========== Условная часть 1. “Мы” - это трое ==========
Судьбой мне предназначенная нить
Вдруг раздвоилась и опутала запястья.
Не позволяя в одиночестве догнить,
Рассудок, душу опаляя страстью.
Мне повезло: нашлась она - моя семья,
Вот только у судьбы отвратный юмор -
Там пара уже есть, им лишний я…
Зачем спасли, уж лучше б просто умер.
Но по ночам ко мне они приходят.
Нет, не воочую, а только лишь во сне.
Я вижу их, с ума схожу, навроде,
И так хочу обоих взять себе.
Глаза открыл, а сон всё длится, длится -
И Стив и Баки держат за руки меня.
Мои, навек родные в страсти лица.
… С души слетела прочная броня.
Запястье чесалось. Стоило начать остервенело скрести кожу ногтями, как его простреливало обжигающей болью, будто там выжигали клеймо.
Брок покрутил пострадавшей, хрен его знает от чего, конечностью и вздохнул. Мало было ему ожогов и переломов, теперь еще и это.
Когда на него рухнуло здание, он думал только об одном: не дать Рикки переиграть его. Взять верх. Победить. Чертов накачанный стимуляторами командир ВИКТОРИ знатно вытер Броком половину сорок первого этажа, пытаясь воспрепятствовать ему проникнуть в зал, где должен был пройти Совет. Пирс должен был умереть, во-первых, потому что был изворотливым сукиным сыном, и если бы он все-таки выжил, то за жизни Брока и его ребят никто не дал бы ломаного цента. Во-вторых, один лишь Пирс знал о том, где хранится досье. О том, что было в нем, Брок не хотел бы вспоминать даже на смертном одре. И уж тем более не хотел, чтобы бумаги попали не в те руки. Двух десятков лет шантажа ему было вполне достаточно. Он сам потом отыщет компромат и по-тихому уничтожит свидетельства ошибок его уже далекой теперь юности. И, наконец, в-третьих, у Пирса, даже слитого с должности, все еще осталось бы достаточно влияния для того, чтобы возобновить работу над проектом «Зимний Солдат», и никакой самоотверженный дурень Роджерс ему в этом помешать бы не смог. Потому что люди боятся того, чего не понимают. Капитан Америка должен быть благодарен пропаганде за то, что она когда-то давно создала ему настолько светлый образ, что вместо ужаса он вызывал восхищение. Иначе сидеть бы ему в клетке, как опытному образцу. Как Агенту.
Видит Бог или кто там за него – парень и так настрадался. Ему просто повезло, что Роджерс так вовремя попытался убиться об него. И Броку хотелось, чтобы ему везло и дальше.
А, значит, Пирс должен умереть. И никакой Рикки Майлз не остановит Брока, у которого столько причин для того, чтобы смести все на своем пути.
Конечно, у Пирса нашлись и более ловкие кредиторы. Тот же Фьюри. Ну, и Вдову тоже не стоило скидывать со счетов. Так что - Брок не успел.
Когда многотонной плитой перекрытия размазало почти неубиваемого Рикки, ему оставалось лишь сгруппироваться и надеяться на чудо: падения с сорок первого этажа не пережил бы даже Кэп, куда уж ему, простому смертному.
Как его, изуродованного, обожженного и окровавленного извлекали из-под завалов, как раскидывали в стороны огромные глыбы Кэп и Агент, чтобы добраться до него, Брок уже не помнил. Хвала всем неведомым силам, на дворе - век информационных технологий, и произошедшее в Нью-Йорке оказалось событием достаточного крупного масштаба, чтобы о нем вещали все телеканалы с утра до ночи.
Так что видом своего бессознательного тела он насладился, и не раз. А то как же – сам Капитан Америка ручками своими сахарными его раскопал. На виду у десятков вертолетов с прессой, круживших над завалами, как стервятники.
Агент тоже был там. Брок снова и снова смотрел, как тот расшвыривает куски бетона, будто они сделаны из пенопласта, постоянно сверяясь с монитором-визором на запястье, и в первый раз не пожалел, что дал вживить себе чип. В холку, как домашнему коту. И вот теперь это спасло ему жизнь. Это и еще странная преданность того, от кого он ждал ее меньше всего. Потому что не считал Агента способным вообще на какие-либо эмоции. Ровно до того момента, когда он прыгнул под пушки за своим Роджерсом Непогрешимым.
Запястье все-таки чесалось, а лицо, плечи и руки горели огнем даже сквозь туман в голове, вызываемый лошадиными дозами транквилизаторов. Он вляпался по самые яйца. Он останется уродом, и хорошо, если не инвалидом, но он жив. Не понятно для чего, конечно, но жив. И был несказанно рад этому факту своей не окончившейся пока биографии.
Он уже собирался сдаться сладкому лекарственному дурману, но тут на окне осторожно сдвинулись жалюзи, и боковым зрением Брок увидел блеск стали и чертовы яркие полоски. Его спасители, похоже, пришли убедиться, что он не пустил их усилия коту под хвост и не сдох окончательно.
- Командир? – Агент… или теперь уже Барнс? Просунул голову в приоткрытую дверь и уставился на него, не мигая. – Не спишь?
- Если бы и спал, кого это когда останавливало? – с трудом прохрипел Брок. – Входи. Вижу, вы оба все еще на свободе.
Агент, непривычно одетый в плотные темные джинсы, все те же тяжелые сапоги и кожаную куртку без одного рукава уселся верхом на неудобный больничный стул и замер. Роджерс несколько раз переступил с ноги на ногу, будто не до конца понимая, что делает тут, и тоже подошел ближе, замерев за спиной у своего «Баки» как верный телохранитель.
Никто не знал, что делать или говорить. Брок, беззвучно хмыкнув, спросил:
- Что, навели мы шороху, а?
Роджерс отмер, нахмурился и собственнически положил руку своему любовнику на плечо.
- Резонанс огромен, - ответил он «официальным» голосом. – Разбирательства будут идти не один месяц, но Фьюри удалось сохранить остатки ЩИТа и убедить новый состав Совета в том, что не стоит всех сотрудников судить по одной паршивой овце.
- Это ты о Пирсе, Кэп? – ухмыльнулся Брок. – Так он был не один.
Роджерс нахмурился еще больше и крепче сжал плечо Агента.
- Что, - хмыкнул Брок, - пока ебут, города дают, а когда кончают, и деревеньки не обещают? Знакомое дело. Держи со своим Фьюри ухо востро, Капитан. А то сам знаешь – мифическое всеобщее благо может перевесить.
Как ни странно, Кэп не стал пенять Броку за грубость и лишь пообещав «Разберемся», коснулся губами волос Агента и вышел. Видимо, за кофе.
Броку было интересно, как теперь ведет себя Агент… Барнс в обычной, оторванной от лаборатории и криокамеры, жизни, но спросить отчего-то не мог. А сам тот не заговорил бы никогда – не приучен. Старые привычки иногда так глубоко въедаются в подкорку, что их не вытравить и за десять лет. Что уж говорить о нескольких днях.
- Капитан сказал, что у него есть знакомая, доктор Чо. Она занимается разработками в области восстановления тканей, - сказал вдруг Барнс, не озаботившись лишними расшаркиваниями. – Технология экспериментальная, но если ты хочешь, он поговорит с ней.
- Я не хочу, - спокойно ответил Брок. – Мне глубоко похрен, как я выгляжу, если все будет функционировать как надо. Скажи лучше – кто выжил?
Барнс поднял на него свои невыразительные глаза (прямо удивительно, как быстро они, эти глаза, теряли всякое выражение, стоило Роджерсу пропасть из виду дольше, чем на несколько секунд) и ответил:
- Все. Второй в соседней палате с переломами. Из Третьего достали три пули и отпустили. Остальные обошлись без госпитализации.
Брок порадовался за Роллинза и Таузига, которые тоже были с ним. Хорошо, что они выжили. Переломы и пулевые – это ерунда.
- Как сам? – решил все-таки поинтересоваться Брок, продолжая чесать чертово запястье. – Кэп не заставляет тебя ходить строем и ставить обувь по линейке?
Впервые на лице Барнса мелькнуло что-то, отдаленно похожее на удивление.
- Стив? Нет.
- Он забрал тебя к себе?
Барнс опять странно на него взглянул, но ответил:
- Мы были на базе. Допросы. Потом интервью. Потом, - он чуть запнулся, - пара часов сна в его кабинете.
«Не только сна», - подумал вдруг Брок и представил себе этих двоих вместе. Роджерс и так выглядел, как ходячий секс, причем ни капли об этом не подозревающий, а Агент – Барнс – если отвлечься от привычного взгляда на него, как на чертовски функционального биоробота, тоже был отлично сложен. И явно функционален, если верить свежим засосам на крепкой капитанской шее.
Потерев занудно ноющее запястье, Брок вдруг поймал себя на том, что разглядывает Барнса именно так: с совершенно определенным интересом. Отмечает, будто во сне, яркость его обычно сухих губ, упрямую ямочку на небритом подбородке, острые скулы и какого-то пронзительного цвета глаза.
- Подай воды, - попросил Брок, потому что во рту вдруг действительно пересохло.
Барнс тягуче встал, играя мышцами под плотной джинсой и тонким хлопком футболки, налил в высокий стакан воды и воткнул туда соломинку. Наклонился, обдавая какой-то совершенно невероятной смесью запахов: нагретого металла, пороха, едва ощутимого парфюма (Роджерс!), дорогой кожи и еще чего-то, своего.
Брок поймал себя на мысли, что ему нравится эта перемена: вместо крови и грязи, запаха немытого тела, ядреной химии, холода и еще чего-то невыносимо тоскливого, Агент… Барнс теперь пах Роджерсом и собой.
Броку вспомнился вдруг пустой взгляд после разморозки, трясущиеся пальцы живой руки и обреченность в каждой позе, в каждом движении ослабленного крио тела, и он вдруг ощутил облегчение. Что бы кто ни говорил, а Брок Рамлоу не был бессердечным мудаком. Ну, то есть, мудаком он, конечно, бывал, и не раз, но не в отношении Агента. Тот всегда вызывал у него сложное чувство сопереживания, уважения и отчасти – восхищения. И теперь – чего греха таить – он был за него рад. Но к этой радости примешивалось отчего-то острое сожаление о собственной ненужности.
- Пей, командир, - ровно выговорил Барнс, вырывая Брока из размышлений. – Врач сказал, тебе надо восстановить солевой баланс.
Подивившись, что Агент имеет понятие о солевом балансе, Брок выпил все, что ему дали. И тут вернулся Роджерс в сопровождении лечащего врача.
- Видите ли, Капитан, - вещал тот, сложив пухлые ручки на животе, - от ожогов пострадало около тридцати процентов тела. Нам удалось спасти глаза, но в остальном… позже косметические хирурги, возможно, смогут как-то поправить ситуацию, но пока что… - он развел руками.
- К черту пластических хирургов, - прохрипел Брок. – Скажите лучше, док, вернете ли подвижность пальцам рук? И пострадает ли зрение? Не хотелось бы, чтобы комиссовали.
- Пока сложно сказать что-нибудь определенное, но прогнозы неплохие.
Кэп, нахмурившись, рассматривал Брока, забинтованного по самые глаза, а потом достал телефон, набрал чей-то номер и вышел.
Доктор проверил показания приборов, поправил капельницу и тоже удалился.
Барнс, склонив голову к плечу, казалось, к чему-то прислушивался.
- О чем там? – спросил Брок наудачу.
- Стив звонит кому-то, договаривается о твоем переводе в другой госпиталь.
- На кой хрен?
Барнс только плечом дернул. Не моего ума дело, мол.
- Рамлоу, - Роджерс появился на пороге палаты, все еще держа телефон в руках, - нужно твое согласие на перевод в отделение клиники Старк Индастриз. Там есть спецы, которые помогут тебе, во всяком случае, хм… - Брок мог поклясться, что непрошибаемый Кэп вот-вот усмехнется, - сохранишь функциональность. Нам с Баки не с руки работать с другим командиром группы.
- Роджерс…
Тот подошел ближе и снова сжал плечо Барнса своей лапищей. Тренированный Агент даже не поморщился.
- Рамлоу, я сказал, что ценю заботу, - широкая лапища скользнула в неестественно блестящие волосы Барнса, и тот прикрыл глаза, - и многие другие качества в людях. И умею платить той же монетой. Соглашайся.
Брок устало прикрыл глаза, зная, что Роджерс поймет правильно.
Через час он уже лежал в палате, больше похожей на номер отеля и, обколотый самыми сильными обезболивающими, переживал самый бесцеремонный осмотр за всю свою долгую и насыщенную жизнь. Доктор Чо была безжалостна:
- Некоторые ткани пострадали слишком сильно, так что неземной красоты вам не обещаю. Но вот гибкость мышц и суставов, а так же чуть пострадавшее зрение восстановлю без проблем.
- Плевать мне на красоту, мисс, - прохрипел Брок. - Неземной она и так не была. Не хочу быть инвалидом.
- Тогда договорились, - бросила красавица доктор. – Недели процедур, думаю, будет достаточно. Завтра утром и начнем, как только выведется вся та химия, которую вам вкололи. До завтра, мистер Рамлоу, попытайтесь поспать.
Брок кивнул и закрыл глаза, будучи уверен, что ни за что на свете не заснет, несмотря на гремучий коктейль из обезболивающих в крови, но все-таки решил попытаться. И вдруг, словно провалившись в бездонный колодец, увидел их. Там, в этом колодце сна, они были просто Стивом и Баки. Брок откуда-то знал, что может называть их так: по именам. Они стояли плечом к плечу за толстым стеклом, глядя, как чье-то изуродованное тело вырезают из тактического костюма.
- Тут лучшие специалисты, - говорил Стив.
Баки молча смотрел, как суетятся доктора и, казалось, готов был так стоять столько, сколько нужно.
Через некоторое время к ним вышли. Заверили, что пациент, скорее, жив, чем мертв, и эта тенденция имеет все шансы стать закономерностью.
- Пойдем, - Стив обнял Баки за плечи и увел с собой. – Нам надо поесть, немного отдохнуть и… - он тяжело вздохнул и нахмурился, - и у нас будут дела в Штабе. Боюсь, не слишком приятные. Фьюри мне звонил.
- Одноглазый?
- Да.
- Он мне не нравится.
- Он мало кому нравится.
Картинки сменяли одна другую. Стива и Баки допросили вместе и по отдельности, Фьюри и Хилл, потом опросили всех ребят Брока, и, наконец, глубокой ночью отпустили.
- Поедем домой или заночуем у меня в кабинете?
- Прослушка?
- В квартире точно есть, - усмехнулся Стив.
- Тогда кабинет. Я просканирую.
Если бы Брок, каким-то неведомым образом присутствующий в странном «здесь», мог покраснеть, он бы это сделал. Потому что едва за ними закрылась тяжелая дверь кабинета, знакомая Броку до зубовного скрежета, как Баки ловко выпутался из перевязи, быстро выложил оружие на гладкий полированный стол и прошелся по кабинету со сканером, раздавив между делом несколько жучков.
А потом резко дернул Стива на себя, собственнически обхватив за задницу. Тот будто только этого и ждал.
- У меня есть душ, - прошептал он, сдирая с Баки кевларовый поддоспешник. – Хочу вымыть тебя. А потом вылизать. Везде.
Баки, запрокинув голову, длинно выдохнул, и Брок как наяву почувствовал этот выдох: всем собой, будто по влажной коже. Его скрутило от мучительного, острого возбуждения. Сколько ни старался, не мог он припомнить ничего хоть отдаленно похожего даже в дни своей бурной юности.
- Люблю тебя, - едва слышно прошептал Стив, но Брок почему-то услышал. – Люблю.
Баки в ответ лишь сжал его задницу еще крепче и зажмурился, как от боли.
- Можно мне, - хрипло спросил он, так и не открывая глаз, - можно мне – тебя?
Стив лизнул подставленную шею, коротко прихватил ее губами, вжался бедрами, от чего идеальная линия его спины красиво очертилась под расстегнутой курткой старомодной формы, и ответил:
- Все, что захочешь, Бак. Я твой.
Медленно, будто в каком-то чувственном танце они двинулись к душевой, а Брок вдруг понял, что никогда больше не сможет переступить порог этого кабинета без того, чтобы помнить, как мебель раскрашивалась пятнами сброшенной одежды, как металлическая рука Баки мяла идеально гладкую – даже не верилось, что такие бывают – ягодицу Стива, оставляя на ней розовые отметины, как Стив сам прижал вдруг Баки к стене у двери в душевую, и, опустившись на колени, расстегнул хитрые застежки на его сапогах, огладил перевитые венами ступни и рывком стянул штаны, оставив лишь нижние, кевларовые. Как покрывал поцелуями живот, пока тянул за язычок длинной молнии, идущей вдоль всей ноги, и как, поднявшись, быстро разувался сам, стягивая с себя прожженные в нескольких местах штаны.
Как потом снова встал на колени – он, гордость нации, идеальный, неподкупный – перед зомбированным убийцей, как купал его в душистой пене, больше лаская, чем смывая грязь тяжелого дня.
У Брока тоскливо ныло где-то между ребер. Будто кто-то протянул прочную красную нить от его сердца к этим двоим, и каждое их движение отдавалось в его теле мучительной тоской и желанием. Он был их. Принадлежал весь, без остатка, так, как не смог бы принадлежать никому другому.