- Очевидно, еще жив, если ты спрашиваешь об этом.
- Не может не радовать, дядя. Рассказать, как мы здесь? - Дереку плохо удается напускная жизнерадостность.
- Надеюсь, что ты не за этим позвонил, - идет первая четверть лунного цикла, и у Питера вовсе нет желания признаваться племяннику, что его воротит даже от звуков собственного голоса - что уж там говорить о голосе самого Дерека, - как токсикозную девчонку от английского завтрака.
- Почти что за этим. Новостей много.
Питер демонстративно вздыхает в трубку.
- Пару месяцев назад приезжали родители тех ребят, лисиц, - Дерек замолкает.
- И что хотели? - равнодушно.
- Забрали девушку… Спрашивали, где ее брат. Еще спрашивали, что с тем парнем, за которым она должна была присматривать…
- И что?
Дерек молчит пару секунд.
- В итоге они сказали, что Рейчел сама виновата в том, что с ней случилось. И еще что-то говорили, много, но не по-английски… Не понял ничерта, но, кажется, они были ею недовольны…
- Неважно и неинтересно. Еще что-то?
- Кора на следующей неделе замуж выходит, - и выжидающее молчание.
Питер медленно осмысливает сказанное.
- Передай ей мои поздравления. Но только в том случае, если она выходит за кого-то, кого я не знаю. - Питер слышит, как Айзек, явно находящийся в очень непосредственной близости от альфы, шумно фыркает. - И передай своему волчонку, что подслушивать нехорошо.
- Ты мог бы приехать, - неуверенно тянет Дерек.
- Ни за что. Пришлю открытку, деньги, букет, что еще захочет, но избавь меня от этого.
- Ну, все вышеперечисленное тоже сойдет, хоть и с натяжкой. Кора лилии любит, если что.
Питер случайно вспарывает обивку кресла когтями, хрипло выдыхая:
- Обойдется без лилий.
Душный ядовитый запах, черный лаковый гроб и холодные мягкие губы.
Дерек, кажется, вздрагивает.
- Да, пожалуй.
Питер отстраненно молчит в трубку, продолжая царапать подлокотник, через несколько секунд все же вспоминая о зажатой в ладони телефонной трубке:
- Еще что-то?
- Ты мог бы вернуться, Питер. Здесь твоя семья и стая. Тебе нужна поддержка, а на своей отраве ты долго не протянешь.
- Дитон рассказал или Тайлер? - старший Хейл пренебрежительно морщится.
- Дитон. Я спрашивал у него про… про тебя.
- Надеялся еще раз мою силу загрести? - Питер отрывисто хмыкает.
- Вполне в твоем репертуаре так думать, Питер. Я рад, что хоть что-то не меняется.
- Я счастлив, что могу еще порадовать племянника, - язвительно отзывается оборотень. - Если у тебя все - не трать свое время.
- Я не закончил, - Дерек подбавляет стали в голос. - Я не стал бы тебя беспокоить, если бы был уверен, что ты… что с тобой все будет в порядке.
“В хаотичном?” - привычная усмешка Стилински вспыхивает нереально ярким воспоминанием. Альфа зажмуривается.
- Тогда просто позаботься о том, чтобы Дитон к следующему году приготовил достаточно моей… как вы все выражаетесь? отравы. В следующем году тринадцать полнолуний. Спасибо.
Питер сбрасывает вызов, не дожидаясь ответа племянника. Все равно Дереку не хватит язвительности, чтобы ответом удивить дядю.
Питер все-таки выбирает на сайте нью-йоркского магазина букет для Коры. И, черт с ней, пускай в нем будут лилии.
Год второй.
К середине второго года в пригороде Анкориджа, от Тайлера начинает пахнуть незнакомой женщиной. Впрочем, заочно знакомой - недорогие неброские духи, недорогая косметика и легкий запах химреактивов - преподавательница химии из колледжа, в котором работает Джонс.
Не то что бы Питер был против подобного, он скорее против того, что Тайлер упрямо продолжает находиться рядом, напоминая о еде, о сне, о том, что нужно хоть иногда разговаривать вслух, а не самому с собой.
Но это в очередной раз напоминает о том, что его, Питера, жизнь - штука совершенно бесполезная. И еще напоминает о том, что его, Питера, это абсолютно устраивает. Третья четверть лунного цикла привычно знаменуется вернувшимся обонянием и отступившей тошнотой - альфа мог бы признаться, что даже если он не будет выжигать свою кровеносную систему смесью ядов, то все равно не сможет даже сносно зарычать, но молчит. Тайлер чувствует это, но к середине второго года бороться устает - теперь Хейл ждет, когда Джонсу надоест так жить. Положение беты при полумертвом (о, эта шутка снова актуальна) альфе - немногим выгоднее положения омеги. Удивляет лишь то, что стай окрест немного, да и особой агрессии в отношении приезжих они не проявляют. Хотя Питер, как-то имевший встречу с вожаком одной из стай, внезапно, где-то к середине разговора, при снятых очках и линзах, понимает, что они боятся. Боятся сами - и несут слух дальше: “силы у приезжего альфы немного, зато глаза не алые, а тускло-кровавые, неизвестно, что придет в нагрузку к силе”. Никто не хочет связываться с такими глазами - Питер невольно иногда вспоминает Девкалиона. Правда у того всегда силы было хоть отбавляй, в отличие от Хейла.
От Тайлера пахнет женщиной и корицей, идет третья четверть лунного цикла, и Питер вполне в состоянии выдавить из себя сносную улыбку, и даже поддержать какой-то незапоминающийся разговор. Даже выполнить трехнедельный рабочий план - успевает. Третья четверть лунного цикла самая продуктивная и немного похожа на настоящую жизнь: в четвертую четверть снова накатит паника и отвращение к самому себе, ближе к полнолунию волк перестанет спать и не заснет до второй четверти - да и тогда это не сон, а болезненное, выкручивающее насквозь пропитанные отравой суставы, забытье. Первая почти не запоминается - волк изодрав рвотными спазмами все горло, до невозможности сделать вдох, рвет вены на запястьях, спуская в ванну вытравленную, выжженную кровь, до тех пор, пока не начнет проясняться перед глазами и пока не начнут отниматься ноги. Каждый гребанный день, пока кровь под раздирающими кожу когтями не станет снова алой - ненадолго. Вторая четверть - красная кровь и постоянная головная боль, страшная, изматывающая, выжигающая на роговицах глаз то, что Питер и так помнит слишком хорошо - даже не умея различить запахи большую часть времени, он помнит запах Стайлза до мельчайших подробностей, не имея возможности большую часть месяца видеть что-либо без мутной алой дымки - помнит каждую чертову родинку на сливочно-белой коже. Про вкус можно вообще не вспоминать - вкус кожи, губ, даже крови своего советника альфа помнит прекрасно, но других вкусов не различает вовсе.
Тайлер что-то говорит, а Питер снова не слушает. Тайлер что-то спрашивает, раз, второй, третий, дергает Хейла за рукав, и Питер удивленно смаргивает, оглядываясь по сторонам.
К периодической дезориентации друга Джонс уже тоже привык.
- Так ты не против или ты весь разговор прослушал?
- Весь, - честно кивает Питер.
- Лили хочет зайти на ужин как-нибудь.
Хейл быстро сверяет доступную информацию, приходя к выводу, что Лили - учительница химии.
- А я не знаю, как ей вежливо отказать, но не обидеть…
У Тайлера всегда не клеилось с девушками. Питер всегда искренне считал, что это из-за того, что он ищет их не в тех местах. То, что Тайлер большую часть времени выглядел как учитель старших классов, и лишь изредка позволял себе джинсовку, байк и берцы, вовсе не означало, что девушек нужно искать исключительно “учительского” типа.
Джонс всегда отмахивался от этой идеи.
- Не нужно ей отказывать, - Питер задумчиво смотрит в камин. - Пускай приходит. Да, со слухом у меня проблем еще нет, но человечество изобрело наушники.
- Не уверен…
- В чем? Твой этаж - первый, мой - второй, какие проблемы? Скажи, что твой сосед… не знаю… Ничего не говори. Скажи, что он сумасшедший. И все.
- Не лучший вариант, честно, - рыжий оборотень неловко улыбается, глядя на своего альфу.
- Тогда ничего не говори.
- Она может спросить.
- Она хоть раз обо мне спрашивала? - Тай качает головой. - Ну и с чего бы ей начинать? - Хейл сплетает пальцы в замок, внезапно улыбаясь. - Найди уж чем таким занять леди, чтоб у нее не осталось ни времени, ни сил на дурацкие вопросы.
К концу второго года в пригороде Анкориджа от Тайлера перестает пахнуть женщиной и корицей. Женщина, мило, наверняка красиво, улыбаясь, предлагала рыжему оборотню переехать из дома, пропахшего аконитом, омелой и морфином, в дом, пахнущий духами и корицей.
Тайлер - дурак, по мнению Питера, - отказался.
Год третий.
Летом третьего года на Аляске Питер неожиданно выныривает из своего аконитового дурмана среди ночи. Боль прошивает спицей от виска к виску - но не такая, как бывает обычно, не такая, к какой волк почти привык, разрешив стать частью своей жизни. Боль слишком объемная, гулкая, слишком настоящая, как будто откуда-то из другого мира. Волк неуверенно поднимает голову - привыкший получать дозу отравы при малейших признаках жизни хищник не жаждет подпускать к себе человеческий разум, запирающий его в пропитанной ядом клетке.
Боль пульсирующей точкой зарождается уже в затылочной части, стекая ртутью к шее, оплетая ошейником, мешая дышать. Сдавливает туже, не давая зарычать, даже вдохнуть. Питер знает, что его волк - животное хитрое, мстительное и злое, хоть и мудрое, чувствует, что хищник всеми силами рвется на волю, подминая дрожащими, разъезжающимися лапами, разбитый, раскрошенный человеческий рассудок. Альфа устало думает, что, наверное, этой ночью его и пристрелят - особо беспокоиться за местных жителей не стоит - хищник слаб, измучен, отравлен, вреда кому бы то ни было причинить не может.
Говорят, бета не может быть сильнее альфы - Хейл говорил об этом Тайлеру, но тот все равно не ушел.
Питер в какой-то момент понимает, что трансформация давно, много-много лет уже не причиняла такой боли, а волк уже рычит хрипло и страшно, будто загнанный в угол хищник, переступает лапами по покрывалу, спускаясь на пол, но из комнаты не уходит, садится на пол, поводя ушами, глухо урча, не отпуская человеческое сознание далеко от себя.
Хейл удивляется самому себе, только через несколько минут понимая, чего хочет хищник - потому что зверь прекрасно слышит повторяющиеся раз за разом слова: Питер, мать твою, глухой, глупый волчара, бэдвульф, да где тебя носит…
- Плохая ночь? - Тайлер привык в общем-то, к тому, что Питер похож на мертвеца после полнолуний, но мертвеца с лихорадочным блеском в глазах он видит впервые. - Питер, что случилось?
Хейл хмуро поворачивается к оборотню, отложившему надкусанный тост.
- С чего ты взял?
- Ты же, все-таки, мой альфа, что бы ты сам об этом ни думал. Я чувствую, когда твой волк просыпается. Увеличить дозу? Не помогает?
- Нет. Все нормально. Дитон присылал настойку лотоса?
- На крайний случай при передозировке, - Тайлер отставляет и чашку с кофе, настороженно оглядывая вытирающего мокрые после душа волосы мужчину. - Зачем тебе?
- Будь добр, не задавай вопросов, - раздраженно кривится Питер. - Просто приготовишь все, что есть.
- Ладно. Давай пойдем с другого конца - если ты хочешь выгнать эту дрянь из организма - лотос тебе не очень поможет. Ты же знаешь - у тебя почти неделя уходит на то, чтобы…
- Не задавай вопросов и не болтай. Делай то, что говорю.
Хейл в пару шагов подходит к бете, наклоняясь почти к его лицу:
- Ты же знаешь, что почувствовал бы, если бы я свихнулся? - Тайлер коротко кивает. - Так что, пахнет от меня безумием? - мотает головой. - Так делай то, что я сказал.
- Знаешь, я рад, что ты стал отдаленно похож на живого человека. Или на очень активного мертвеца, но я был бы не прочь выяснить, с чем это связано.
Питеру приходит в голову, что Тайлер чем-то похож на Стайлза.
- Тайлер. Всю. Гребаную. Настойку. Гребаного. Лотоса. Мне. И не смотри на меня так, будто я прошу достать мне десять килограмм мескалина.
Бета неуверенно пожимает плечами, в пару глотков допивая кофе, поднимается из-за стола, уходя куда-то вглубь дома, через несколько минут возвращаясь с небольшим деревянным ящиком. Питер оглядывает содержимое, наклоняясь ближе, выуживает из специального отсека несколько склянок со стилизованным цветком лотоса на пробке, отставляет в сторону.
- Так. Я все-таки предполагаю, что ты хочешь ускорить процесс, просто скажи - да или нет? Питер, я же не прошу объяснений. Я только рад.
Альфа медленно кивает.
- Чем быстрее, тем лучше. Желательно за сутки.
- Нет, альфа, нереально. Даже если ты двадцать часов проторчишь в ванной с разодранными венами - не получится.
- Тогда к следующей ночи. Часов тридцать, если ты прекратишь болтать.
- Что случилось ночью, Питер? - Тайлер не поднимает глаз от ящика, переставляя какие-то бутыльки, сверяясь по приколотой к внутренней стенке крышки записке.
- Не просишь объяснений, - рассеяно откликается Питер, глядя куда-то сквозь бету.
- Ладно. Держи - кальципарин, - Питер вопросительно смотрит на шприц. - Неужели есть что-то, чего ты не знаешь, - Тайлер чуть ехидно усмехается. - Кальциевая соль гепарина. В пять раз мощнее самого гепарина - в шприце три миллилитра, через сорок минут кровь будет как вода.
- Устраивает, - Хейл тяжело опускается на стул, упираясь локтями в столешницу. Тайлер смотрит на друга с сочувствием - Питер ненавидит этот взгляд, - механически перебирая какие-то пакетики с порошками.
- Ладно, - альфа нехотя поднимает голову, кривясь. - Мне нужно избавиться от галлюцинаций. Или убедиться, что я не галлюцинирую. Ясно?
- Доступно, - Тайлер прячет взгляд. - Значит так - сначала кальципарин, потом, когда кровь остановится - лотос. Опять в ванной закроешься?
Хейл коротко кивает, сгребая склянки, но от колкости удержаться не может.
- Ты так говоришь, будто я в твоей ванной закроюсь.
- Я к тому, чтобы ты не закрывал дверь. Сделай одолжение. Хочешь - я позвоню Дитону, может он еще что-то присоветует.
- Не нужно, - альфа отмахивается уже поднимаясь по ступенькам на второй этаж.
- Питер, - Хейл оборачивается на середине лестницы. - Что бы ты ночью не увидел - это галлюцинации.
Альфа кривит губы.
- Я ничего не видел, Тай, я не настолько свихнулся.
Замена гепарина действует отлично - черная кровь льет по пальцам, по глянцево-белой внутренности старой чугунной раковины - новомодный акрил и прочная на вид керамика на деле не выдерживают подобного обращения, крошатся, разъедаемые выжженной кровью. Питер слабо барабанит пальцами по краю раковины, покачивая головой в такт чуть монотонному голосу в наушниках, зачитывающему произведения какого-то русского поэта середины двадцатого века. Языка Хейл не знает, но сам ритм и звучание ему нравятся - подушечки пальцев мерно ударяются о нагревшуюся эмалированную поверхность, в неровном ритме тонического стиха. Пальцы проскальзывают по темной жидкости, сбивая темп. Альфа недовольно щурится - даже при пониженной свертываемости крови и общей отравленности аконитом и омелой, волчий организм сильный - порезы на запястьях, методично наносимые собственными когтями, затягиваются раз за разом, кровь восстанавливается и снова течет по пальцам - такая же жидкая и такая же черная, как утром.
Тайлер садится на борт ванны, качая головой, сердито шипит: “Хватит”, включая еле теплую воду - по ходу, бойлер опять накрылся, - наворачивает на запястья альфы едко пахнущие какой-то мазью бинты, сливает настойку лотоса в один стакан, поднося его к губам Хейла. Питер зло щурится, пытаясь забрать скользкий стакан из рук беты, но Джонс легко отталкивает подрагивающие холодные пальцы, вскидывая брови:
- Дитон нам еще столько же не пришлет. Пей.
Альфа прикрывает глаза, глоток за глотком опустошая стакан, чуть морщась от горького вкуса настойки.
- Питер. Слушай. Скажи мне, что происходит.
- Который час? - Хейл медленно, тяжело мотает головой.
- Начало пятого. Вечер, если что. Альфа, насколько я знаю - я твой единственный друг. Будь добр, объясни мне хоть что-нибудь, - Тайлер с упреком смотрит на цепляющегося за раковину мужчину, не без труда встающего на ноги.
- Ты знаешь, что, например руны, да и большинство заклинаний, за исключением, пожалуй, проклятий, теряют силу со смертью нанесшего их друида? - альфа встает, разглядывая в зеркале то ли себя, то ли сидящего за его спиной Тайлера.