— Чего ради? — подхватил под локоть и потянул на себя, вынуждая взобраться на свои ноги.
Держал он сильно, желая причинить боль сопляку, принимающему этот дар со стиснутыми зубами. Ло выполнил его настойчивое желание и уселся на ногах, лицом к лицу, чтобы услышать весь его ответ.
— В операции ты мне отказываешь, а она стала бы доказательством твоей любви, — отпустил руку и за подбородок приподнял лицо.
— Я проведу её, когда она будет действительно необходима, — нахально улыбнулся пацан. — К тому же возраст тебя красит. Как насчёт моего тела? Или оно тебе больше не нравится?
— Десять лет назад оно было красивее, — огладил второй рукой его спину и подсунул под задницу. — Без наколок.
— Тогда оно было чище не только в этом плане, — качнул бёдрами, потёршись о предоставленную в качестве сиденья ладонь.
Как же велик соблазн отодрать его, что сердце, забытое в углу, забилось импульсивнее, позволяя отчётливо слышать каждый стук. Серые глаза на мгновенье метнулись к нему, словно желая убедиться в том, что уши не обманывают. Вернувшись к лицу Дофламинго, наткнулись на самодовольную ухмылку, красноречиво говорящую за хозяина о его желаниях.
— Твоя правда, — взял в обе руки его зад и усадил ближе к паху. — Нетронутое и юное, но уже созревшее, оно было особенно сладким. Ты плакал и стонал так эротично, что не хотелось прекращать, — по мере напоминания злая радость на лице Ло пропадала, а сам он охладевал. — А как было внутри тесно, что дух перехватило. Ни одна женщина меня так радушно не принимала.
Ло грубо скинул руки со своего зада и не удерживаемый перебирается через ноги, чтобы забрать подаренный трофей.
— Сейчас твоя попка тоже хороша, хоть и раскачана немного, — в продолжение потехи Дофламинго шлёпнул его по ягодице. — Отличная такая, рабочая задница.
— Тут спит рабочая задница шлюхи, — вцепился в куб с таким остервенением, что весельчак на деле оценил суть выражения «сердце прихватило». — Пиздуй к себе.
— К себе нельзя, — через боль посмеивается тот. — Я нынче бомж.
Выходя, не оценивший шутку Ло смерил его гневным взглядом.
— Она тебе подсобит при заключении важных сделок! — бросил напоследок уже пропавшему из виду капитану. — И спасёт в тяжёлые времена!
Как только шорох ботинок скрылся от слуха, праздничное настроение Дофламинго разом оборвалось. Совсем не смешно было говорить ему такие грязные вещи. Самого сильно укололо выражение на его лице в тот момент, когда насильственное лишение девственности окрестили радушным приёмом. Казалось, что насмешки над его болью и унижением Ло не только обидели, но и пристыдили, словно в произошедшем тогда он видит и свою вину.
Всё-таки мальчишка слишком глубоко в душе у него поселился, и так просто не выдворить даже после его предательства, которое он планировал годами. Они редко встречались, и встречи не тянулись не дольше пары дней, но эти мимолётные свидания приносили с собой море приятных впечатлений.
В их совместные дни король брал себе выходной, напрочь отказываясь заниматься любыми делами. Они практически не покидали постели, в которой если не спали, то занимались сексом. Мерзко становится при мысли, что в такие моменты Ло разыгрывал перед ним спектакль и лгал, описывая, как соскучился по его рукам и губам, по голосу и взгляду, по объятьям и плоти внутри себя. Наверное, тяжело ему было играть роль безбашенно влюблённого ежедневно, вот он и нашёл предлог, чтобы избегать своих главных обязанностей на должности лидера Черв. Так хорошо отыгрывал партии, что Дофламинго ссылался на паранойю каждый раз, когда чувствовал фальшь в словах.
Накрыл дыру в груди, представляя, как активно бьётся сердце в руке лицемерного поганца. Бьётся от смешанных чувств злости, оскорбления, тоски и разочарования. Надел очки и поднялся с кушетки, чтобы освободить её для рабочей задницы шлюхи, которая скоро вернётся.
========== День 6 ==========
Пары деньков на полное обследование корабля было более чем достаточно, и снова Дофламинго нечем себя занимать. Палубу ему посетить удалось, однако раскинувшийся перед взором пейзаж представлял собой статичную линию вечернего горизонта, куда ни посмотри. Сейчас они снова под водой на той глубине, где всегда непроглядная темень.
Со стороны судна, где располагаются камбуз и кают-компания, доносится приглушённый гул хора человеческих голосов. Ужин в расписании стоит ещё довольно далеко, поэтому более вероятно, что команда украшает своё ежедневное безделье шумным весельем. Это, впрочем, обычное явление в любом дружеском коллективе. Будь он сейчас на Дресс Розе, в окружении своей семьи, то мог бы голосить наперебой с Диаманте. Но он тут — в месте, где ему никто не рад и его ничто не радует.
Там ли Ло? Без угрызений совести радуется беззаботной жизни? Если припомнить их общие годы жизни, то Дофламинго затруднился бы с ответом на вопрос: как звучит смех Ло? Смеётся ли он сейчас с ними? Не то чтобы знать, в компании экипажа сейчас он или нет, имеет первостепенную важность, просто делать и так и сяк нечего. Направился к приютившей капитана смотровой, отнимающей небольшую площадь неподалёку от сухого склада медикаментов и расходного материала.
Ло по-прежнему привлекает к себе интерес. Невозможно выкорчевать многолетнее дерево: оно сплетается корнями с почвой, становясь с ней единым целым. Так же и с человеком — выдирая его из жизни, либо оставь в глуби своей сущности вплётшиеся в каждую часть души крохотные нити, либо пожертвуй оплетённый ими большой кусок себя. Это ребёнок давно наглухо закрыл на замки особо личные и интимные комнаты его жизни. Так давно он в них хозяйничает, что открывать для кого-то другого кажется кощунством.
Дверь в смотровую была открыта нараспашку, внутри горел свет. Оказавшись в какой-то паре шагов от проёма, мужчина уловил слухом негромкий скрежет металла. Сократив те самые метры, что отделяли от вида на происходящее, он загородил выход для ничего не подозревающего инструмента манипуляции чувствами Ло. За поднятым шумом единственная женщина экипажа не услышала его шагов и продолжает шуршать содержимым одного из сундучков с красным крестом. Скрип петель и хлопок двери испугали её, отчего она подпрыгнула на месте, брякнув аптечкой под руками. Она, придерживая пышные кудри за ухом, обернулась от стеллажа на проём. Загнанным взглядом сперва оценила закрытую дверь, затем задрала голову к лицу непрошенного гостя.
Они стояли так, не сводя глаз друг с друга, как бывает в дикой природе при столкновении охотника и дичи, пока она не подала трясущийся голос:
— Дофламинго-сан… — оставила в покое коробку и прикрыла руками грудь. — Вам чем-то помочь?
— Да, — убрал он руки в карманы и вразвалку, закрывая больше пространства для побега, подошёл ближе. — Скрась тоскливый вечер.
Её нервный смешок дал правильное направление на веселье. Намёк на то, что вечер гостя надо скрашивать не игрой в шахматы или чаепитием, она поняла, и потому сильнее сдавила грудь, вжимая в неё молнию комбинезона.
— Я не… — забыв про свои поиски и необходимость закрыть шкаф, стала отходить боком к нарам.
Вероятно, она рассчитывала, что и в этот раз ей будет достаточно показать пугливость. Опустив голову и пряча глаза под козырьком кепки, она дошла до кушетки. Только-только начала разворачиваться, как огромная мужская ладонь схватила за нижнюю часть лица и зажала рот. Девушка в испуге вздрогнула и едва не запнулась о свои же ноги.
— Прости за бестактность, — с едким задором заговорил он, отпустив её. — Вылетело из головы спросить, есть ли у тебя мужчина.
Она так энергично закивала головой, что казалась неубедительной кепка, на удивление не свалившаяся на пол. Так старалась доказать, будто близость с гостем будет раскрыта уже ночью, что выглядела комично и крайне неправдоподобно.
— Вот оно как, — вздохнул Дофламинго и снова встал лицом к ней. — Тогда я ему позже всё объясню, — пугающе посмеялся сквозь зубы девушке, вставшей, как истукан с поднятыми к нему не верящими глазами.
Она бросилась к двери, словно думала, что успеет открыть её и хотя бы в этот раз сбежать от гостя, оставленного самому себе на развлечение, и потому находящего отнюдь не безобидные решения своих проблем. Взвизгнула, когда под грудью грубо подхватила сильная рука, чтобы завалить на кушетку. Кепка свалилась на матрац, волосы разметало. Одной рукой она цепко схватилась за нары, чтобы не упасть и не разбить себе лицо, потому что большая часть её тела балансировала на краю.
Будучи, как ни крути, джентльменом, Дофламинго подхватил её под коленом и полностью закинул на постель. Она подогнула ноги, приподнялась на локтях и поползла таким образом к изголовью. Быстрый взгляд упал на дыру в груди посягнувшего на её честь человека, и это не ускользнуло от его внимания.
— Конечно, — хмыкнул он и ударил по животу кулаком.
Хрупкое девичье тело, наверное, не принимавшее ранее удары такой силы и тяжести, подпрыгнуло под аккомпанемент её дикого рёва. Как только оно снова опустилось на нары, девушка со всхлипом перекатилась на бок, подхватив живот руками.
— Расскажи им всё, — сально улыбается он, склонившись над ней на кушетке.
Сколько мороки с этими комбинезонами. Другое дело, когда женщины ходят в платьях: красивее, практичнее и не надо возиться с застёжками.
Рывком вернул узкую спину на место и сел, прижив к кровати её хрупкие колени. Она дёрнулась в попытке вырваться из-под него и взвыла от боли и понимания того, что она быстрее разорвёт все связки. Рот он ей снова зажал — в панике она может закричать, а ему не сыграет на руку полный сбор экипажа, когда приватная вечеринка только началась.
Острые ногти вгрызаются в предплечье той руки, что мягко, чтобы не оставить синяков, давит на лицо. Однако они лишь слабо царапают грубую кожу. Расстегнул пуговицу на воротнике-стойке; теперь она другой рукой вцепилась в его ладонь, начавшую расстёгивать молнию униформы. Плачет и что-то мычит, мотая головой и скованно елозя по постельному белью. Сокровище, что она прячет под униформой, стало доступно ровно по грудь.
— Не забудь ни одной детали, — шепнул Дофламинго, запустив пальцы под одежду.
Достаточно богатая грудь идеально легла в ладонь, заполнив её и позволив даже сжать, чем за всю жизнь он редко себя баловал. Сминая лёгкую майку и простенький лифчик, без жалости и страха наследить давит на округлость, а она вызвала ассоциацию с антистрессовой игрушкой, но никак не с сексом. Усмехнулся тому, что спустя годы с Ло женская грудь кажется чем-то неправильным и, без греха можно заявить, чужеродным.
Она выгибает спину, чтобы убавить боль, и снова гортанно воет оттого, что тело натянуто, как на дыбе. Отпустила его руку и кулаком ударила в грудь, насколько могла сильно, но на деле просто немного помяла кожу. Сейчас он будто с ребёнком борется, если это можно так назвать. Хохотнул, глядя в раскрасневшиеся испуганные глаза, которые бедняжке едва удаётся приоткрыть.
Расстегнул молнию ещё ниже — до самого конца, где обнаружил и низ майки, и пояс трусиков. Открыл себе её худой животик, а на нём налит розовый ушиб по размеру его кулака. Стал задирать одежду выше, гладя нежный стан, подбираясь к бюстгальтеру, которой грубо сдвинул вверх, возможно, оцарапав кожу. Подчинённая Ло, из-за чьего эгоизма вынужденная переживать подобное, попыталась уйти в сторону от руки, лёгшей на нагую грудь. Её кожа покрылась мурашками неприязни.
Напоказ ей он облизнулся перед тем, как склониться и провести языком по плечу. Жертва плаксиво всхлипнула, а в следующий миг тягуче застонала из-за впившихся в ключицу огромных, достойных хищника зубов. На губы и язык из-под прокушенной кожи вылился неповторимый вкус крови. Оторвавшись, он поправил немного съехавшие очки и наблюдал, как краснота плёнкой расползается по тоненьким каналам, огибая ранее незаметные волоски.
Съехал задницей на голени, и колени тут же попытались согнуть, что вышло буквально на сантиметры, а потом ноги вновь намертво придавили к матрацу. Вновь нагибаясь, очки придерживал лишь до той минуты, когда уложил лицо между грудей и прижался губами к одной из них. Ведёт руку вниз по боку, медленно подбираясь к трусам. Мягкая женская плоть, от прикосновений к которой он давно отвык, забавляет тем, что отводит сосок ото рта. Наконец, девчонка сдалась и опустила руки вдоль тела. Скорее всего, вопреки тому, что не верит ни в одного бога, сейчас она молится, чтобы её кто-то хватился. Молится любому святому, чтобы тот надоумил её спасителя проверить смотровую.
Шурша, комбинезон натягивался, когда подлезшие под трусы пальцы двинулись на задницу, спуская вещицу всё ниже. Грубая металлическая молния неприятно скребёт по смуглой коже, а он уже у цели — берёт ягодицу в ладонь и, царапая, сжимает в пальцах. Жертва теперь спокойна, даже всплесков отчаянья не проявляет, поэтому он отпускает её рот, чтобы открыть грудь полностью.
На труды возбудиться потратилось несколько долгих минут, что совершенно не свойственно для его сексуального аппетита. Плавные линии, мягкость и податливость — всё не то; она даже пахнет иначе, чем… Пришлось набрасывать в разуме что-то действительно соблазнительное.
Тонкая… Хотя для него практически каждая шея тонкая, но сейчас в воображении она в дополнение к хрупкости жилистая. Рельеф гортани с небольшой возвышенностью посередине. Чёткие ключицы, ниже которых следует до жёсткости упругая, развитая тренировками грудь. Живот украшают в меру накаченные мышцы пресса. Целуй он сейчас его, то по плечам на спину, очень вероятно, скользнули бы пятки, которые слегка оцарапали кожу. Не по-женски шершавые пятки. Чистый запах кожи, но с немного кисловатой примесью пота. Женщины всегда пахнут слаще, чем тот, до кого он хочет дотрагиваться сейчас. Ладони гладят голову с такой нежностью, что хочется замереть и наслаждаться тем, как пальцы перебирают волосы. Смуглая, суховатая кожа, а на неё, словно невидимой кистью художника, ложатся плавные чёрные линии.
Дофламинго резко встал на коленях и смотрит на практически обнажённое женское тело, которое он совершенно не хочет, даже немного возбудившись. Делать то, что он не особо-то и желает, да ещё и обманывать себя для этого — недостойно его величия и откровенно лень. А хочет он Ло. Хочет до того сильно, что никого иного представить и не может. Даже после содеянного этот мальчишка влечёт к себе.
⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥⑥
Столовая небольшая и густо заставленная столами. Когда Ло проектировал подлодку, даже не допускал, что экипаж разрастётся до двух десятков. Не думал он также, что команда окажется настолько разномастной, что вберёт в себя не только женщин, но и таинственных минков, которых-то за расу не считают по незнанию.
— Я крут, — вскинул Шачи руки, словно бодибилдер на соревновании, демонстрируя бицепсы, неудачно скрытые за мешковатым комбинезоном.
— Ты мне чуть уши не отрезал! — прижимая упомянутое к голове, визгом кричит Бепо, стоя возле стола, за которым сидит его оппонент в споре.
— Ну, промахнулся немного, — пожал тот плечами, а по помещению покатились ехидные смешки, предвещающие новый шквал хохота.
— Это как так можно промахнуться на девяносто восемь градусов?! — отпустил голову, на которой из-под длинного, густого меха выглянуло небольшое ухо, и указал в сторону поля для дартса с воткнутыми в него метательными ножами.
— Ты даже высчитал! — впрямь изумился Пенгвин, сидящий за столом, на который закинул ноги.
— Разумеется! — начал кричать медведь на вставившего слово. — Я в отличие от вас считать умею!
Ло тихо усмехнулся их демонстрации долгой дружбы. Все трое появились, когда он только начал набирать команду, и стали её основой. Их ежедневные перепалки служат подтверждением того, что они не просто команда, а практически семья.
Только не давали покоя две вещи. Человек, изъявивший желание сбегать в смотровую за антисептиков и бинтами, давно не возвращается. Нужды в оказании ПМП нет вообще-то, но Бепо не успокоится, пока его обидчик не будет лицезреть, как он страдает от нанесённых ему смертельных ран. На вторых порах его беспокоил Дофламинго, который подозрительно спокойно себя ведёт уже второй день. Хочется верить, что на него подействовала конфискация сердца, но он смеялся над ним так искренне, будто это сущий пустяк.