«Прости», он шепчет прямо в губы, когда Чонгук отстраняется, чтобы посмотреть на Тэхена, на то, как он выглядит. «Прости, Чонгуки», Тэхен готов все оставшееся время извиняться, но Чонгук прижимает пальцы к его губам и просит замолчать, чтобы потом снова поцеловать.
Во второй раз он делает это спокойнее, глубже и чувственнее. Тэхен земли под ногами не чувствует, если бы не лавочка, он бы свалился уже давно.
Чонгук не ребенок совсем уже. Он жадный, он горячий и такой сильный и дерзкий, что Тэхен захлебывается всем этим.
— Я тебя люблю, Тэхен. Я так сильно люблю тебя, — Чонгук бормочет, цепляет его губы своими и обжигает дыханием. И если от счастья плачут, то Чонгук может смело поставить галочку. Выполнено.
========== 12 card. ==========
Можешь остановить время?
Когда этот момент пройдет, вдруг ты исчезнешь?
Забудешь меня?
Мне страшно, страшно, страшно.
У Шуги болят глаза. Горло царапает и руки ледяные. Он, может, заболевает посреди лета. Черт его знает. Шуга чувствует себя паршиво. Он на брата смотрит, который напротив сидит, закинув ногу на колено. Юнги на отца как никогда похож. Может, и Шуга тоже, но только Юнги хмурый и бледный, а Шуга изможденный и сонный.
Юнги кофе не пьет, Шуга его и приготовил-то неважно, так что невелика беда. Ему самому плевать, что в себя вливать и что скармливать, сигареты и пиво или соджу подойдет идеально.
Намджун, правда, говорит, что его в крематорий отнесут годам к тридцати, если так продолжит. Намджун ругается и ворчит как дед старый. Вроде забота, вроде приятно, что не похер, а на деле бесит.
— Ты меня что, взглядом испепелить хочешь? — Шуга цыкает языком, пепельницу к себе пододвигает и вытряхивает из пачки сигарету. — Валяй.
Юнги жестом просит кинуть пачку ему, Шуга только бровь приподнимает, зажимая фильтр губами, и бросает пачку брату. Старший из братьев прикуривает спокойно, затяжку делает глубокую, и прямо в кружку с кофе стряхивает пепел. Шуга думает, что, может, брат хотел этим его задеть, но ему действительно плевать. Кофе-то говно.
— Что у тебя с Чимином? — Юнги меняет ноги, закидывая теперь другую на колено, Шуга сигарету перехватывает и смотрит на его коленку, прежде чем ответить. Старший Мин не хочет ходить вокруг да около. Он хочет решить эту проблему, что появилась пару дней назад. Он хочет услышать теперь Шугу. Чимин очень невнятно, прерываясь на всхлипы, рассказывает.
— Я тебе сказал, а ты мне губу разбил. Это грубо, хен, — Шуга улыбается, затянувшаяся ранка на губе болезненно тянет, но младший даже не морщится. Это не так уж и больно уже.
— Когда? — на выдохе вместе с серым облаком табачного дыма спрашивает Юнги. У него пальцы, что сигарету сжимают, так напрягаются, что вот-вот да сломает ее пополам. — Когда это было?
— Тебе Чимин не рассказал что ли ничего? Зачем ты тогда побежал за ним?
— Когда, Шуга? — голос у Юнги сталью отдает. Такой твердый и холодный. И Шуга мог бы напрячься, возможно, немного заволноваться, но не в этот раз. Не в этой теме, не у себя дома и не с Юнги. Не в этот раз.
— Когда я написал тебе, помнишь? — Шуга зубами сигарету зажимает и чешет предплечье, красные полосы расчерчивают татуировку, Юнги неосознанно бросает на нее взгляд. — Он перепутал нас. Думал, что я — это ты. Даже спросил, покрасил ли я волосы, — Шуга усмехается, а Юнги губы в полоску тонкую сжимает и снова затягивается. — Он имя твое стонал, так что не парься, братец. Ты ему, может быть, чуть больше нравишься. Пока.
— Чуть больше? — Юнги фыркает, на что Шуга улыбается и плечами пожимает.
— Ну, не подарил я ему тонну романтики на блюдечке и белоснежного Чичи, но неужели ты думаешь, что, если бы Чимин ничего ко мне не чувствовал, то скрывал бы от тебя, что между нами было? Он так восхитительно краснеет, когда я к нему прикасаюсь.
— Заткнись, — Юнги замирает и смотрит на Шугу так пронзительно. Но младшему вообще плевать, он не собирается так просто отступать. Не он начал этот разговор и дележку Чимина.
— Он мне нравится. Чимин нравится мне, и я не хочу отступать в сторону. Все-таки из нас двоих, я был у него первым.
— Нравится? Тебе? Да ты кроме себя не любишь никого.
Шуга замирает и смотрит брату в глаза. Звучит отвратительно. Шуга бы очень хотел разукрасить лицо брата в красные тона и синие оттенки, но почему-то продолжает сидеть и просто смотреть на него.
Чимин, наверное, так же подумал о нем. Никто не верит, что Шуга может чувствовать. Что внутри не только пустота сотканная табаком и выпивкой, что там внутри сердце есть тоже, что чувства иногда в нем появляются. И что поделать, если Чимин каким-то образом все там расковырял, а потом смылся, оставив Мина одного со всей этой фигней, что влюбленностью называется.
Этот чертов Пак Чимин, с глазами своими до умилительного милыми и улыбкой яркой, очень добрый и отзывчивый, ласковый и страстный, как же бесит он Шугу. Он его не должен был даже запомнить, он брату насолить хотел и только. А теперь встрял, и пытается выторговать парня, как торговка на рынке.
Это отвратительно и унизительно.
— Давай Чимин сам выберет, с кем он хочет быть, что скажешь?
— Это не игра. Перестань с ним как с игрушкой обращаться, Шуга. Может, уже хватит?
— А ты у нас в рыцари заделался? — Шуга бровь приподнимает, туша окурок. Горько. Так горько во рту, на языке, внутри тоже горько. У Шуги даже кровь горчит, скорее всего. Чимин игрушкой ни разу для него так и не стал. — Если ты в нем так уверен, если ты думаешь, что Чимин ничего не чувствует ко мне, то в чем дело? Я же вижу, ты не веришь ему до конца.
То, что они отлично знают друг друга, было совсем не на руку. Юнги и, правда, сомневается в Чимине. Он ведь не просто так Чимина спросил о брате в тот вечер возле клуба. Он все это время видит, какой Чимин в присутствии Шуги, как он меняется, и, возможно, это страх был в его глазах, но и странный трепет. Трепет извращенный, Чимин весь дрожит рядом с Шугой, он смотреть на него боится, от его фраз теряется, краснеет чертовски быстро.
С ним Чимин таким не бывает. Более спокойный, расслабленный — да. Нет того чувства пойманной добычи, загнанного кролика. И Юнги чувствовал, что что-то не так.
Черт возьми, даже то, что Чимин плакал во время их секса, было не от чувств. Юнги не может объяснить, он просто чувствует, что Чимин что-то скрывает. Что, может, он сам запутался в своих же чувствах.
— Не веришь, — кивает сам себе Шуга.
— Это глупо, Шуга, — тихо говорит Юнги и на брата смотрит. — Ты хочешь, чтобы он выбрал? Как?
✘✘✘
Чимин у автомата стоит, опираясь о него рукой. Голова кружится очень сильно и пульсирует в висках, словно сосуды полопаются. Ему воды надо, чтобы выпить обезболивающее.
У Чимина бессонница. Он плохо соображает, он истощен. У него под глазами можно склад хранения устраивать. Мешки черные почти. Чимин выглядит, как мертвый, чувствует себя так же.
— Ты выглядишь ужасно, Чимин, — Хосок первый раз не улыбается. Человек жизнерадостнее и ярче солнца, не улыбается. Видимо, Чимин совсем плох.
— Голова болит, — говорит Чимин, сует купюру раза с третьего из-за дрожащих рук. Бутылка с грохотом на весь коридор падает в отсек. Хосок продолжает говорить, только когда Чимин выпивает лекарство:
— Ты не пойдешь на тренировку сегодня.
— Хен, но я…
— Мне не очень хочется кататься на машине скорой помощи, а тебя, если останешься, только на ней и заберут. Так что домой.
Чимин носом шмыгает, тянет край кофты на плечо, кивает неуверенно и губы обиженно поджимает.
— Намджун рассказал, что случилось. Ты из-за этого такой?
Чимин испуганно вскидывает голову, так что волосы падают на глаза, и он моргает быстро-быстро, его чуть в сторону ведет, но автомат снова спасает.
— Это…хен, я…
— Я не буду ничего говорить. Я, может, не меньше виноват, не надо было в Зеркала тогда идти. Шуга, он ведь не такой как Юнги, они близнецы, но разные порой, будто совершенно чужие люди. Шуга…
— Шуга-хен не виноват. Ни он, ни Юнги-хен. Я не ребенок, хен. Я сам отвечаю за свои поступки. Ни ты, ни они, только я.
Хосок удивленно брови вскидывает и неуверенно, но кивает. Он Чимину на плечо кладет ладонь и сжимает.
— Отдохни, хорошо? Я скажу преподавателю, что ты плохо себя чувствуешь.
— Хорошо, — Чимин на прощание кивает. Обещает Хосоку, что поест и выспится. Хотя он не уверен в этом.
В метро головная боль проходит почти. Лекарства действуют, Чимина клонит в сон, и он клюет носом. Как до дома добирается, помнит смутно. Ноги по мышечной памяти тащат его к нужной постройке, а когда Чимин отвлекается, чтобы достать ключи, то слышит:
— Думал, весь день придется тебя ждать.
Чимин ключи на асфальт роняет, а Шуга со вздохом поднимает и в его ладонь обратно вкладывает. Комично.
— Не теряй сознание, нам поговорить надо.
— Откуда…как ты здесь оказался? — Шуга ведет плечами, вздыхает, а Чимин даже глаз его не видит, кепка скрывает почти все лицо, только губы оставляя. Но теперь он Шугу отличит от кого угодно, от Юнги в первую очередь.
— Хосок сказал, — Шуга сует руки в карманы драных голубых джинсов и переступает с ноги на ногу. — Ты поговоришь со мной?
— О чем? — Чимин качает головой, слушать не собирается, даже обходит Шугу слева, но тот его за локоть хватает, останавливает, и Чимин стонет. — Не надо, Шуга-хен. Неужели тебе все еще недостаточно? Хватит меня мучать уже, пожалуйста.
Чимин как кукла тряпичная в его руках. Не сопротивляется, но звучит так, словно Шуга ему физически больно делает одним присутствием своим. И Мин морщится даже от этого. Так сложно. Доказать теперь Чимину что-то будет слишком сложно. Он для Чимина палач и смерть с косой. Чимин от него убежит как от чумы скорее, чем послушает.
— Эй, посмотри на меня, — Шуга снимает кепку, чтобы козырьком назад ее одеть, и Чимин его лицо разглядывает, как заново знакомится. Шуга плохо тоже выглядит. Они все трое, наверное, выглядят как нечто бледное с синяками под глазами и замученным взглядом. — Чимин, пожалуйста, выслушай меня.
__________
Чимин открывает дверь и Шугу пропускает первым. У Чимина холодно очень. За окном тучи набегают, ветер усиливается, а окно у Пака настежь. Если Шуга не заболеет, то после пребывания в гостях у Чимина — точно.
Он обувь возле двери скидывает и идет прямо к окну, чтобы окно в режим проветривания перевести. Чимин смотрит, а сам не понимает, зачем там внизу кивнул, зачем поднялись они к нему в квартиру. Чимин опускает медленно сумку на пол, смотрит, как черная футболка с надписями спину Юнги облепляет, задирается на пояснице, а над краем джинсов торчит черная резинка белья.
Чимин выдыхает, так и стоит у двери, прижавшись затылком к ней, а Шуга у окна. Комната одна и все такая же небольшая. И смотрят они друг на друга.
— Прости, Чимин.
Пак вздрагивает. Чимин, когда в истерике захлебывался, Юнги умолял простить его. Чимин тогда думал, что Шугу он больше в жизни не увидит никогда, ни за что. Что хватит с него этих игр.
А теперь он говорит «прости, Чимин», а у Пака сердце снова стучать начинает быстрее. Мурашки по рукам и спине спринт устроили. Он извиняется?
— Прости, что я все ему рассказал. Прости, что я обидел тебя.
Чимин слышит «тук-тук-тук», быстрее, громче. У Чимина от голоса Шуги мурашки раньше были, как в фильме ужасов, когда на тебя с топором маньяк-убийца идет, а сейчас мурашки от того, что он просто говорит. Просто стоит. Просто Мин Шуга и все.
— Прости меня, Минни.
Чимин глаза зажмуривает, губу кусает сильно. Ну почему именно он? Почему именно Чимин вляпался во все это? Почему он такой слабый и безвольный? Почему невезучий такой?
Почему не как у Тэхена и Чонгука? Любить одного. Думать об одном и по одному человеку страдать. Почему двое сразу. Чимин же разорваться не может.
— Я в тебя влюбился, Чимин-а, — оседает на коже. Чимин глаза открывать боится, потому что Шуга рядом совсем. Кладет руки на его шею, прижимается к нему своим лбом. — Я плохой человек, Чимин. Я ужасный, я страдать тебя заставил. Прости меня. Слышишь? Если сможешь.
Чимин молчит и слова сказать не может. Он боится даже пошевелиться. Он Шугой дышит, тот дышит им. Они стоят так близко, что между телами даже свободного места нет. У Шуги руки холодные и сухие, они по коже пылающей чиминовой туда-сюда водят. Он большими пальцами край челюсти обводит, и в переносицу Чимина целует, туда же говорит:
— Я с Юнги снова все испортил. С тобой испортил. У меня не получается правильно. Родители из-за меня погибли. Люди рядом со мной не счастливы совсем. У меня не получается счастливыми делать тех, кого я люблю.
У Шуги голос тихий и вкрадчивый. И Чимина обволакивает как оболочкой какой-то, она как вторая кожа. Он даже не знал, что Шуга может так. Что таким может быть. Он понятия не имел. Они двое всегда были для него как хороший и плохой брат.
А Шуга такой одинокий. Он совсем разбитый. Подавленный такой.
— Если ты скажешь, я уйду. Если ты не простишь, я пойму. Правда.
У Шуги вот-вот порвется что-то внутри. Он слишком открыт сейчас. От Чимина так много сейчас зависит. А Шуга грудную клетку буквально распахнул. Там его сердце горькое и безжизненное почти, он его Чимину предлагает. И тот может взять, а может растоптать, и Шуга винить его не будет иметь права.
— Чимин, скажи что-нибудь.
Чимин глаз открывает, за окном дождь начался. Такой шум ужасный стоит. По окнам барабанят капли сильно и беспощадно, надо бы закрыть, а то зальет подоконник. Квартиру его крохотную зальет, Чимина зальет тоже.
— Я…
Шуга смотрит глаза в глаза. Близко. Смотрит ожидающе, и как будто опасаясь чего-то. У Чимина в комнате темнеет быстро. Он уже и разглядеть даже отражение свое не может в глазах его. Они так и стоят у двери, друг к другу близко. Интимно это очень. И не похоже на Шугу совсем. До сих пор дико.