— Это уже не твоё дело, — сухо отвечает тот.
Сердце трепещет из-за вплетённого в него страха за подобные выходки. Но теперь-то что он теряет? Ничего, потому и продолжает свою провокацию. Широким жестом языка облизывает сосок и смыкает губы под грудью, чуть отведя ягодицы назад. В груди Дофламинго тоже не так спокойно, как было бы при безразличии к бесстыдному заигрыванию. Лёгши на литой стан, Ло завёл вторую руку назад — под джинсы, под которые протиснул ладонь, чтобы гладить себя там.
А объект приставаний продолжает смотреть, словно не знает, что делать в такой ситуации. Ло уже на той стадии возбуждения, когда роль сыграет даже самое скромное действие возлюбленного. Если пленник поддержит эти грязные позывы залезть к нему в штаны, он насладится даже той близостью, в которой не будет любви.
Пальцы пробираются всё глубже между ягодиц, которые он выпячивает сильнее, чтобы показать как можно больше интересного. Ширинка с треском разъезжается, волнующе давя на член. Искуситель держит ладонь на груди объекта своего вожделения, прижимаясь под ней лицом и пылко дыша. Теперь и сам понимает: в глазах Дофламинго он, действительно, выглядит так, будто его надо долго и жарко трахать, чтобы привести в норму.
— И не твоё, пока ты мой, — негромко произнёс Ло, не отрываясь от прекрасного тела.
Не стало неожиданностью, что его грубо отняли за волосы, за них же подняли лицо, на котором красным написана жажда более ласковых действий. На лбу мужчины поигрывали вздувшиеся от гнева вены. Дофламинго, скрипя зубами, сжимает челюсти, то ли пытаясь унять отвращение, то ли подбирая слова, какие выплюнуть в наглую рожу.
— Неприятно зависеть от какой-то шлюхи? — невзирая на боль в затылке, Ло с улыбкой припомнил новое звание, данное ему вчера.
Решение, которое он искал, перетирая гнев зубами, наконец, пришло, и мужчина хищно улыбнулся. Большая рука взяла провокатора под подбородком и по обычаю сдавила щёки.
— Вытащу семью из тюрьмы и начну всё сначала, а пиратскую шлюшку, если она хочет, в благодарность трахну перед уходом.
Ожидаемые и ответ, и план. У него теперь только и осталась та свора ублюдков, которую он в удобство себе зовёт семьёй. Да, лидеры семьи вдвое дольше Ло рядом с ним, но не будь у него Королевской хаки, то они бы в его сторону даже не плюнули. Они все продались, причём так дёшево, а он всерьёз из-за их криводушных слов убивает своих близких одного за другим.
— Я им выдал билеты в оздоровительный лагерь. Пусть отдохнут как следует.
Сравнение Импел Дауна с курортом ударило по самообладанию гостя, и тот сдавил горло наглеца пальцами. Ухмылка на устах Ло застыла, лишь подрагивая от напряжения. Сейчас он испугался, но не того, что Дофламинго находится в одном миге от его убийства. Страшно оттого, что он как раз таки этого не боится. Становится всё тяжелее дышать, и кровь приливает к мозгу, путая мысли.
Видимо, сознание уже готово распрощаться с дерьмовой жизнью, которая досталась ему по праву рождения вместе с инициалом. Он уже так измучился и устал от этого мира, что спрятался глубоко под водой, где его никто не достанет. Стоит ли цепляться за реальность, в которой его душит самый важный для него человек? Может, правда, надо отпустить уже наконец… Не Дофламинго, не проклятую судьбу, не тягостную жизнь… А себя, ведь себя он в первую очередь терзает, отчаянно хватаясь за муляж жизни.
Наверное, разумно было бы так и поступить, но вот тело продолжает хвататься. Хвататься пальцами за жилистые, сильные и даже сейчас очень любимые руки. Не всё ведь так плохо и не всегда. Бывают моменты, которые иногда растягиваются на целый день, когда он искренне улыбается. Например, когда команда набредает на интересный остров, где он находит для себя много экземпляров для исследования и опытов. Например, когда можно весело оторваться на неумелых дозорных, думающих, что им по зубам поймать Хирурга Смерти. Да хотя бы иногда встречаются занимательные люди. На щёки выкатили горячие слёзы, словно умоляя сохранить ту жизнь, в которой ещё есть такие скромные радости.
— Пеняй на себя, — отбросил он Ло на спину.
Перед глазами всё расплывается. Он жадно хватает воздух ртом, иногда выдавая хрипы. К пальцам начала возвращаться чувствительность, и ими он нащупал колено, гораздо крупнее его — колено Дофламинго, с которого он так и не слез. Стал подниматься. Получалось это неуклюже из-за ударившей по мозгу крови, но когда он этого добился, был подхвачен за затылок и поцелован. Его губы на губах, его язык во рту, его дыхание на щеке. Ло, без раздумий отдавшись поцелую, поднимается на колени, гладит шею руками, а когда желанные губы отстраняются, ещё тянется к ним.
— Это плата за неплохое шоу, — шепчет, касаясь губами между бровей. — Похоже, я отвык от шлюх, — закончил поцелуем в лоб.
Последняя фраза сильнее прочего уязвила. На самом ли деле теперь он для него особа лёгкого поведения, или целью было обидеть его — не играет роли, когда слова озвучены. Отдавался он только этому человеку, даже в мыслях был верен ему всегда. И не подразумевай он сейчас под шлюхой Ло, было бы в такой доле приятно, будто ему в любви признались.
Он отпустил его шею и сполз с ног. Надевая ботинки, услышал щелчок футляра для очков. Подобрал футболку и обернулся. Дофламинго с по-королевски важным выражением на лице, укрытом за очками, посмотрел в его сторону.
— Попозже ещё зайду, — расправил футболку и натягивает на себя, — заберу посуду.
— Хорошо, — откинулся тот на стену.
Уходя с видом, будто бы это не ему в душу наплевали, а напоследок втёрли харчок пяткой, прихватил шапку. Вышел в слабоосвещённый коридор, закрыл дверь и сделал пару шагов. Зажал рот ладонью — рыдать хотелось. Хоть тут садись, подтянув ноги к носу, чтобы уткнуться лицом в колени, да плачь. Но это непозволительно для капитана судна. Команда не должна знать, каким слабым он порой бывает. Сделал несколько глубоких вдохов сквозь пальцы и в какой-то мере успокоился. Идти в рулевую лично в таком виде нельзя: глаза ещё щиплет от слёз, щёки пылают взволнованным румянцем, поэтому направился к смотровой, чтобы оттуда сделать звонок.
Импел Даун — сперва надо навестить это учреждение. На руку, что не особо далеко плыть, если развернуть сейчас. Там ведь очень скоро вся так называемая семья будет в сборе. Кучка отбросов, которую Дофламинго обожает, на которую он полагается, почти как на себя боготворимого.
④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④④
Уже минут пять Дофламинго неподвижно лежит на кровати, смотрит в потолок и вслушивается в окутывающее со всех сторон гудение. Он больше любит созерцать разыгрываемые на сцене истории, а не читать их и додумывать образы самостоятельно. Если текст не умещается на газетном листе, терпения прочесть он попросту не находит. Книгу за день он откладывал раз десять, но снова брался за неё, потому что только она помогает убить время: не за чтением, так в нагнанном ей сне. Да и скучная она. Никаких там страстей и интриг, боёв или эротики, а только мутные размышления о смысле жизни и о справедливости.
Последний раз он хоть какого-то, а именно Ло, видел час или полтора назад, когда тот забирал посуду из-под ужина. Они даже словом не перекинулись ни в этот раз, ни днём во время обеда. Он предложил ему хороший сценарий, при котором не тронет ни одну никчёмную жизнь из его экипажа, дав им шанс навсегда скрыться из поля его зрения. Ло ведь не идиот и не думает, что сможет вечно его тут удерживать. Да и не заметно, что он пытается это делать. Позволил свободно ходить по кораблю, будто бы браслетом лишил его всей мощи. Запер силу фрукта и хаки, но они же занимали лишь половину от способностей Дофламинго. Его тривиальной грубой силы вполне хватит, чтобы прилично проредить команду. Представляй он чётче, как ему действовать в новых жизненных условиях, так бы и поступил, а пока надо всё обдумать, чтобы сгоряча не усугубить своё положение.
Однако мыслительные процессы уже начинают давать сбои, потому что он внутренне вымотан. Не хватает ему душевных радостей. Например, распития бутылочки вина возле бассейна с плещущимися полуголыми, туповатыми малолетками. Или беззаботной прогулки по улице, где каждый встречный готов ноги ему расцеловать. Да хотя бы ой как не хватает его шикарной постели, в которой он не набивает себе синяков при каждом повороте. Из-за всех этих неудобств депрессия подкрадывается всё ближе. Закрыв глаза, потёр ноющие веки и сел на кровати, спустив ноги на пол. Краем глаза заметил любопытное движение за окном — субмарина ещё плывёт, но уже над водой. Видимо, готовятся встать на якорь, чтобы команда нормально выспалась. Выбранное его разжалованной подстилкой средство передвижения должно доставлять свои уникальные хлопоты.
Сидеть в душной каюте, которая к тому же уныло безвкусная, осточертело. Не мог он, что ли, ярких красок добавить? Сам-то корабль в мерзкий цвет мочи выкрасил, а внутри, будто бы, и так сойдёт.
Без копошения обулся, нацепил очки и вышел из своих так сказать апартаментов. Полутёмный коридор, схожий с улицей криминального района какого-нибудь вшивого городишки, печалил даже сильнее каюты. До сих пор он выходил разве что в уборную, путь к которой предусмотрительно показал Ло после того, как его немного помятую физиономию подклеили пластырем, так что представления о маршруте к палубе у него более чем смутные.
Спустя, наверное, с десяток или больше метров совершенно одинаковых и убогих коридоров мужчина в буквальном смысле наткнулся на человека. Вернее будет сказано, что это она, покидая одно из помещений, едва избежала очень неловкой для себя ситуации, при которой бы лицом вжалась в пах особого гостя.
— Простите! — испуганно отскочила она обратно, захлопывая спиной дверь, и прижала к груди охапку, как ему подумалось, постельного белья.
Мечет взгляд по полу, стараясь не смотреть перед собой. Достаточно рослая для представителя женского пола. Да и своим грузом скорее закрывает вид сверху на заманчивое хозяйство, едва прикрытое пижамой. Недурное лицо прячет в густых чёрных кудрях, лежащих на плечах. Словно напуганный зверёк, завидевший природного врага, тихонько отходит боком, чтобы не накликать на себя его негодование.
— Где тут палуба? — высокомерно бросил он ей, и та остановилась.
— Капитан… — прижимает бельё плотнее, бубня в него, — приказал… не выпускать Вас…
— Ясно, — хмыкнул с разочарованием. — А Ло где?
Уж больно любопытно ему стало, по какой причине тот стремится ограничить его горизонт фрагментами из крохотных оконцев. Куда он денется в открытом море скованный кайросэки? Морским королям на закуску? Дофламинго охотнее себе ногу отрежет, чтобы свалить отсюда, и возможно, рассматривая именно этот вариант, мелкий засранец отдал такой приказ.
— В смотровой, — ответила она, сделав ещё один шаг от пугающего её человека, а спустя пару секунд, проведённых под пристальным взором, снова заговорила. — Я провожу.
Конечно, проводит. Ещё бы она не проводила. Дофламинго хоть и поинтересовался, куда тот переехал из своей каюты, которую пожертвовал для комфорта пленника, это совершенно не значит, что он действительно отправится в указанном направлении. Он бы бессовестно ушёл в иную сторону и заглянул за каждую дверь на пути. Уверен, у Ло тут куча интересных вещей, которые можно использовать для манипуляции им же. Хотя бы взять в пример эту девчонку или ту парочку, что их недавно застукала за компрометирующим занятием.
Не доведя до двери несколько метров, девушка поспешила по делам, от которых её оторвали. Вслушиваясь в ночную тишину, разрываемую гудением двигателей, которые в сравнении с днём сбавили обороты, он направился к смотровой, раз уж его довели с эскортом.
Ло вздрогнул, когда дверь с тихим скрипом отворилась. Видимо, тоже отдыхал, усевшись на нарах, приваренных почти у самого входа и тянущихся от стены к стене, которую он давил лопатками. Молодой человек моментально подтянулся задом ближе к углу и, прикрывая пикантные места, сложил ноги, которые до прихода посетителя были вульгарно раскинуты.
— Куда путь держим? — полюбопытствовал Дофламинго, закрывая за собой.
— На нашу базу, — отрезал тот и уселся со скрещёнными ногами. — Тебе бы понравилась.
Мужчина сел достаточно близко от него и откинулся спиной на стену. С улыбкой смотрит на хмурое лицо.
— Сказал, будто я туда не доеду, — протянул к нему руку, а тот отклонился, отводя лицо и плотно сжимая губы.
Сегодня он этому гордому мальчишке пару раз полоснул по сердцу, чтобы не забывал, с кем имеет дело. Изображает сейчас из себя недотрогу, а ведь утром прямо-таки выпрашивал ласку. Слишком сильное и грешное сочетание для одного человека — иметь острый ум, соблазнительную внешность и чрезмерное бесстыдство пользоваться этими дарами природы, чтобы помыкать людьми. С каждым годом Дофламинго укреплялся в своей вере, что из этого ребёнка выйдет единомышленник. Не последователь, протеже или подчинённый, а именно единомышленник. Если бы не одно его качество, которое уже никак не выкорчевать — он всё также по-детски ранимый, что в данный момент выдаёт обида на лице.
— Я не исключаю, — процедил сквозь зубы Ло.
От длинной руки ему было не уйти, даже вожмись он всем телом в преграду за спиной, и она взяла его под подбородком. Красивое лицо, на котором мёртвые глаза контрастируют с чувственными губами. Он хочет монополизировать всё то, чем обладает Ло. Или убить, чтобы он больше никому не достался. Чтобы больше никто не видел его милого смущения, предназначенного только Дофламинго. Чтобы больше никто не слышал его стоны в постели и никто не смотрел на его искренние слёзы. Чтобы никто не трогал его так интимно, пробуждая все эти эмоции.
— Девочка в команде недурна, хоть и маловата, — крепко держа за лицо, повернул его на себя, а на нём глаза распахнулись в ужасе.
— Для чего маловата? — испуганно уточнил Ло, смотря на ширящуюся ухмылку. — Только тронь её…
Помнит ещё тот удивительный вечер, в который Дофламинго впервые по-особенному тронул его и сделал своим. Тот цех, тот проход между стеной и стеллажом, тот грязный пол и та боль прожгли насквозь его существо.
— Я же тебя предупредил, — подтащил за подбородок к себе и вынудил подняться на колени, чтобы удобоваримо произнести по словам. — Что бы я ни сделал, это на твоей совести.
Ло горько пожалеет о своём поступке, если не прекратит играть в праведную месть. Ему было бы приятнее и спокойнее играть с Дофламинго в любовь, покорность или на худой конец партнёрство.
Вся пятерня правой руки прижалась к груди, и мужчине почудилось, будто пальцы проникают в глубь, прорезая плоть. Сердце сковало холодом, и лишь поэтому он опустил взгляд на то, что сотворил Ло. В груди образовалась квадратная дыра, в которой ещё скрывалась рука его тюремщика. Позади на кровать мягко упало нечто, в определении чего вопросов не возникло. А Ло так и не сводил с него взгляда, в котором сплелись обида и сожаление.
Дофламинго, коротко хохотнув, выпустил его подбородок. Обернулся, чтобы посмотреть на своё сердце, отделённое от тела. Оно продолжает биться, гоняя кровь по венам, но там, где ему место на самом деле, холодно.
— Умница, — похвалил он своего ученика, освоившего грязные приёмы шантажа. — Забирай, раз считаешь, что таким образом сможешь меня контролировать.
— Я отдам его команде, — встаёт Ло и огибает его, чтобы забрать куб. — Если они сочтут тебя опасным, то пусть убивают.
Разворачиваясь по ходу капитана, Дофламинго не прекращал улыбаться и сверлить взглядом его лицо. Мальчишка решил, будто достаточно умел для игр такого рода, будто сможет укротить, так нелепо угрожая убийством. Безумный смех триумфа, словно узник уже победил в их безнравственной схватке, прорывался сквозь сжатые зубы. Ло склонился, чтобы забрать куб, когда он поймал его под руку и одёрнул на себя.
Лицо упало на его грудь так же, как часто прижималось к ней в минуты близости, и мужчина взял затылок в ладонь, чтобы растянуть этот момент. Одна рука Ло оказалась на его ноге, с силой давит и стискивает. Дофламинго в поглаживании перебирает чёрные прядки пальцами, и ладонь на бедре расслабилась.
— Останься со мной, — тихо произнёс Ло.
Просит такое у человека, у которого всё отнял собственными руками, которого заковал в кандалы и которому угрожает смертью. Настолько смешной анекдот, что мужчина в голос, от души рассмеялся. Конечно, он не видит в своей просьбе ничего неправильного — для их отношений это нормально. Он ведь лично ему показал, что можно издеваться над дорогим человеком: запереть, посадить на цепь, бить и насиловать, унижать. Этот урок стал самым первым, поэтому укоренился в разуме с очень юных лет, и теперь Ло не считает себя неправым. Смешно оттого, что капризным испорченным ребёнком можно назвать каждого из них. От смеха слёзы начали наворачиваться, и Дофламинго снял очки, чтобы растереть их. Убрав влагу с ресниц, опустил глаз на взволнованное интересом к его странной реакции лицо.