Комнату с низким потолком освящали лишь свечи, отбрасывающие причудливые тени на шершавые косые стены. Тонкие пальцы Беллы погружались в липкое тесто, скользя по намасленной массе и превращая ее в дурманящий своим запахом румяный хлеб, за которым обязательно придут утром.
Пряные травы, собранные девичьими руками на дальних полянах за городом и впитавшие в себя аромат утренней росы, придавали тесту привкус свободы и первобытности, которыми были обделены постоянные покупатели булочной. Девушка закусила губу и легким движением юной волшебницы присыпала миску солнечным шалфеем, придавая ему исцеляющие свойства. Хлеб не излучал спасительную ауру от всех земных хворей, блуждающих по темным закоулкам пропахшего грязью Берморда. Он давал лишь надежду с мягким горьковатым привкусом тмина, за которой люди всегда заглядывали к Свонам в дом.
Никто не мог объяснить, чем их привлекает обветшалая, покосившаяся на правый угол лачуга, тесно овитая ядовитым плющом, дарящим оберегающую тень хозяевам хижины. Кроме, конечно, дешевого хлеба, который Белла и ее мать, кутая в хлопковые полотенца, передавали через окно в потрескавшиеся от работы руки бедняков.
Лачуга отдаленно напоминала хозяйку. Рене Свон тоже, словно покосившееся от жизненных невзгод деревянное здание, тащила за собой ногу, покрытую открывающимися ранами из-за сахарной болезни, которая сразила ее сразу же после рождения прекрасной дочери. Белла, ни на секунду не покидая мать, крутилась около нее, словно вьюн, поддерживая и не давая падать духом.
В печи весело потрескивали поленья, заманивая девушку поближе своим теплом и цветом яркого заката, пробивающимся сквозь почерневший от сажи заслон. Подхватив тесто и водрузив несколько заготовок на лопату - такую большую, что невольно вспоминалась сказка про Гензель и Гретель,- Белла отворила дверцу, впуская в комнатушку жар печи.
Ночь пробивалась сквозь окна, скользя своими ледяными пальцами по стеклу окна и проникая в щели осенним холодом. Еще пару часов, и на небе промелькнут первые солнечные лучи прозрачного цвета, разгоняя тьму и уничтожая ночных духов.
Белла присела на край табуретки, прислушиваясь к размеренному дыханию матери и пытаясь обуять волнение, вызванное долгим отсутствием весточки от Лорен. Верная подруга, всегда присылала посылки с редкими травами, которые росли только возле ее дома в Ротфорде. Посылки шли в обход местной власти, ведь подвергшиеся паранойи чиновники подозревали в оккультизме каждого, кто хранил на кухне сушеный лавровый лист.
Тени перед рассветом сгущались, окутывая помещение своими холодными объятиями, словно чувствуя неминуемую погибель, а на улице, меж елей, мелькающие силуэты тонули в черных пиках голых деревьев, сбросивших листья под тяжестью осеннего бремени.
Белла успела выложить румяный хлеб, покрытый хрустящей коркой и отложить самую пряную буханку для своего постоянного посетителя, когда петухи, закукарекав, обозначили приход нового дня. Прошлый букет из голубых васильков, которых осталось совсем немного в это время года, все еще радовал медовым ароматом, красуясь на подоконнике и переливаясь в свете рассветного солнца. Эдвард всегда дарил ей цветы, забирая хлеб, исподтишка одаряя ее смущенной улыбкой и взглядом горящих зеленых глаз.
Она мечтала, чтобы его внимание было не таким тайным. Возможно, если бы Эдвард Энтони Мейсен не был сыном мэра, а Изабелла Мария Свон не была жительницей бедной части города, ее мечты имели бы место быть в суровом и жестоком мире. Но только легкое присутствие надежды на кончиках пальцев и оставалось у нее после прикосновения к его рукам при передаче хлеба. Душу выворачивало на изнанку, когда удаляющаяся спина Эдварда терялась среди серых домов, покидая холодные грязные улицы и оставляя ее одну.
Рене беспокойно закрутилась, пытаясь выбраться из кокона теплых одеял, отвлекая дочь от грустных мыслей о предстоящей встрече.
Это обозначало новый день. День, наполненный серыми заботами угрюмого быта. День, ничем не выделяющийся из сотни других, которые Белла провела дома, скрываясь от реальности под грузом домашней работы.
Время перетекало из раннего утра в полдень, словно песок в огромных песочных часах, присыпая золотом крутящийся в бешеном ритме мир. Не успела девушка прийти в себя, как люди, словно на конвейере, выстроились в очередь у окна дома Свонов, протягивая серебряные монеты, тихо позвякивающие у них в мешочках из-за малого их количества.
Белла все выглядывала, перегнувшись через старый подоконник, ожидая, что меж покрывшихся плесенью черных домов промелькнет копна медовых волосы и лихая ухмылка, придающая Эдварду загадочную уверенность. Но на глаза попадались лишь укутанные платками хмурые лица, и мелькающие головные уборы местной стражи.
Хлюпая грубыми сапогами по жиже из грязи и воды, они оглядывали улицы, в поисках нарушителей спокойствия или просто, чтобы выместить все зло, накопившееся от рутинной работы на тех, кто не сможет дать сдачи.
Шум поднялся внезапно и словно пронзил всю толпу насквозь, долетая обрывками фраз до покосившейся лачуги.
На площади что-то происходило.
Люди ручейком устремились к источнику звука, минуя построения и беспокойно переглядываясь. Белла сразу же выскочила, прижимая к себе отложенную для Эдварда буханку хлеба и пытаясь унять екающее сердце. Подобного рода сборища проходили не часто и всегда означали, что богема Берморда создала очередной меморандум, относящийся по большей части к правам явно не простых крестьян.
- Свободные жители Берморда! – гласил хриплый голос, заставляющий вздрагивать от зловещего его звучания.
Белла, укутав буханку в полотенце, скептически окинула взглядом выступающего, про себя отмечая нелепость его заявлений по поводу свободы жителей ее города.
Что она считала свободой? Наверное, возможность делать выбор. Выбор, на который не влияет наличие денег или процент благородной крови, текущей по венам. Ее личный выбор, который бы не отражался на семье. Выбор, который бы давал возможность быть с теми, к кому рвется сердце. Но вряд ли именно это пытался донести оратор, искусно владеющий словом.
- На наши земли опустилась тьма! – продолжал высокий мужчина с добротными черными усами, прикрывающими его наверняка тонкие губы. – В городах пропадают дети, исчезают семьи, уничтожается скот. Ведьмы выбрались из лесов, позабыв, кто есть хозяева в нашем мире, и совершают свое наступление с удвоенной силой.
Белла поежилась, прикрывшись платком, и покосилась на стоящих рядом людей, внимательно ловивших каждое слово здоровяка со сцены. Перед ее глазами тут же вспыхнули воспоминания, так долго скрывающиеся на задворках сознания.
Шершавые руки бабушки, ведущие маленькую Изабеллу через цветущую поляну. Ее глаза светились черной горечью, которая наложила отпечаток и пролегла темными тенями над скулами, - свидетельство одиноких, долгих ночей и непонимания. Она всегда рассказывала внучке, как правильно срывать стебли зверобоя, чтобы не поранить руки. Она была ведьмой - ведьмой из рода Свон. Но ее руки никогда не касались чужих детских колыбелей или беззащитных жеребят, едва ставших на ноги. Бабушка Беллы не была убийцей. Нет.
- Грядет война! - рыкнул мужчина, взмахивая рукой вверх. Как по мановению волшебной палочки небеса сгустились темными красками, а молния, словно разрывая их напополам, промелькнула между тяжелых туч. – И только мы сможем помочь вам выжить в этой неравной схватке с тьмой, которая уже проникла в семьи и изуродовала их будущее. Совсем недавно наш отряд охотников на ведьм побывал в Ротфорде, в котором были вычислены и уничтожены четыре женщины, занимающиеся колдовством. Одна из них, была публично сожжена на костре, вгоняя в ужас всех, кто когда-либо имел отношение к оккультизму. И это только начало.
Белла почувствовала, словно в ее грудь вошло холодное лезвие не давая дышать. Воздух стремительно покинул ее, заставляя жадно его поглощать, открывая и закрывая рот, а сердце остановилось, заледенев в груди.
Лорен жила в Ротфорде. Она пропала неделю назад, не присылая весточек и коробок с сушеными травами и мазями для Рене. В ее доме нашли оккультные предметы. Ее больше нет.
Ужас ворвался в мысли Изабеллы, разрывая все ведомые и неведомые барьеры и оставляя за собой пустоту бессвязных картинок. Кукольно-милое лицо Лорен с солнечной улыбкой, озаряющей все вокруг. Ее голубые глаза, напоминающие небесную гладь в весенний день и медовые кудри, ниспадающие на хрупкие плечи.
Осознание случившегося настигло Беллу, заставляя девушку отступить назад, теряясь между стоящих людей. Единственной ниточкой, связывающей ее с реальностью, оставалась уже почти остывавшая буханка хлеба, испеченная перед рассветом.
Люди задевали ее плечами, когда хрупкая Изабелла, словно тень, скользила между ними, устремив взгляд в одну точку. Она не заметила, как с силой врезалась в молодого мужчину, роняя ценный груз прямиком в грязь.
- Белла…- прозвучал знакомый голос, оставляя в ее душе следы света, медленно разъедающего тьму, поглотившую девушку с момента выступления охотников. Она осмотрела на Эдварда из-под опущенных ресниц, которые скрывали отражение горя, плескающегося в глазах цвета горького шоколада. – Мне так жаль, я не хотел, чтобы так вышло… - тараторил он, едва ли улавливая настроение своей собеседницы и поднимая хлеб с земли. – Сегодня утром я опоздал, и твоя мать сказала, что ты ушла на площадь. Здесь было что-то интересное?
Сын мэра был переполнен энергии и солнечного света, который просачивался сквозь кожу россыпью едва заметных веснушек. Его зеленые глаза светились жизнью и неподдельным любопытством ко всему происходящему.
- В город приехали охотники, Эдвард. – Ответила она, принимая из его рук грязный сверток. Ее пальцы были ледяными и, вероятно, едва ли могли сравниться с руками светских дам из особняка его отца. – Я испеку тебе новый хлеб, придешь к полудню?
- Конечно, Белла. – Прошептал он, улыбаясь уголком рта. Он все время повторял ее имя, словно боясь потерять связь с этой невероятной девушкой. Ее боевой дух, так хорошо скрытый внутри, отражался в изогнутых стрелах бровей, тянущихся к самым вискам. Эдвард понятия не имел, что значит любовь, но если в ее описание можно было вместить все то восхищение, что он чувствовал к этой девушке, то это была, несомненно, она.
Его покупки хлеба, в котором он нуждался меньше, чем кто-либо в городе, будучи сыном мэра; букеты полевых цветов, такие простые и вызывающие дикий восторг в шоколадных глазах Беллы; их мимолетные прикосновения и улыбки – все было таким правильным и нужным.
Как только эти мысли промелькнули у парня в голове, словно звук канонады, рядом раздался грубый от табака голос отца.
- Эдвард?! – оглушительно-осуждающе прогремел его голос, заставляя Беллу вздрогнуть. – Что ты здесь делаешь?
- Я шел домой, отец, – он покосился на стоящую рядом Беллу, застигнутую врасплох. Меньше всего ей сейчас хотелось нарваться на гнев самого могущественного человека в городе.
- И что же тебя задержало?! – бросив беглый и полный отвращения взгляд на девушку, внимание мэра привлекла буханка хлеба, покрытая грязью из лужи.
- Отец... - сдавленно прошептал парень, ежась под властным взглядом.
Охотники, стоящие подле разъяренного мужчины, гадко ухмыляясь, разглядывали Беллу, прекрасно понимая всю двоякость сложившейся сцены. Их черные кожаные плащи развивались на грозовом ветру, который пригонял тяжелые тучи, цепляющиеся за верхушки гор.
- Отправляйся в дом, у нас есть важные дела, – отчеканил мэр, испепеляя Изабеллу глазами.
Девушка смогла выдохнуть только тогда, когда процессия с главой города удалилась в сторону двухэтажного добротного дома, выглядывающего из-за дуба, раскинувшего ветви, словно обнимая строение. Белла беспокойно оглянулась назад, провожая взглядом черные плащи охотников, с головы до ног обвешанных причудливым, но устрашающим оружием. Они несли за собой опасность и хаос. Это ощущение повисло на площади, как только оратор взошел на сцену, демонстрируя свой хищный оскал.
Эдвард украдкой обернулся и бросил на прощание ободряющую улыбку, которая не коснулась его печальных глаз.
Торопливыми мелкими шажками девушка пересекла улицу, прячась в тенях, которые отбрасывали давно нуждающиеся в починке лачуги. Ей нужно было срочно добраться до дома и уничтожить весь запас трав, которые были защищены от солнечных лучей, покоясь в дальнем углу кухни. Остатки календулы, поблескивающие оранжевым теплым светом, напоминали ей о Лорен, ведь именно около ее сада росли эти чудодейственные цветы, похожие на миниатюру солнца.
* * *
Спертый воздух в большой гостиной Мейсонов окатил гостей мощной волной, подсказывая им, как редко здесь бывают посетители.
После смерти жены мэр едва ли находился в доме, напоминающем ему о тех светлых моментах, когда Эсме украшала комнаты свежими цветами, собранными с полей за бедным районом Берморда.
Скрепя зубами, Карлайл прошел в центр комнаты, не удосужившись кинуть беглого взгляда на сына, так разочаровавшего его намедни. Сколько было вложено в этого сорванца? Сколько сил, нервов и денег? Сколько любви истратила на него Эсме, выращивая неблагодарное дитя игнорирующее планы собственного отца?
- Располагайтесь, господа. Мы должны обсудить план действий.
- Мистер Мейсен, я так понимаю, Вы даете разрешение на обыск домов в Берморде?.. – гадко усмехаясь, перешел к делу оратор, стоявший ранее на сцене, и прищурил маленькие бесцветно-серые глаза.
- Я даю разрешение на обыск окрестностей нашего города, – Карлайл налил в граненые стаканы янтарно-жгучую жидкость с приятным ароматом ячменя. – Уверяю вас, что никто из жителей центральной части не имеет отношения к оккультизму.
- Как вы может быть в этом уверены, сэр? – удивился самый молодой охотник, звякнув застежками на своей одежде.
- Я лично бывал в каждом из домов моих друзей и могу поклясться, что не видел там ни одного подозрительного предмета. В тоже время чутье подсказывает мне, что жители Берморда, таскающие на себе скудные пожитки, вполне могут прибегнуть к магии. Они озлоблены и жалки настолько, что в их домах полно тьмы.