– Авада… Авада… – Снейп швырял в сторону двери вспышками, надеясь, что хоть одна достигнет цели. – Экспеллиармус! – и палочка Снейпа отлетела в сторону. – Не смей! – заорал Поттер, тяжело дыша. Он был абсолютно белого цвета и мог составить конкуренцию любому привидению. Бешеный взгляд смотрел на дверь, рука была чуть согнута, на губах дрожало готовое вот-вот сорваться заклинание. Огромная серая крыса с истошным визгом пролетела под ногами, задев Поттера длинным лысым хвостом. Поттер снова схватил Северуса, практически за шиворот поволок его к темнеющей неподалеку группе деревьев. По щекам захлестали ветки. – Тихо! – они замерли, отшатнувшись от тени, у которой было четыре лапы. – Джеймс! – голос Блэка, полный ужаса и отчаянья, послышался из-за спины. Оба обернулись. Блэк прижимал к себе окровавленную руку. – Ты кретин, Нюниус! – удар кулака сбил Снейпа с ног. – Заткнись! – зашипел Поттер. Было поздно. Их окружили пять взрослых волшебников – у двоих мантии мракоборцев. Рядом со Снейпом упал Поттер, пара вспышек, Блэк скорчился на земле, на секунду взвыв от боли. – Грюм, прекрати, это дети! – Сообщите директору! – Забирай их, и сматываемся! У меня от этого воя все внутри стынет! Сопровождаемые конвоем, они шли к замку. Джеймс ежился под взглядом Грюма. Грюм частый гость их дома, вместе с мистером Поттером они когда-то начинали учебу в Аврорате. «Когда твой отец узнает», – шипел он тихо. Джеймс совсем поник, но тон Грюма не оставлял ни единого шанса. «Ну, давайте, смейтесь! Смейтесь! Это самая ваша забавная шутка! Весело, Блэк? Где же твой самодовольный вид, Поттер? Испугался, что папочка задаст дома трепку?», – тогда Северуса так и тянуло высказаться. Голубые глаза Дамблдора видели душу изнутри. Дамблдор разочарованно качал головой, он всегда с такой симпатией относился к этим мальчишкам. Низкий поступок: подставить по клыки оборотня чужую шею, пошутив так жестоко. И предавший его доверие Люпин, который клялся никому, никогда не раскрывать свой секрет.
- Это я виноват, профессор, – Блэк с трудом стоял прямо, видно, боль в ране давала о себе знать. – Это я пошутил над Снейпом. Это только моя вина, – Блэк говорил долго, не оправдываясь, а констатируя факты. Поттер словно адвокат топтался за ним, постоянно порываясь вклиниться в разговор. Наконец ему это удалось:
– Мы уже много лет хотели узнать, куда пропадает Люпин, профессор. Прошлым полнолунием я проследил за ним, узнал все про Иву и Хижину. И сегодня предложил Блэку сходить со мной. Люпин никогда не рассказывал нам ничего подобного, сэр. Мое любопытство… Голубые глаза больше не прожигали насквозь. Директор велел Снейпу подождать и около получаса о чем-то говорил с Поттером и Блэком. Они вышли не то чтобы счастливые, но смертельная бледность уже пропала с лиц. – Мистер Снейп, вы должны поклясться, что никогда и никому не расскажете о случившемся этой ночью. В случае вашего отказа, простите, но придется применить заклятие Забвения. Снейп, кипя от ненависти, отправился к своей гостиной. В пустом коридоре стояли «герои» сегодняшнего вечера. Ещё полчаса назад готовые умереть друг за друга, они молчали, окруженные холодом. Сириус все понял ещё в тот момент, когда Джеймс бросился наперерез оборотню. – Джим, я не подумал, – в голосе смешивалось раскаянье, боль, страх, разочарование, ещё десятки оттенков. – Скажи это Римусу, – Джеймс повернулся спиной и ушел. Когда Римус вернулся, Сириус не явился на занятия. Казалось, школа замерла, ожидая развязки. После второй пары пропали все Мародеры. Ещё через час Лили случайно посмотрела в окно. Сириус сидел на снегу, обняв колени, перед ним стоял Римус и что-то говорил. Джеймс сидел рядом с Блэком, но почтительное расстояние между ними все ещё оставалось. Петтигрю выглядывал из-за Римуса, его голова дергалась из стороны в стороны, стараясь видно уловить каждый звук. Джеймс резко бросился на Сириуса, Лили испуганно вскочила со стула, вслед за ней весь класс. В первую секунду ей показалось, что мальчики дерутся, но еще через две она увидела, как Поттер опускает на голову Сириуса целый сугроб. Такие же сугробы упали на Люпина и Петтигрю. Джеймс показал им язык и со всех ног рванул к школе, ловко уклоняясь от снежков, пускаемых с шести рук. Тогда Лили подошла к Джеймсу со словами благодарности. Благодарности за жизнь её друга. Лили не стала объяснять, что знает правду, а Поттер не стал говорить «не за что», просто коротко кивнул. ***
«Почему же ты молчишь, Джеймс?», – Лили отодвинула учебник в сторону. Джеймс устроился через парту наискосок от неё, рисовал какие-то закорючки на углу пергамента. У него были смуглые, чуть обветренные от постоянно нахождения на воздухе кисти рук. Длинные пальцы, небольшой белый шрам на правом мизинце. На левом запястье свежая царапина. Джеймс угрюмо смотрел в одну точку. Он склонил голову набок, чуть нахмурил брови. Лили почти зеркально повторила его жест, сама не замечая этого.
«Посмотри на меня. Посмотри», – уговаривала она Поттера. Лили показалось, что последнее слово прозвучало вслух, когда воздух стал прозрачнее, а она уловила свое дрогнувшее отражение в глубине его зрачков. «Нам нужно поговорить, Поттер», – белая птичка легко вспорхнула и присела на край стола. На лице Джеймса мелькнуло легкое недоумение, его губы чуть шевелились и Лили легко угадывала каждое прочитанное слово. Он так делал ещё первого курса, когда ему нужно что-то запомнить или же когда он не верит только зрению. Сейчас он напишет: «Поговорим в Хогсмиде, Эванс». «Иногда разговоры не самое лучшее занятие, Эванс». Джеймс едва заметно повел палочкой, кусочек пергамента стал похож на трепещущий крыльями снитч и спустился к ладони Лили. «Подожди меня после урока, Лили», – Джеймс встретился с ней взглядом, а Лили торопливо кивнула в ответ. Сорок пять. Тридцать восемь. Тридцать. Двадцать четыре. Двадцать. Пятнадцать. Пятнадцать. Пятнадцать. Лили встряхнула часы. Семь. Две. Она вскочила одновременно с боем колокола. Поттер смел свои записи и кое-как запихал их в сумку. Вышел из класса привычно пружинистым и стремительным шагом. Лили долго складывала сумку. Решимость пропала. Что она сейчас ему скажет? Зачем вообще все это затеяла? Сейчас Поттер вообразит себе что-нибудь… А ничего такого и нет, вовсе… Джеймс стоял, прижавшись к стене и дергал узел галстука, стараясь его ослабить. Лили перебирала в голове варианты начальных фраз. – Я хотела… – Не здесь, пойдем, – Джеймс развернул её за локоть, потянув за собой. Первокурсники торопливо разбегались в стороны, очищая Поттеру дорогу. Джеймс напомнил Лили огромный ледокол. «А что такое ледокол?» – любопытный голос Джеймса прозвучал у неё в голове. Тем временем он шел и шел, пока не оказался в небольшом коридоре. Лили оглядела незнакомое место. Какие забавные картины! Тролли в розовых пачках, белые мыши, сидящие за праздничным столом, какое-то существо с третьей картины подпрыгивало, словно пытаясь соскочить с холста. Джеймс, тем временем, с презабавным видом вышагивал вдоль пустой стены, на лице было написано глубокое раздумье. – Если ты считаешь, что это смешно… – начала было Лили, но тут прямо на голой стене появилась кованая дверь с позолоченной ручкой и Лили не закончила фразу. Джеймс назидательно посмотрел на неё и с легким поклоном пропустил вперед. Они вошли в небольшое помещение, обклеенное светло-голубыми обоями. Стены увешены фотографиями, большой шкаф с книгами, у окна стоит письменный стол. Джеймс, увидев её ошарашенное лицо, был готов рассмеяться. – Но как это? – Лили трогала вещи рукой, чтобы убедиться, настоящие ли они. – Как ты это сделал? – пораженно протянула она. – Не я, комната. Её называют Выручай-Комната или Комната-и-Так-и-Сяк. Она может преображаться, во что ты пожелаешь. Мы с Сириусом пытались скрыться от Филча, забежали в это коридор, а здесь была каморка, заваленная всяческим хламом. Мы поначалу как-то не поняли ничего, провели пару экспериментов… – Но это моя комната! Как дома! – Лили вертела головой. – Наверное, ты просто скучаешь, – Джеймс пожал плечами. – Или тебе нужно спокойное место, в котором тебе уютно, где ты чувствуешь себя уверенно… – И то и другое, – тихо сказала Лили. Джеймс тоже осмотрелся. Он подошел поближе к фотографиям и, рассмеявшись, ткнул пальцем в одну из них. – Сколько тебе здесь? Классные ползунки! – В чем дело, Поттер? Джеймс оторвался от фотографий и посмотрел на неё.
Место, где она почувствует себя уверенно.
Да, конечно же, здесь, где каждая вещь такая родная, где она знает каждую царапинку на деревянном столе, где столько всего было передумано. Но это не мешало сейчас говорить глупости.
– Действительно, в чем дело, Эванс? – усмехнулся Джеймс.- Это твоя первая записка за все время, которое я тебя знаю, и ты впервые сама хочешь со мной поговорить. Мы попали в параллельную вселенную? -Ты меня игнорируешь, – Лили сжалась.
Сейчас нужно было возмутиться его словам, сказать, что он слишком много о себе возомнил, что зря он воображает, что у всего этого есть какая-то цель или что что-то изменилось.
Но слишком много вопросов Лили задавала сама себе.
Почему она не злится на Поттера из-за тех слов в адрес Северуса? Вернее, нет, злится, конечно, но так сердятся на ребенка, который разлил молоко по столу. Джеймс был не прав, совсем не прав, выкрикивая обвинения, но что-то за всем этим было, за этими словами, что-то кроме неприятия и пренебрежительности к Снейпу. Почему её голос сейчас обиженно подрагивает? И почему она так хочет пригладить торчащую черную челку? – Ты дала понять, что не хочешь моего вмешательства в твою жизнь, – со скрытой горечью ответил Джеймс, а карие глаза холодно прищурились. -Просто не нужно переходить границы, – бросилась в атаку Лили, стараясь за этим скрыть растерянность.
- Ты не должен был так говорить о Северусе, это слишком серьезно, понимаешь?
– Ах, вот оно что, – Джеймс криво усмехнулся. – Действительно, как я мог оскорбить его честь. Тогда ты не успела её защитить. Думаешь, пойду извиняться? Не дождешься. И мне плевать, что тонкая и ранимая душа Нюнчика пострадала, – со злостью отчеканил Джеймс и вдруг с детской обидой спросил:
- Почему ты всегда… ты никогда не бываешь на моей стороне? Чем я хуже других, Лили?
Он засунул руки в карманы, брови сошлись вместе, а плечи ссутулились. Мимолетный порыв – обнять Джеймса, почувствовать прикосновение ладоней, уткнуться в напряженную шею, – прошел почти сразу, но Лили все равно не знала, о чем говорить дальше. Сейчас они были людьми, которым необходимо поговорить о десятке вещей как минимум, поэтому тишина становилась тяжелой, почти осязаемой.
Скажи ему Лили: «Нет, не хуже!»
Не хуже, не такой как все, не лучше, немного другое…
Именно в этот момент Лили осознала: действительно, ничего подобного, ничего более странного и неизведанного она никогда и ни к кому не чувствовала. Сердце дернулось, прежде чем заколотиться как сумасшедшее.
Такой знакомый и совсем неизвестный ей Джеймс. Почему она практически ничего о нем не знает? Джеймс, который подвешивает Северуса в воздухе, и Джеймс, закрывающий его собой от оборотня. Джеймс, купающийся во внимании, и Джеймс, рисующий что-то на обрывке бумаги, кусающий кончик пера, странно отрешенный и одинокий. Джеймс, нагло обнимающий её за талию в коридоре и горячий шоколад, напополам с солнцем, который согревает, в который хочется провалиться до самого дна.
Эта тишина между ними скоро станет правилом, если никто из них не сделает первый шаг.
– Я обещаю, что больше не буду тебе досаждать. Да и терпеть меня осталось не так уж и долго, – Джеймс взъерошил волосы. Лили вздрогнула. – Один вопрос, Эванс. Ты, правда, ничего не понимаешь? Совсем ничего?! – он сорвался на крик.
Джеймс в два больших шага оказался рядом. Пальцы сжали её предплечья. Каждая черточка его лица была до предела напряжена, губы плотно сжаты, он почти прижался своим лбом к её лбу и посмотрел в глаза. Лили, не ожидавшая этого порыва, чуть отклонилась, совсем чуть-чуть, но во взгляде Джеймса что-то сломалось. Он отпустил её.
– Прости, Лили. Он быстро развернулся и пошел к двери.
Лили запаниковала, внутренне заметалась, судорожно соображая, как же поступить, потому что отпускать Джеймса сейчас ни в коем случае нельзя…
Он уже почти закрыл дверь, когда услышал тихие слова:
– Дело вовсе не в нем. Дело в нас, Джеймс.
====== Глава десятая. Сириус Блэк ======
— Почему люди влюбляются друг в друга?
— Ну, им, видимо, мало тех проблем, что уже есть. (с) Сириус Блэк
Сириус бесшумно вошел в комнату. Только он умел так красться, как будто почти не касается земли. В противоположность ему, Сохатый громко топал, словно был на четырех копытах. Наверное, оттуда же оленье упрямство. Три друга уже крепко спали, уютно посапывая. Питер тонко похрапывал, а Джеймс посапывал, обнимая подушку двумя руками.
Сириус зашел в ванную, поймал в зеркале свою отражение и, чертыхнувшись, стал стирать со щеки красную помаду. Теперь понятно, почему Слизнорт, встретившийся ему по дороге в башню, не стал снимать баллы, а лишь смотрел на него хитрющими глазами. Сириус стянул свитер, бросая его в корзину с грязным бельем, снова посмотрел в зеркало – уже довольно: крепкие мышцы играли под кожей, а челка изящно падала на лоб. Он любил свое отражение.
Сириус сладко зевнул. В своей постели беспокойно заворочался Джеймс и сонно пробормотал: «Лили». Этого ещё не хватало! Теперь и по ночам про Эванс слушать! Поборов искушение запустить в Сохатого подушкой, Сириус поднял полог и с наслаждением вытянулся на свежих простынях. День был длинным, а вечер ещё длиннее, и в раз в сто приятнее. Меган действительная потрясающая – одна только фигура чего стоит! Иметь такую грудь при такой тонкой-тонкой талии… А глаза, огромные серо-голубые, светящиеся как рождественские шарики глаза, бархатный низкий голос… Воспоминания о том, как прерывисто и жарко звучал этот голос час назад, заставили Сириуса закусить губу. Жаль, что слизеринка! Наверное, поэтому у неё в придачу ко всем внешним достоинствам такая язвительность, резкость в выражениях и злопамятность. Это подметил Джеймс, но Сириус беспечно отмахнулся: «Зато Эванс, наверное, может читать без света, ей от нимба все видно». Джеймс при этой фамилии как-то сник. Все ещё бесится из-за того, что она помирилась со своим сопливым ядовитым слизняком. Сириус предложил придумать для Снейпа какое-нибудь веселенькое проклятие, но Джим резко отказался, заставив пообещать, что и он этого делать не будет. Джеймс вообще ходил в последние дни какой-то пришибленный. Сегодня Сириус с удивлением увидел, что Сохатый куда-то уходит с Эванс. Блэк не успел мысленно за него порадоваться, как тот вернулся в одиночестве, причем ещё более странный, чем был до этого. На лице Джеймса застыло выражение, словно он не знает, биться ему головой о стену или прыгать до потолка. Делиться тем, что произошло, Сохатый явно не собирался и остаток вечера просидел в комнате один.
Сириус беспокоился за друга. Сохатый ненавидел одиночество. Так же, как сам Сириус. Но Сириус благодаря матери, которая запирала его на ключ, оставляя умирать со скуки. После почти пятнадцати лет подобной практики больше не хотелось. А Джеймс вообще был существом социальным. Окружая себя людьми, он просто расцветал, делался энергичным, бойким, активным. А значит, произошло что-то важное. И почему-то Сириусу казалось, вряд ли сильно счастливое.
На всякий случай Блэк поинтересовался у остальных:
– Вы случайно не знаете, что случилось у Сохатого? Питер пожал плечами и отрицательно покачал головой. И этот в своих мыслях, да что за напасть с его друзьями? Римус улыбнулся: – Оставь его, Сириус. Ему нужно подумать о нем и Лили. – У меня такое ощущение, что он всю жизнь только и делает, что думает о себе и Лили. Пора ему подумать о ком-то другом. Может, хоть ты мне, объяснишь, Лунатик, что в Эванс такого особенного? Он как будто привороженный! Этим летом мы с такими девчонками познакомились! Ты бы и видел! А этот уперся рогами и все бурчал, что ему нужно поскорее идти домой, так как там недописанное письмо для Эванс. А его пергаменты, украшенные её именем, видел? «Знаешь, когда она на меня смотрит, мне кажется, я все-все могу, просто горы свернуть или совершить что-нибудь грандиозное! А посмотри, какие у неё глаза – изумрудные!» – он передразнил Джеймса, а потом хмыкнул. – Глаза как глаза, зеленые. – Он же влюблен, Бродяга. Ты не можешь его понять, потому что не любил, – сказал Лунатик снисходительным тоном, как будто Сириусу пять лет. – Не любил, – хмыкнул Сириус. – Зато пробовал много. Люпин грустно на него посмотрел. На секунду Сириусу показалось, что во взгляде скользит легкое сочувствие. – Однажды ты поймешь. Джеймс – счастливчик… – Ага. Наверное поэтому он скоро станет как Плакса Миртл. Сириус тогда ещё долго веселился. А Римус сказал, что когда Сириус «встретит кого-то особенного», тогда они втроем на него полюбуются и тоже поупражняются в остроумии.