шеи, оставляя наливающиеся кровью вмятины от зубов.
Надавливаю пальцами на свежие шрамы, хочется расцарапать кожу коротко остриженными ногтями, но я же так старался, вырезая…
- Я на тебе отыграюсь по полной… - смотрю, как он согласно кивает.
- Джим, за то, чтобы увидеть тебя на коленях я вообще на все согласен…
На коленях значит… Напрашиваешься, снайпер.
Хочу причинять боль, но руки, как будто не мои – ласково скользят, обводя напряженные мышцы, изучая реакцию на прикосновения.
Мысленно представляю себя, перед ним, на коленях. Мне даже нравится это зрелище. Тяну его за собой, к краю кровати, становлюсь на пол, холодный, кстати, чертовски блин, холодный. Киллер верно понимает, от чего я вздрагиваю – стягивает с постели плед – бросает на пол, под ноги.
Меня на коленях хотел увидеть? Ну что ж, смотри…
И он смотрит, во все глаза смотрит на меня, опускающегося на пол. Обхватывает член рукой, медленно водя вверх-вниз, смотрит на меня. Ладонями вожу по внутренней стороне бедер, поглаживаю поджавшиеся яички. Не торопит меня, я благодарен ему за это. Только шепчет:
- Джиии… Джим…
Отгибает возбужденный, прижимающийся к животу орган, приближая влажную, горячую головку к моим губам. Не то чтобы нервничаю… Чувствую возбуждение, стыдливость и желание прикоснуться. Кончиком языка ласкаю небольшую щелку на головке. Брезгливости нет, только удовлетворение от еле слышных постанываний. Обхватываю губами, широко открывая рот, стараюсь не задевать чувствительную кожу зубами. Стонет, укладывая ладонь мне на затылок, но не давит, только легонько поглаживает. Поднимаю на него глаза, встречаюсь взглядом – смотрит, приоткрыв рот, часто облизывая губы. Не задумываюсь над действиями, просто вылизываю, обхватываю губами, двигаю головой, стараясь попадать в такт с его рукой, двигающейся вдоль ствола. Судя по приглушенным стонам у меня неплохо получается, только губы болят и шею немного сводит. Сжимает волосы на затылке, я жмурюсь, стараясь впустить его глубже, но не могу, не получается и больно. Выгибается, закрыв глаза; тянет за волосы, но не к себе, а от себя, отстраняя: с наипошлейшим влажным звуком член выскальзывает изо рта. Проводит по губам, глухо рыча, сгибается, резко двигая вдоль ствола рукой. Водит побагровевшей головкой под скулой, кончает, резко вздрагивая, я чувствую, как горячая жидкость каплями стекает по шее, а он все стонет. Повернувшись, обхватываю член губами, вылизывая. Горько. Не отпускаю, пока он не обмякает.
Ладони беспорядочно скользят по загривку и спине, когда я чуть отодвигаюсь. Снайпер склоняется, подхватывая меня под руки – обнаруживаю, что кроме шеи еще чертовски затекли ноги – затаскивает на кровать. Прижимается к шее губами, слизывая сперму и это дико приятно и заводит, чуть сжимает зубами кожу – это еще приятнее. Наклоняю голову, прикусываю кончик уха. Ищу прикосновения губ, и нахожу, наконец-то. Нежно, осторожно, лижет уголок рта, чуть раздвигая губы языком. Не сопротивляюсь, выжидая. Обводит губы, улыбается.
- Кусай, хочешь же.
Шутливо, но сильно цапаю за нижнюю губу – снайпер морщит нос – слизываю выступающую кровь.
- Время расплачиваться, радость моя, ложись, - толкаю его в грудь.
Послушный моим рукам, сильно разомлевший, хищник откидывается на кровать.
- Ну так вперед, шеф…
- Шеф? Ох, Себастьян, ну что за бред…
Смазку достаю из-под подушки – слышу, как снайпер хмыкает. Да хоть захмыкайся, животное. Трахать тебя без смазки? Мне же больно будет…Согреваю гель в ладонях. Почему он всегда холодный? Размазываю вдоль члена.
Какие же у него чертовски длинные ноги… Подушку под бедра – удобнее…
Смотрю на него. Любуюсь. Недолго.
Взрыкивает, когда начинаю проталкиваться внутрь. Узко так, что даже больно, и не мне одному – хищно взлетает рука, не знаю – притянуть или оттолкнуть, но ловит лишь воздух – я отклоняюсь корпусом назад, входя еще на дюйм. И он вскрикивает, самым настоящим образом вскрикивает и тут же зажимает себе рот, закрывая глаза. Останавливаюсь на несколько секунд и продолжаю движение неравномерными толчками – глубже и глубже. И резким движением – до конца, зверь подо мной выгибается так, что из-под свежих шрамов течет кровь, а, уже подсохшая было, пленка на старом расходится, и тоже кровит.
Наваливаюсь всем телом, прижимая к кровати, а точнее будет сказать – падаю, потому что сжимается он так, что впору мне кричать.
- Расслабься, малыш, расслабься… - что это дурацкое «малыш» ко мне привязалось? Мыслей и так было немного, а теперь они и вовсе исчезли – вожу ладонью по груди, попадая по кровавым потекам, размазываю по его шее, куда попадаю, и теперь мне кажется, что алого слишком много, и запахов много, и снайпера много, и звуков, и ощущений, и все мое, для меня, и немного – для него. Резкое движение обратно, и снова внутрь – рычит до хрипа, не успеваю увернуться от тяжелой руки – припечатывает лицом к груди, слышу как клацают зубы, попадая вдобавок по губе, не до крови, но сильно, больно – замираю. И Себастьян замирает. И время замирает. Только алая струйка, стекающая из-под загнутого хвоста J замирать отказывается – стекает по груди, попадая в поле моего зрения. В ушах шумит – и от удара, и от возбуждения, все усиливающегося. Хотя возбуждаюсь здесь не только я – у снайпера опять стоит, ненормальный мазохист возбужден, судя по всему, не меньше меня.
Приподнимаюсь, пытаясь упереть ладони в его грудь, но ладони мокрые и грудь мокрая – пот смешивается с кровью, руки разъезжаются, соскальзывая на постель, оставляя отпечатки. Он опять напрягается, сжимаясь и мне, клянусь богом, хочется треснуть его по голове лампой и отыметь бездыханный, несопротивляющийся труп.
Алый, красный, багровый – все оттенки: от рубинового, до багрово-черного. Делаю еще одно движение – мягче, но этот идиот все никак не может расслабиться и я злюсь на него, и на себя – совсем немного. Светлые волосы мокрыми прядями прилипают ко лбу, скользя, когда он резко поворачивает голову.
- Расслабься, дурак.
Провожу языком по шее, а ладонью по ребрам и ниже, по бедру. Размеренные, успокаивающие движения, должно помочь.
И помогает – напряжение уходит, он открывает глаза и мне в голову приходит шальная мысль, что лампа-то была не самой плохой идеей.
Дьявол с повадками тигра.
Подгибает ноги, одной рукой мягко обхватывает за шею, а когда я пытаюсь отстраниться – упирается второй рукой в кровать и поднимается, усаживаясь, фактически, мне на бедра. Пока я ошарашено пытаюсь обдумать хоть что-нибудь – свое положение, дальнейшие действия, хоть что-нибудь! он, придерживая одной рукой за поясницу, а второй за плечи, опрокидывает меня на порядком измятые простыни. Складки ткани под спиной мешают, я ерзаю по поверхности, устраиваясь, а он тяжело дышит, всхрипывая, наверное как конь, когда я двигаю бедрами. Когда я успокаиваюсь – сам задает темп: медленно ритмично двигается, изгибаясь – и в контраст сильно цепляет зубами кожу – вокруг пореза на груди, на шее, на плечах. Угрожающе рычит, когда я не в ритм вскидываю бедра.
Это уже не секс, это какая-то борьба за доминирование.
Но это чертовски хорошо – узко, горячо, но теперь дико хорошо, хочется выть, просить разрешить двигаться быстрее, но в ответ – сдавленный рык, с хрипящим, вибрирующим, «лежать, Джим». От таких медленных движений возбуждение скапливается где-то под ребрами, ниже, горячо плещется, как кофе с имбирем – обжигая, оставляя острое послевкусие. И я ужасно хочу кончить, потому что эти горячие волны постепенно заполняют все тело, выжигая изнутри: мысль за мыслью. Но не в таком темпе – такие неспешные фрикции могут долго удерживать на краю, не давая упасть.
А тигр склоняет голову, щекоча волосами лицо, шею, грудь; обманчиво покорный, тихий и нежный – больше не кусает, только целует, да вырисовывает на коже узоры, чуть шершавым влажным языком.
Я готов умолять. Просить. Стонать… о чем я? Мои стоны давно оглашают комнату, а синеглазый дьявол довольно щурится, делая очередное движение. Как кот, честно слово…
Знаю я, чего ты хочешь…
Сладкой, тягучей волной накрывает… нет, не с головой, к сожалению, и я бьюсь под ним, точнее пытаюсь, потому что держит он меня крепко, и выстанываю имя… Хорошее имя, длинное, вмещает в себя целую кучу вариаций, и их все я повторяю на разные лады.
Нахожу в себе силы простонать связную фразу:
- Перевернись, малыш.
Замирает, обдумывая видимо. Приподнимается, перекидывая через меня ногу. Послушно ложится на живот, подрагивает от прикосновений – провожу кончиками пальцев по напряженным ягодицам… Хороший вид. Напряженная, выгнутая спина, изрисованная татуировкой, оплетающей несколько глубоких старых шрамов; сильные плечи, тоже задетые рисунком, светлые взлохмаченные волосы, кажется, влажные – шея точно влажная, блестящая от пота, выгоревшие пряди липнут к ней, и, наверное, ко лбу тоже, только я этого сейчас не вижу.
Вхожу в него быстро, одним движением, не встречая сопротивления, надавливаю на поясницу и он изгибается; обхватываю бедра пальцами.
Срываюсь в долгожданный бешеный ритм, как мне этого хотелось, черт… Голова кружится, сознание тонет, я захлебываюсь воздухом и стоном, обхватываю киллера обеими руками, вжимаясь в спину лицом.
Через несколько минут меня отпускает, точнее у меня разжимаются руки и я скатываюсь с тигра, приходя в себя от столкновения с ледяной, как мне кажется, поверхностью. Себастьян переворачивается на бок, и я чувствую, как он трется пахом о мое бедро, целуя и покусывая предплечье. Не могу сосредоточиться ни на прикосновениях, ни на звуках его дыхания – концентрируюсь где-то глубоко внутри себя, стараясь не упустить необыкновенное жгучее удовлетворение. Гнусный извращенец пользуется моей беззащитностью – переворачивает на бок, придерживая за бедро, довольно легко проникает членом внутрь – он-то у меня не первый, вжимается губами в шею, делает одно движение и кончает, глуша хриплый стон.