— У тебя кровотечение может открыться, — откладывает ручку и выпрямляется в стуле.
Кровотечение, значит, открыться может — это его заявление, сделанное с интонацией профессионального врача, нисколько не заинтересованного в том, чтобы его советам следовали, взбесило ещё сильнее. Стол близко — лишь руку протяни, и мужчина делает это: стремительно хватает его за предплечье и выдёргивает из-за стола к себе. Сбитый стул с металлическим лязгом валится на пол. Скрипнула резиновая подошва обуви. Шапка слетает с головы за спину и падает возле ног. Сам же лицемерный выродок обрушивается на его грудь, в глуби которой от этого резануло болью.
— А чьих оно рук дело, засранец? — держит он его под подбородком, давя пальцами щёки, и смотрит в испуганные глаза. — В чём дело, Ло?
Спрашиваемый встаёт на колени перед кроватью, чтобы вернуть себе опору. Одной рукой держится за её край, вторая же упала на подушку, рядом с головой больного.
— Это твоя месть? — медленно, переживая боль в теле, Дофламинго садится, но собеседника так из руки и не выпускает. — За предыдущего Коразона.
Это гипотеза больше остальных имеет право на существование, потому что в остальном он его, может, и обижал, но прощение вроде как выкупал регулярно. Всё-таки он довершил миссию Росинанта — избавил Дресс Розу от деспота. Долго же он носил в себе это решение. Долго, осторожно и кропотливо, что не брезговал продавать с аукциона и убивать людей. Настолько глубоко въелась в него идея Росинанта, что ради её воплощения он даже трахался с тем, для кого нож точил. Поэтому он так слаженно принял своё положение его подстилки, вошёл в роль ответственного подчинённого и верного любовника. Двенадцать лет жил в ненависти и лжи ради этого момента. За такую силу воли он бы ему аплодировал, если бы не сильное желание прямо тут придушить.
Однако хотел бы отомстить, как полагается, не стал бы спасать от Дозора. Вот эти бы ребята во главе с диктатором Акаину прокатили бы преступника мирового масштаба по всем пыточным аттракционам, припрятанным в их тайных подвалах. Не всё ведь так просто, Ло хочет от него ещё что-то — что-то лично для себя, раз спрятал на своём корабле.
— Или дело в недотрахе? — расплылся в улыбке, выдвинув предположение, которое может оказаться ошибочным, но оскорбительным, если копать глубже. — Я с этим плохо справлялся? Или наоборот, настолько хорошо, что другие члены не устраивают? — отпустил его, чтобы дать свободу для ответа.
Однако вместо ожидаемой обиды или униженности Ло явил ему колкую ухмылку, будто услышал хотя бы одно забавное слово.
— Полагаю, твой меня больше не пропашет, — наглец смотрит исподлобья и, опираясь руками на край кровати, выгибает спину, пошло акцентируя на заднице. — Мне предлагали несколько раз на постоянной основе. Вроде уже нет причин отказывать.
Рефлексы сработали раньше ума, и Дофламинго зарядил ему пощёчину. Правила этой игры Ло тоже хорошо известны. Помимо этого, он железно знает степень собственничества своего уже бывшего покровителя, который охотнее сломает нравящуюся ему вещь, чем позволит отнять её у себя. Как, например, он поступил с Дресс Розой, поставив Клетку.
Удар был такой силы, что паршивец сел, склонившись вбок и едва удержавшись от удара головой о стальную кровать. Мужчина поднял его на себя за волосы, и взгляд выхватил на лице начавшуюся каплю крови в одной ноздре.
— Запомню, что ты стал шлюхой, — старается сдерживать гнев, чтобы случайно не забить его до смерти голыми руками.
То, что полагаться он может только на них, Дофламинго понял, стоило ему сесть. Его совершенно не удивило, что на ноге браслет из кайросэки. Будь его способности при нём, его не удержала бы даже многокилометровая толща воды над головой, а тем более эта стальная посудина.
— Доффи, — Ло с шумом втягивает кровь носом.
— Не зови меня так больше, — перебивает его он и получает ответ в виде закрытых глаз.
— Доффи, — настойчиво повторяется собеседник, и держащая его рука содрогается в стремлении приложить головой о грубый стальной угол, но останавливается. — Ты забрался так высоко, что перестал вообще что-то замечать, — голосом с еле уловимой тряской в нём Ло, наконец, начал оправдываться. — Рано или поздно тебя бы всё равно кто-нибудь предал, чтобы скинуть в самый низ. Лучше…
— Что лучше, твою мать?! — в гневе бросает его от себя на пол. — Хочешь сказать, что лучше этим кем-то быть тебе?!
Резкий толчок на пару с жёстким падением выкатил на его нижнюю губу алую каплю, но Ло не уделяет ей внимания, отдав его встающему с кровати Дофламинго. Эта два засранца серьёзно его потрепали, отчего сбилось дыхание от минутного повышения голоса.
— Да, потому что я за тебя.
— За меня… — рассмеялся мужчина его речам и встал на ноги. — Будь ты за меня, Ло, — в один шаг подходит к нему, сидящему на полу раскинув полусогнутые ноги и опираясь на руки за спиной, — то слушался бы.
Босой ногой с остатками сил ударяет по рёбрам сбоку, заставив вскричать от дикой боли в грудных ранах, которые сам ему нанёс. Сравнительно лёгкое тело Ло отъезжает примерно на метр, и тот скрючивается, инстинктивно хватаясь за разрывающееся место.
— От тебя только и требовалось, — вновь пинает, но теперь под дых, и объект избиения понизу отлетает к стене, — что хранить мне верность.
От двусмысленности выражения Дофламинго скрипнул зубами, глотая слюну вместе с досадой. Даже допустив смехотворную ситуацию, в которой кто-то свергает семью Донкихот с её пьедестала, он бы предпочёл поражение в его верной компании. А не предай он его сегодня, то жизнь продолжила бы своё обычное течение, и вместо того, чтобы вымещать на нём злость, он бы ласкал его.
— Умом ещё не дорос, — поднял его с пола за шею сзади и вдавил щекой в стену, выбив очередной крик, — знать, кому как лучше.
Протащил лицом по железу ровно до одёжного шкафа, если судить по размерам, и долбанул затылком об его дверцу, после чего бросил несопротивляющееся тело на пол. Сгорбившись в углу, Ло в кулак откашливает просочившуюся в лёгкие жидкость, которой вполне может быть и кровь.
В голове мысли и чувства кипят и перемешиваются, полностью теряя внятные черты. На передовой только первобытная и самая яркая эмоция — ярость. Но ведь не только необходимость стать свободным от кайросэки не даёт ему свернуть мальчишке шею за его преступление. Убить его — словно часть от себя оторвать. А сколько можно так поступать с самим собой? Злит и то, что он хочет оправдать его и дать ещё один шанс. Только у Ло закончились спазмы, ударил ногой ему в живот, отчего тот сел на колени и припал лбом к полу, будто в низком поклоне перед ним.
— Молодец, постарался, — стоя рядом и наблюдая новую волну судорожного кашля, продолжил говорить Дофламинго. — Дальше что? Всё это дерьмо кто разгребать будет? Да достал уже, — не поленился нагнуться, чтобы прихватить пацана за волосы и поднять с пола.
Действительно, губы обволакивает кровавая плёнка. На подбородке россыпь крохотных капель, на щеке назревает ссадина, а из носа широко течёт. Глаза раскраснелись, но это, скорее всего, из-за припадочного кашля. Один из лучших образов того Трафальгара Д Ватер Ло, который известен ему. Смотрит на него уже не с дерзостью, а со страхом.
До ушей донеслась суматоха, поднятая в коридоре. Видимо, команда услышала шум драки и спешит узнать, кто кого избивает, и заступиться за капитана, если сила не на его стороне. Хищно улыбнулся новой возможности плюнуть в душу мелкому засранцу, страх на лице которого стал различим ярче.
Дофламинго вдавил его в угол, усадив промежностью на своё колено. Ло уже расправил ладонь, чтобы создать сферу для своих фокусов, но он успел стиснуть пальцы в своей ладони. Это же сделал и со второй, отсекая все шансы для побега, поднял их над головой и придавил к преградам за спиной.
— Нет, — просипел Ло и открыл рот шире, чтобы крикнуть, но тиран затыкает его поцелуем.
Топот не одной пары ног уже был за дверью, а Дофламинго упивается ужасом, застывшим в глазах напротив, и целует взасос. На веках начали собираться слёзы неминуемого стыда перед командой, и в тот момент, когда дверь грубо отворяется, они стекают на щёки.
— Капи… — раздаётся за спиной, и гость их корабля будто бы нехотя отрывается ото рта.
Панический взгляд серых глаз пристаёт к проёму, а губы дрожат, вряд ли имея храбрость объяснять происходящее, поэтому за него отдал приказ ответственный за неловкое положение:
— Пошли вон отсюда.
Пара молокососов в форменных комбинезонах тоже растерялась и вместо того, чтобы выполнить оглашённое в приказной форме пожелание, смотрит на Ло.
— Оставьте… — рдеет от стыда их капитан, — нас…
— Дда, — тут же отвечает рыжий юноша, чьи глаза закрыты солнцезащитными очками.
Только они скрываются за закрывшейся дверью, Дофламинго выпрямляет ногу, о которую трутся яйца очередного бывшего Коразона. Это место словно проклято: на нём никто засиживаться не желает, пусть и по разным причинам. Отпускает его руки, позволяя твёрдо встать на ноги, и оплеухой огревает висок. Прошуршав спиной, укрытой джемпером, о деревянные дверцы шкафа, Ло хватается за его боковой угол, и поэтому не падает. Во всяком случае, сразу; он скатывается по ним на задницу чуть погодя.
— Сними его, — поддаёт ему по согнутой ноге изувер своей ногой, лодыжка которой закована в треклятый браслет.
— Нет, — без гонора, но всё же грубо отвечает тот.
— Как думаешь, чего ты добиваешься?
— Если я сниму, ты убьёшь мою команду и меня, — не поднимает провинившийся лица.
— А что-то изменится, если ты подержишь меня как питомца?
На это Ло смолчал, за что получил последнюю на сегодня благодарность за подвиг, принявшую облик удара стопой по лицу.
③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③③
В смотровой, где Пенгвин помогал Ло обрабатывать раны на лице, царило неуютное и, можно сказать, похоронное молчание. Что тут можно обсуждать? Он и Шачи без слов поняли всю суть: любовники поругались. Предмет разлада для них не тайна, а прочие детали им знать не только не положено, но и не хочется, скорее всего. Вот и славно, Ло тоже не рвётся посвящать в его настоящие отношения с бывшим правителем Дресс Розы.
— Мы сохраним в тайне, — виновато произносит помощник, встряхивая баллончик с антисептиком.
— Спасибо, — подставляет ему капитан расцарапанную щеку.
— А мы гадали, зачем он тебе нужен… — распыляет препарат на ссадину.
На корабль он прибыл уже после того, как «телепортировал» на него Дофламинго. Хоть и все члены команды к тому часу были в курсе дел, тем не менее, его встретили целым градом вопросов, жалоб и предложений выбросить за борт начальство их капитана, которое начальством им ни коим образом не является. Однако оспаривать его приказ никто не стал, как бы сильно ни боялись последствий.
========== День 4 ==========
Небольшой поднос с выставленной на нём посудой Ло аккуратно прижал рукой к животу: иначе дверь в каюту, ставшую гостевым номером, не открыть. Он и не ожидал, что принуждённая гостить на его корабле особа, поступится со своим высокомерием и выйдет позавтракать с челядью, поэтому ещё до трапезы попросил оформить хорошую порцию для него. Явив взору небольшое пространство личной каюты, обнаружил Дофламинго уже бодрствующим. Разлёгшись на кровати, словно на шезлонге где-то на залитом солнцем пляже, тот держал над лицом раскрытую книгу — философский роман, когда-то давно купленный чисто для коротания времени.
Получается, что заложник мог обшарить каждый угол каюты, и это не очень приятно, поскольку она полна всяких приятных Ло мелочей. Хоть ни в одном ящике нет никакой тайны от Дофламинго, хозяин комнаты недовольно вздохнул.
— Тут смертельно скучно, — фыркнув, мужчина перелистнул страницу.
Делать лишних движений для закрытия двери Ло не стал и сразу же направился к столу. Как-то поддерживать выдвинутую тему смысла не видел. Конечно, тут смертельно скучно для человека-карнавала, потому подобные замечания изначально бесцельны.
— Развлеки меня, что ли, — закрыл он книгу и бросил взгляд на поднос, который как раз поставили на угол стола.
Никакого шика и помпезности, которыми он себя баловал во дворце: омлет, рис с мясной подливкой, салат из свежих овощей и стакан с вином. Кроме тарелок, он принёс ещё и футляр для очков. На него-то Дофламинго и заглядывался с особым интересом до той самой поры, пока Ло не убрал руки от подноса.
— Я захватил пару из дворца, — пояснил капитан. — И боюсь, певец или чтец из меня плохой.
— Ты можешь станцевать стриптиз, — равнодушно предложил мужчина и взял футляр.
— Танцую я ещё хуже, — сел на стул, когда второй открыл коробку и убедился, что там действительно очки.
— Это не важно, главное раздеваться, — захлопнул и отложил на постель, рядом с литературой, после чего сел. — Если снимешь браслет сейчас, обещаю уйти с миром.
Хорошее и с его стороны даже благородное предложение, но устраивай Ло вариант просто взять и отпустить его, он бы вообще не стал утаскивать его на подлодку, а бросил бы где-нибудь на необитаемом островке и был таков. Вчера Дофламинго справедливо подметил, спросив, чего он добивается своими действиями.
Любовь — это тяжёлое психофизическое заболевание, которое порабощает. Укрывая его, Ло подставляет под двойную угрозу всю команду. Даже понимая это и то, что ребята далеко не в восторге от их положения, он просто не может его отпустить. Пускай смотрит, как сейчас, с презрением — ведь смотрит, цепляется взглядом за точки на теле, которые когда-то трогал руками. Пускай оскорбляет непристойными словами — лучше так, чем никогда не услышать любимого голоса, от первых звуков которого, кажется, всё вокруг светлеет. Пускай даже бьёт — хоть и следы совсем не той их связи, но всё равно побои несут память о нём. Болезнь, принесённая этим мужчиной, уже настолько глубоко въелась в сознание, что её удаление оставит обширную открытую рану. Такие увечья скорее загнивают, чем затягиваются.
Ло задумчиво хмыкнул его предложению. При всей страсти Дофламинго к зрелищам он никогда не просил у него ни стриптиза, ни приватного танца, ни другого разыгранного на зрителя выступления. Возможно, это очередной его пиар-ход: дескать, он весь такой блистательный, что в его присутствии можно свет гасить, а своим фаворитом сделал зануду. При этом его всегда веселила застенчивость Ло, втянутого в очередной интимный спектакль. Что бы там ни было причиной — желание польстить себе или настоящие чувства — Дофламинго всегда поддерживал его скромность. Выдвинутое им сейчас предложение говорит о том, что он действительно потерял к Ло интерес.
Он снял шапку и отложил её на стол, далее встал со стула и забрался на кровать коленями. На заказчика развлекательной программы налетело лёгкое изумление, будто бы он и не ожидал, что просьбу так скоро кинутся исполнять. Такое выражение на лице, где более привычно видеть злорадное веселье, радовало уже того, над кем минутой назад потешались. С долей яда на губах Ло улыбнулся, оседлав на широко расставленных коленях его сложенные крест-накрест ноги. Будь он готов к такому повороту, то оделся бы удачнее, но на нём простая футболка.
— Знаешь, пираты народ простой, — садится ближе, чтобы чувствовать промежностью его достоинство, и приподнимает низ футболки, оголяя живот. — Мы к таким забавам непривыкшие, но раз юный господин просит, — говорит в манере кабацкой девки.
Дофламинго, наблюдая за постепенным обнажением, надел маску отрешённости, за которой скрывает начавшееся раздражение. Зажав лёгкую материю между большим и указательным, Ло увлекает её вверх и гладит свой пресс. Поднявшись выше, стиснул свободными пальцами соски. Закусил губу и слегка выкатил грудь, поигрывая с ними. Когда соски затвердели так, что дальнейшие игры с ними кололи по нервам, он снял футболку и сбросил её на пол, возможно, выглядя при этом не так грациозно, как проститутки, но вполне достойно, чтобы вытирать ноги о самолюбие короля без трона.
— Если отпущу, — поднял на него взгляд, в который вложил всю свою испорченность, и лёг на стан, опустив руки на пояс его брюк, — что будешь делать?
Пальцами недолго проводит вдоль члена, накрывает ладонью и уже смело наглаживает, желая возбудить. Единственный глаз опустился туда, где их тела соприкасаются, а блудливая рука плавно перетекает на пах своего владельца. Вскользь огладив свой член, в который начинала стремиться кровь, захватил пальцами низкий пояс джинсов и оттянул его, приоткрыв для наблюдателя причинное место.