- Бастиан, тигр мой, порадуй хозяина.
Дом опять начинает бешено тараторить, поворачиваясь ко мне, но лаская моего снайпера.
- Он говорит, что тут есть… блин, он так быстро говорит… беседка, что ли… да, точно. Говорит, что там удобнее. Пойдем, Бас.
Правда удобнее, и вид отличный – море, деревья какие-то… красиво. И снайпер мой красивый – и упрямый, не позволяет мальчишке раздеть его. Слишком интимно для него, наверное.
Дом, приподнимает его футболку, целуя живот, расстегивая и стягивая джинсы с себя и с наемника. Я придвигаюсь близко, лаская языком губы блондина; итальяшка тут явно лишний, но тут уж полковник закусывает удила – смуглый брюнет протяжно, тонко и остро вскрикивает, опускаясь на напряженный член, а Себастьян прикусывает мои губы, притягивая за затылок к себе, запуская пальцы в мои коротко остриженные волосы. Юноша двигается, не пытаясь прервать наших ласк, только ластится к скользящим вразнобой по его телу рукам – киллер поглаживает поясницу и ягодицы, я вожу пальцами по шее, щипаю за соски, чуть царапаю кожу на плечах.
Полковник отстраняется, замечаю злой отблеск в глазах.
- Хотел смотреть? – не в шутку щелкает зубами, когда я тянусь обратно, к нему. – Тогда смотри, не отвлекайся.
Сволочь. Он не целует мальчишку, прикусывает кожу, скользит языком, ласкает руками и итальянец, пылкая натура, стонет, вцепляясь пальцами в плечи и шею снайпера, выгибается, прижимаясь лбом к сильному телу. Ай-ай-ай, позлить меня решил? Недейственно – мальчишка до утра не доживет, а на тебе я еще отыграюсь.
Но зрелище стоящее внимания. Снайпер приподнимает парня, подхватив под ягодицы, почти выходя из него и тот сам опускается на него, выгибаясь и постанывая. Длинные пальцы сильно сжимают смуглые бедра, а еще я вижу, как Себастьян скашивает глаза, следя за моей реакцией.
Красиво он его берет – несмотря на то, что действует достаточно безразлично.
Юноша вздрагивает, в очередной раз изгибаясь в сильных руках и кончает, со стоном уткнувшись лицом киллеру в шею. Киллер буквально снимает его с себя, усаживая рядом на скамью, приводит себя в порядок, с сожалением осматривая влажную от спермы футболку. Брезгливо стаскивает ее с себя, и я в очередной раз за вечер невольно им любуюсь. Ммм, монограмма отчетливо видна на груди, классно. Иначе не скажешь.
- Ты сам с ним управишься или подстраховать тебя?
Не хочет смотреть, как я играю с жертвой.
- Машину я, кстати, в прокате взял, так что постарайся не уляпаться с ног до головы, ладно?
- Иди сюда.
Наблюдаю, как мальчишка медленно одевается. Снайпер качает головой.
- Заканчивай. Я в машине.
- Стой. Я быстро, Себ, – не хочу, чтобы он уходил.
Парнишка смотрит на меня карими влажными глазами. Ой, мальчик, я бы тебя долго мучил, но не хочу злить своего снайпера, не хочу один идти отсюда до машины. Быстрое движение поперек горла, несколько секунд хрипов и судорог – стараюсь отвести взгляд от толчками изливающейся крови – и всё. Тишина. Море. Волны.
- Наигрался?
- Да. Поехали домой. Сейчас же.
Жмет плечами, доставая мобильник. Ближайший рейс утром, через несколько часов. Как раз хватит времени заехать в отель, забрать вещи, и в аэропорт.
========== Часть 9 ==========
Я тебя довел, мой тигр. Не настолько, чтоб ты ушел, хлопнув дверью. Ровно настолько, чтоб ты, запершись в комнате, включил надрывные песни своего любимого самоубийцы и закурил. Не сигарету, нет, тигренок, я знаю о твоей маленькой слабости, да я и не против – по сравнению с тем, что я закидываю в себя в клубах или просто от скуки, марихуана просто детский лепет.
Ты будешь спокоен, а глаза не будут синими – они станут сине-серыми. Совершенно спокоен – когда ты откроешь дверь тщательно проветренной комнаты, я могу делать что угодно – истерить, кричать, стрелять в тебя – почему нет? Все равно не попаду – а ты будешь совершенно спокоен. Светлые ресницы будут двигаться медленнее, чем обычно, а смотреть ты будешь так, как будто находишься достаточно далеко, чтоб не видеть меня, но недостаточно, чтоб не слышать. Странно, да?
Можно послать тебя на задание – все будет выполнено идеально. Проходили уже, так хотелось доказать себе, что у тебя могут быть мешающие работе слабости.
Ледяную невозмутимость и концентрацию почти ничто не может пробить.
Я хочу поговорить. Сообщаю я тебе об этом смс – стука в дверь ты не услышишь.
«Открыто»
В комнате немного душно, и запах приторный.
«Я отрежу прядь волос ангела и перекрою дыхание младенцу» - Кобейн бесподобен в некоторые моменты.
Полковник тщательно тушит окурок, расслабленно откидываясь на спину. Подхожу ближе, усаживаюсь рядом на кровать.
- Как ты меня терпишь?
Интересно мне, что он ответит. Косит глазами, потом поворачивает голову, прижимаясь щекой к прохладной стене.
В пепельнице два окурка – даже не знаю, наверное это много? А может и нет…
- Себ…
- Тссс… - подносит палец к губам, не разрешая мне договорить.
- Никто не должен сходить с ума в одиночестве. Даже ты, Джеймс.
- Я не схожу с ума…
Насмешливо качает головой.
- Может выпьем? – завидую его расслабленному состоянию.
- Пей, Джеймс, я не против.
Пить одному неохота. Глубоко вдыхаю сладковатый запах, витающий в комнате.
- И я не одинок.
- Просто у тебя никого нет, да, Джеймс?
- Заткнись, - придвигаюсь ближе, касаясь пальцами его руки, проводя от кисти до локтя и обратно, - у меня есть ты.
- А что будет, когда меня убьют?
- Что? Нет, Бас, тебя не могут убить, - тянусь через него к спинке кровати – там лежат сигареты. Перехватывает мою руку, забирая пачку, вытаскивает две сигареты. За руку притягивает меня к себе и шепчет, подчеркивая слова злой улыбкой:
- Когда я умру, Джим, ты останешься один, в пустой квартире. Будешь работать, много работать, почти не выходя из кабинета, потому что будешь бояться пустых комнат, которых так много в этой квартире. И сойдешь с ума, будешь выть и царапать ногтями стену. Свихнешься в тишине, потому что музыка начнет тебя раздражать, и будешь бояться спать с выключенным светом. Поначалу будешь притаскивать шлюх и просто знакомых на ночь, а потом станешь бояться и их. Будешь бояться открытых дверей. Будешь орать по ночам, просыпаясь в холодном поту, потому что никто не придет тебя успокаивать. Никто не придет, Джеймс, - отталкивает меня, прикуривает обе сигареты разом, одну протягивает мне.
Значит, знаешь.
Хотя было бы странно, если бы ты не знал, что мне снятся кошмары, что я не могу спать в пустой квартире, что я не терплю открытых дверей. Что восемь комнат, из которых четыре пустуют, это слишком много.
Зло затягиваюсь, глубоко вдыхая горький дым.
- Значит, увольняться ты не собираешься, – единственные слова, которые приходят мне в голову. – Тогда мне все равно, что ты думаешь.
Обидно. Просто обидно – жгуче, остро; только глубокие затяжки помогают успокоиться.
- Не собираюсь, - закрывает глаза. – Не расстраивайся, Джим. Я хорошо тебя знаю. Ты хотел еще о чем-то поговорить?
Ну тебя к черту, полковник. Тушу сигарету, поднимаясь.
- Нет. – О чем еще говорить? – Я не схожу с ума!
Кривит губы в усмешке, ресницы чуть подрагивают, когда он смотрит на меня своим фирменным взглядом.
- Ты думаешь, я без тебя не обойдусь, наемник?
Кивает.
- Ошибаешься.
- В работе – обойдешься, - тянется, расправляя плечи. Щелкает пальцами, подходит к столу, выуживая листок бумаги и ручку, протягивает мне. – Распишись. Или напиши что-нибудь.
Пишу «Себастьян Моран, ты – самонадеянная сволочь». Ухмыляется, прочитав, пишет что-то с обратной стороны листка. Задумывается на пару мгновений. Добавляет еще что-то.
- Я тебе завтра нужен? – качаю головой. – Послезавтра? – тоже нет. Ты что задумал, строптивое животное? – Тогда вернусь через пару дней, - машет у меня перед глазами исписанным листком, - вот тебе квест, гений – никого не зови мне на замену.
- Условия мне ставить собираешься? Не выйдет, Себастьян.
- За тобой должок, Джеймс.
«Джеймс, шеф, я весьма разносторонняя личность, - я вспоминаю, как он ухмылялся, - я попрошу ответную услугу, но позже».
Вот значит как. Не думал…
- А если меня убьют?
Качает головой.
- Я ж не увольняюсь, Джим. Не убьют.
- А если ты мне будешь нужен? – ну нет, я не хочу, чтоб ты слинял неизвестно куда, оставив меня здесь одного. Потому что после такой гневной отповеди мне самому стало жутко.
- В том-то и вопрос, Джеймс, в том-то и вопрос. – Вглядывается в содержимое кошелька, пересчитывая наличность и выкладывая кредитки на стол. Там же, на столе, остается мобильник.
- Телефон возьми.
- Нет, тогда все теряет смысл.
Недовольно хмурюсь, наблюдая, как он натягивает куртку, убирает пистолет во внутренний карман.
- Ладно, Бас. Сыграем.
Выходит из комнаты, а через несколько минут слышу, как закрывается входная дверь.
Немного неуютно. Неуютно от разговора – хотя какой это разговор? От его тона.
Больше всего неуютно от того, что он не хлопает дверью, как делает, когда обычно уходит. Полковник всегда хлопает этой дурацкой дверью – так, чтобы я слышал, даже в спальне – самой отдаленной от входной двери комнате. А вот спальня Себа прямо напротив – отсюда, наверное слышно любое движение возле двери.
Иду в кабинет. Люблю свой кабинет – кресло, огромное, такое, что можно свернуться на нем клубком и уснуть; стол, заваленный бумагами, под которыми покоится с полдюжины телефонов и, насколько я помню, два ноутбука. Панорамное окно – единственное такое огромное в квартире – жутко портит внешний вид здания, но гармонично смотрится изнутри.
Два дня проходят быстро – я и не замечаю, только еду приходится заказывать, да обрывать себя на очередном сердитом вопле «Себастьян, где…».
Три дня тоже проходят незаметно. Только вечером вспоминаю, что не отпускал снайпера так надолго.
- Кажется, ты был не прав, Себ. Я неплохо себя чувствую один. – Наверное после этой фразы, сказанной собственному отражению, и просыпается эта гадкая мысль: «Джим, ты разговариваешь с зеркалом. Ты один и разговариваешь с зеркалом».
Завтра придет, куда он денется. Хотя я, вообще-то не сказал, на сколько его отпускаю. Нет, не так. Я его вообще не отпускал.
Вернется, куда он денется – такой мыслью я глушу смутное беспокойство, тянущей волной накатывающее с самого утра четвертого дня.
Четыре дня? Ты с ума сошел, Себастьян? Нет, так нельзя.
С мазохистским удовольствием открываю двери во всех восьми комнатах, проходя по нежилым помещениям медленным, крадущимся шагом. Комнаты как комнаты, ничего страшного. Немного пыльно, но не затхло – Бас любит проветривать квартиру, как ни странно он совершенно не опасается открытых окон.
Запах сигарет и кофе совершенно выветрился. Это сильно выбивает меня из колеи. Сигареты, кофе и порох – три запаха, которые всегда должны присутствовать где то рядом, это такие вещи, которых не замечаешь, замечаешь только их отсутствие.
Даже не над чем больше работать – сделаны все дела. Маюсь бездельем – выходить из дома мне не хочется. Запираю все открытые комнаты – шестая ночь приносит кошмары. Нет даже желания вызвать кого-нибудь из своих шестерок, чтоб сидели перед входной дверью. Одномоментно решив, что тишина меня нервирует, еще днем заказал часы со стрелками.
Наверное это была самая жуткая ночь за уже очень долгое время – часы я разбил еще до того, как маленькая стрелка пересекла отметку «три». Не разбил – расстрелял. И выкурил четыре или пять сигарет, пританцовывая под Escala - Palladio, проходя от спальни до кухни, то есть от одного конца квартиры, до другого.
Накурился до тошноты – пришлось долго умываться ледяной водой в ванной. Слишком долго – пальцы почти не гнутся от холода, приходится растирать полотенцем. Времени – четыре утра, сон не идет.
В квартире пахнет порохом и сигаретами. Голова болит и чуть подташнивает – я очень редко курю, это сказывается.
Я люблю играть. Но я люблю играть по своим правилам, а эта игра мне совсем не нравится.
Иди ты, полковник.
Сходить с ума в одиночестве – отвратительно. Невесело. Скучно.
========== Часть 10 ==========
Встреча с клиентом. Вот этого я никогда не делаю, не встречаюсь с клиентом без страховки.
Бежевый костюм – совершенно не в тему, но душе хочется праздника; темный галстук – все-таки деловая встреча.
Ну и что у меня в запасе? Шофер? Но шофер – просто шофер, ни на пенс пользы за пределами машины. На светлом костюме будут прекрасно видны алые разводы, но увидеть их все-таки не хотелось бы.
Но проигрывать я тоже не собираюсь.
- Вы себя хорошо чувствуете, мистер Мориарти?
Я догадывался, что мой шофер умеет разговаривать. Но не ожидал, что он решится разговаривать со мной.
- Тебе не за это платят. Поехали.
После встречи – в клуб, не переодеваясь, отпустив машину – сам доберусь, поблизости есть одна из моих небольших квартир.
Виски для разгона, две Маргариты, три таблетки. Многовато – перед глазами плывут разноцветные круги, постепенно превращающиеся в некое подобие эквалайзера – цветные линии скачут в зависимости от громкости музыки.
Цветные линии - это весело – окружающие силуэты размываются, окружаемые кислотно-радужными ареолами. Музыка… нет, это, конечно не музыка – в клубах нет места эстетике… бьет по ушам, создавая неприятный гул в черепе.
Сухие губы на шее, грубо проходятся чужие ладони по бедрам, сжимая ягодицы. Мне не нравится – выворачиваюсь, делая пару неуверенных шагов – почти падаю в другие руки.
Водка! Да будет водка…
Кадр: рыжий, огненно рыжий парень. Веселый, тоже под кайфом. Глаза серые, блуждающие, расфокусированные. Губы мягкие, постоянно растянутые в улыбку.
Вопрос: «Куда?». Маленькая однокомнатная квартира – отоспаться, когда сил нет тащиться до основного пристанища. Или притащить мальчика «для потрахаться».
Кадр: стальная черная дверь – холодная, шершавая, пытаюсь зацепиться за нее ладонями, пока в заднице двигается приличных размеров член. Чувствую ли я что-нибудь особенно ярко? Да – под правой ладонью, на двери спиралевидная царапина. Неглубокая, но очень привлекающая мое внимание.
Кадр: кровать. Небольшая, хотя для двоих места достаточно.
Вопрос: «Как тебя зовут?» Зачем тебе, глупый мальчишка?
Больше ничего отчетливого – отдельные вспышки, яркие, почти болезненные; никаких звуков – только шум в ушах, как будто под толщей воды.
Кадр: утро. Сырое, лондонское утро. Рыжие волосы, разметавшиеся по светлой подушке. Некрасивый – когда действовали наркотики с алкоголем он казался мне привлекательнее. Поясница и все что ниже – болит до ужаса, он меня что, до утра трахал?
Дождь. Серые глаза – «мне уйти?». Уходи. Я тоже ухожу. Домой. В большую пустую квартиру. Да какая разница? До этого жил как-то.
Заглядываю в комнату снайпера – все на месте. Кредитки – три или четыре их было? Нет, все на месте, не приходил. Или нет?
Где моя хваленая ясность мышления? У снайпера три винтовки – SVDK, Walter и AI. Последней как раз и не хватает в шкафу. Насколько я помню она еще и самая дальнобойная, помимо того, что самая любимая у наемника.
Засранец. Уволю. Убью и уволю. Нет, наоборот…
Закрываю шкаф, выхожу из комнаты. Запираю на ключ.
Неделя? Немного, зачем так нервничать. Приходил – значит ничего с ним не случилось, скорее всего наличность кончилась. Работу взял? Значит, уволен. Полковник должен работать только на меня – это оговаривалось не раз.
Не хочу засыпать. Вот просто не хочу.
Метамфетамин мне в помощь, мистер Мориарти. Сэр.
На восьмой день – работа в привычном режиме. Звонки, письма, встречи.
«Джим Мориарти – это бренд». Нужно держать марку, да это и не так сложно, как казалось сначала. Думаю, меня выбил из колеи разговор с полковником, а не его уход.