— Ты напился? Иди спать, Булаткин. И не…
— Н-не звонить те-ебе?
— Рада, что ты запомнил это. А теперь попробуй выполнить.
— Апрельская, е-если ты не при-иедешь, то я с-спрыгну с моста.
— Чушь не неси. Иди проспись, алкаш.
— Н-не веришь? Я се-ейчас тебе фото о-отправлю…
Отключаюсь, быстро делаю снимок, почти роняю телефон в воду, а когда пытаюсь поймать его, чуть не падаю сам. По инерции хватаюсь рукой за перила, и это спасает меня от падения. Отправляю фотку Апрельской, и та перезванивает почти через минуту.
— Булаткин, слезь с моста! Езжай домой… хотя нет, стой! Вызови такси и отправляйся на нём.
— Н-никуда не по-оеду, пока ты не приедешь к-ко мне.
В трубке слышится дыхание Мирославы, а потом она, обматерив меня и назвав чёртовым алкоголиком, спрашивает точный адрес. Довольный, называю его, говоря, что если она не приедет, завтра во всех новостях будет репортаж о том, что известный артист сбросился с моста.
Начинаю замерзать. И с удивлением понимаю, что оставил где-то ветровку, а сейчас сижу в одной футболке. Но вставать и перелазить через перила тупо лень, поэтому продолжаю сидеть здесь до самого приезда Апрельской.
Неподалёку тормозит такси, а потом из него, кутаясь в пальто, вылезает девушка. Она оглядываться, и идёт в мою сторону. Глядя, как Мирослава приближается, начинаю улыбаться, а сердце стучит тахикардией, отплясывая радостный ритм. Она приехала.
— Булаткин, блять, слезай оттуда! — остановившись в нескольких шагах от перил, Мирослава повышает голос, в котором читается недовольство и… страх? Боится за меня? Или того, что станет свидетелем смерти? — Егор, перелезь обратно через перила!
Медленно, пошатываясь, поднимаюсь на ноги, замечая, как в волнении заламывает пальцы девушка. Держась одной рукой за перила моста, вторую сую в карман. С губ не желает пропадать улыбка, и это бесит Апрельскую.
— Чего ты улыбаешься, кретин?! Упадешь же…
— Переживаешь за меня?
— Еще чего? — фыркает она, но я понимаю, что врёт. — Мне проблемы с полицией не нужны, вот и всё.
— Нет, это не всё, — я чуть наклоняюсь вперёд, вглядываясь пьяными глазами в лицо Миры. За то время, что ждал ее на холоде, даже язык заплетаться перестал. Только зубы постукивают друг о друга. — Ты меня любишь, поэтому и не хочешь, чтобы я упал.
— Не правда, — её голос дрогнул. Возможно, из-за того же холода, что пронзает и моё тело. — Я давно не… люблю тебя.
— Да? Ну, в таком случае, тебе и жаль не будет, — говорю я.
Мирослава ничего не успевает сказать. С улыбкой, я отпускаю перила и наклоняюсь назад, чувствуя, как теряется равновесие.
Падение слишком стремительное, но, перед тем, как погрузиться в воду, я слышу громкий крик Апрельской. А потом уже не до этого. Осенняя вода слишком холодная, мороз будто пустили по моим венам вместо крови. Я едва успеваю вынырнуть на поверхность, как неподалёку раздаётся новый плеск. Мгновенно протрезвев, с ужасом вспоминаю, что Апрельская не умеет плавать. Я так и не научил ее этому, когда мы были на море.
Набрав полную грудь воздуха, ныряю под воду, где в темноте плохо могу различить силуэт девушки, идущей ко дну. Подплыв к ней, хватаю за руку и, тратя последний воздух в лёгких, поднимаюсь на поверхность. До берега несколько метров, которые я стараюсь проплыть как можно быстрее. Холодная вода сковывает мышцы, что только мешает мне, как и страх — Мирослава не отзывается на мой голос, безвольной куклой повиснув в моих руках.
Наконец оказавшись на берегу, переворачиваю Апрельскую на живот, чтобы дать возможность уйти воде, которую она нахлебалась в реке. За несколько минут успеваю проклясть себя, свою глупость, разозлиться на Мирославу, которая не приходит в себя и едва дышит. А когда она резко открывает глаза, начиная кашлять и хвататься руками за горло, я выдыхаю, чувствуя огромное облегчение. Она, блять, жива.
— Ты дура, знаешь?! — схватив её за плечи, встряхиваю. Кажется, даже слышу щелчок в её костях, но пережитый страх не отпускает. — Ты зачем за мной прыгнула?!
— Потому что жить без тебя, идиота, не могу, — отвечает девушка, а потом начинает бить меня в грудь. — Придурок! Козлина! Чтоб тебе век мучиться, сволочь! Я же испугалась…
Заплакав, она утыкается мне в плечо, обнимая так крепко, что мне боязно за целостность своих костей. Обнимая Апрельскую в ответ, слабо улыбаюсь, а потом, приподняв её голову, стираю с щёк слёзы. Сглотнув, Апрельская придвигается ещё ближе, чтобы поцеловать меня, и я отвечаю ей.
— Ты ещё ответишь мне за пережитый ужас, — произносит девушка, когда мы едем в больницу, чтобы не дать организму разболеться после ныряния в холодной воде.
— Думаю, мы в расчете, — говорю я, улыбаясь. — Мне тоже не по кайфу было, пока ты в себя не приходила…
Хмыкнув, Апрельская протягивает ко мне свою руку, переплетая наши пальцы, а потом, улыбнувшись в ответ, прячет улыбку, утыкаясь лицом в плед, который я нашёл в багажнике. Теперь она рядом, и я не буду таким придурком, что позволю ей уйти. Апрельская уже точно никуда от меня не денется, потому что на своих ошибках я учусь. И допускать очередной промах не стану…
Комментарий к — Если ты меня забудешь… я напомню о себе!
* отсылочка к древнегреческому мифу о Прометее, которому каждый день ворон выклёвывал печень.
========== — Обещай, что больше не будешь курить? ==========
ОПИСАНИЕ: Ты хочешь дышать этими горькими минутами? Задыхаться в агонии, пока счастье где-то умирает, цепляясь за слабый огонёк надежды? Лучше я буду умирать по минутам, чем в муках проживать долгую жизнь. И, можешь не верить, но ты стал лучшей причиной, подтолкнувшей меня к медленной смерти.
Сглатывая горький ком, делаю новую затяжку сигаретного дыма, ощущая, как горло обжигает «эхом» горечи, и появляется желание закашлять. Сдерживая его, тушу окурок о край пепельницы, недавно появившейся в моей квартире, и смотрю на кучу коробок, в которых мои вещи.
Больно. И не телу, а душе. Хочется заскулить, цепляться за каждый уголок моей родной квартиры, чтобы не дать увести себя из неё. Но я, сжав зубы, молча поднимаюсь с места и иду к последней незапакованной коробке. Медленно заклеиваю её скотчем, а потом выравниваюсь, чтобы посмотреть на эту квартиру, что приютила меня почти пять лет назад.
Я не хочу уезжать, но надо. Так будет лучше для меня. Больше не будет взаимных оскорблений при встречах в коридоре лейбла, потому что я, собрав в кулак остатки воли, написала-таки заявление об увольнении. Мы не станем ругаться по мелочам, как это было раньше, потому что этих мелочей больше не будет. У нас вообще не будет ничего общего. У меня своя жизнь, у него — своя.
Правда, всё сложилось не слишком равномерно. В обмен на разбитое сердце я получаю жизнь в небольшом городишке Подмосковья, а Булаткин — счастливую семейную жизнь. Кажется, у него сегодня свадьба? Да, так и есть. На календаре 28 июня, тот самый день, который обсуждают на всех телеканалах уже с утра.
Егору так будет лучше.
Глаза начинают жечь непрошенные слёзы, выбивающие из груди негромкий всхлип, а за ним следующий. Не могу даже думать, что рядом с ним сегодня счастливой станет другая девушка. Они будут держаться за руки, целоваться при каждом «Горько!», и навсегда станут связаны узами брака. В его глазах будет отражаться счастье. А ведь я знаю, как он может убивать холодным взглядом голубых глаз, как, не мигая, может заставить поверить, что ты ему нужна, а затем, этими же глазами, доказать обратное. Его взгляд — способен вызывать множество эмоций, но от всех них по коже проходят мурашки, и ноги подкашиваются.
Присев на коробку, закрываю лицо руками, пытаясь прекратить «расклеиваться». Я же сильная. Полгода назад выдержала его леденящее: «Если что-то не устраивает, то вали нахрен из моей квартиры и из моей жизни», так почему сейчас веду себя как влюблённая дурочка?
Полгода назад ведь было больнее? Тогда, когда мы пытались быть парой, когда мы съехались, в надежде, что ссоры постепенно уйдут. Полгода назад мы пытались совладать с характерами друг друга, пытались принять наш статус «пара», превратив быть просто любовниками. Мы пытались. Но не смогли.
Снова тянусь к пачке сигарет, закуривая одной из них. Медленнее смерть, тлеющая меж моих пальцев, не приносит облегчения, но так можно отвлечься. Никогда не любила курящих, а теперь, вот, сама курю. От горя. От мысли, что мужчина, которого я люблю, сегодня станет мужем для чужой. Встав с коробки, пересекаю комнату и, подойдя, распахиваю окно зала, выдыхая дым на улицу. Кажется, стало лучше. Настолько, насколько вообще может быть лучше в моём состоянии.
В окне напротив виднеется фигура пританцовывающей девушки, что заставляет меня чуть улыбнуться. Беззаботная, не тронутая разочарованиями и обидой. Докурив, отхожу от окна, но не закрываю его. Тёплый летний воздух даёт возможность ощутить себя частичкой мира, в котором спешат по делам люди, сигналя другим машинам, в котором под окнами воют в драке коты, а простые прохожие громко над чем-то смеются.
До приезда машины грузоперевозки остаётся чуть меньше часа, а я не знаю, чем себя занять. Оказалось, что в каждом уголке этой квартиры есть нечто, напоминающее о Булаткине. Эти стены помнят его разного: и весёлого, и злого, ненавидящего меня и целующего так, как больше никто не целовал. Эти стены помнят многое. И ничего из этого больше не повторится.
Слоняясь по трём комнаткам, бездумно разглядываю их, иногда замечая незначительные вещи, которых не видела раньше — трещину на стене, неясное серое пятно на потолочной плитке. Остановившись рядом с диваном, присаживаюсь и запускаю под него руку, чтобы достать выглядывающий клочок бумаги.
Фотография. Точнее её оборванная часть, на которой осталось моё изображение и рука Егора, обнимающая меня за плечи. Улыбнувшись, поднимаюсь на ноги. Этот снимок был сделан за месяц до нашего разрыва. Егор решил отдохнуть и обманом заставил меня поехать с ним. Тогда я очень злилась на него, флиртовала со всеми парнями в отеле, чем бесила Булаткина. Но потом мы всё же помирились, и последнюю неделю отпуска провели вдвоём, без ругани и споров. Как самая настоящая влюблённая пара. Булаткину так и не удалось научить меня плавать, а у меня не получилось показать ему романтику ночных посиделок у моря, потому что всё испортила драка Егора с двумя парнями, что пристали ко мне. Тем не менее, это была самая лучшая неделя, проведённая с ним. Никаких масок, только мы настоящие, такие, какие есть.
Согнув половину фотографии, поджигаю её, отправляя в пепельницу. Не за чем хранить прошлое. Оно больше не вернётся.
Вновь принимаюсь ходить по квартире, но раздавшийся звонок в дверь заставляет замереть на месте. Посмотрев на время, иду открывать, подумав, что грузоперевозчики приехали раньше. Но за дверью стоит всего один человек.
— Знаешь, Апрельская, я чуть было не совершил самую большую ошибку своей жизни, — произносит Егор. Одетый в свадебный костюм, с идеальной причёской, он вновь вызывает во мне взрыв чувств. Закусываю губу, чтобы не заплакать прямо перед ним. Когда уйдёт — можно, а сейчас стерплю.
— У тебя, — прочищаю горло, а потом повторяю: — У тебя свадьба. Что ты здесь делаешь? Не боишься, что без тебя начнут?
— Без жениха и невесты не начнут, — усмехается он, а потом вдруг обнимает меня, зарываясь носом в волосы. Сначала не реагирую, но всё-таки неуверенно обнимаю его в ответ, чувствуя, как быстро бьётся в груди сердце. — Мирослава, я без тебя не смогу… Веришь? До сих пор люблю.
— Верю, — шепчу я, поднимая голову.
Пару минут смотрим друг на друга, и когда он целует, отвечаю. Не могу не ответить, слишком сильно люблю его.
— Ты выйдешь за меня?
— Да, — смотрю в его глаза, улыбаясь, и получаю широкую улыбку в ответ. — Выйду.
— Только пообещай, что больше не будешь курить, — став серьёзным, произносит Егор, и я обещаю это. Он снова улыбается, а потом, подняв с пола большущий пакет, протягивает его мне. — Здесь платье и туфли, одевайся. Через двадцать минут подъедет Ульяна, она тебе сделает макияж и прическу.
— А откуда она знает, что нужно… Стой. Ты сказал ей раньше, чем я ответила согласием? — недовольно смотрю на Егора, который, посмеиваясь, выходит из квартиры. — Булаткин, ты неисправим!
— Знаю, — парень жмёт плечами, продолжая улыбаться. — Ты тоже, будущая Булаткина. Жду у ЗАГСа через два часа. Натан отвезёт тебя, он знает, куда ехать.
За ним закрывается дверь, а я продолжаю стоять и улыбаться. На телефон через пару минут приходит сообщение — «И грузоперевозчиков я отправил обратно. Потом перевезём твои вещи ко мне». Засмеявшись, я иду в спальню, понимая, что жизнь может измениться всего за пару минут. А разбитое сердце склеит только любовь.