– Да, а как вы узнали?
Пожал плечами, что тут отвечать? У тебя на морде написано всё, колхозник малолетний – и про планы, и про ориентацию; пяток лет назад тебя бы под ручки мне привезли. Хотя результат-то в любом случае одинаковый, попался парнишка, теперь никуда не денется, спрыгнуть я ему не дам, мне нужен как раз такой, которого и выебать приятно, и подставить не жалко.
– Есть где жить? – спрашивая, вложил во взгляд максимум заботы и доброжелательности. Давай, ответь правильно на основной вопрос, от которого зависит твоя судьба, парень, не обмани моих ожиданий.
– Место в общаге… Обещали… Если поступлю. А пока снять хотел, я только сегодня приехал.
Ну вот и всё, бинго, попал с первого выстрела.
– А я как раз квартиру сдаю, квартира маленькая и без ремонта, поэтому недорого, – назвал цену в два раза ниже средних расценок по городу.
Захудалая однушка в привокзальном квартале – единственная недвижка, что осталась неподеленной от наследства отца между братом и сестрой, я еще перед похоронами отказался от всех прав, так же, как и от моих ближайших родственников – ни я их, ни они меня видеть не желали. А про квартирку, как и про номер счета, просто никто не знал, кроме меня, конечно. По-моему, я поступил вполне честно и даже, блядь, благородно – и от отца их избавил, и бабками обеспечил, но, вот странность, они этого не оценили.
– Ну, что скажешь? Нужна квартира? – Мог бы и не спрашивать, и так всё понятно было.
– Нужна, – пацан заулыбался открыто и радостно, решил, повезло ему. Это он ошибался, конечно.
– Вещи в камере хранения? – кивок. – Потом заберем, я тебе квартиру сначала покажу, она недалеко.
Ну что, граждане соглядатаи, всё видели? Гене правильно всё передадите? Случайная встреча для случайного траха, а кто кого к кому ведет, так это осталось за титрами, может, мы к нему идем, мало ли чья квартирка, она чистая, не паленая, а мне в ней всего лишь надо оказаться без ненужных свидетелей и подозрений с какого хуя меня понесло в такой клоповник. Ебли захотелось, вот и понесло, вовсе не за картой памяти. А пацан – не свидетель, пацан – терпила по жизни, хоть и симпатичная мордашка, блондин, хули, всегда к блондинам неровно дышал.
Стоило за порогом убогой хрущевки прижать паренька к стенке и властно поцеловать, как немного побарахтавшись для приличия, мальчик стал отвечать, неумело, но жадно. Не ошибся я в нем.
– Зовут как? – Спросил я, уже подталкивая его к кровати в единственной комнате.
– Тёма, – увидел мой взгляд и еще пояснил для надежности, долбоёб, словно я мог не расслышать, – Артем. А вас?
Ёб твою мать! Имен других, что ли, не осталось?
– Костя меня зовут. Всё? Познакомились? Заткнись и раздевайся.
До камеры хранения мы так и не дошли в тот день.
========== Часть 5 ==========
“Не знал и не узнаю никогда,
зачем ему нужна твоя душа –
она гореть не сможет и в аду…” (с)
***
Аммм…
– Ты не знаешь, почему я здесь? – Донёсся голос из глубин моего подсознания, но, открыв глаза, я увидел Тёмку. Он лежал рядом, на полу, и гладил меня по щеке. Улыбался, и глаза его светились. – Ты красивый. Как тебя зовут?
Не смог ответить, только улыбнулся, чувствуя на себе его тёплое дыхание. Какой же он классный, милый, самый лучший. Мой Тёмка…
– Я под кайфом, – вдруг сообщил он, и мне стало страшно. Когда он сел на иглу? А он сел: его руки – исколотая кожа на внутренней стороне локтя. Вен не видно было даже. – Я люблю тебя…
– Я тоже люблю тебя, Тём, – выдохнул, – но героин – это плохо. Ты понимаешь?
Я говорил неправду, чувствовал же, что было хорошо. Мне и Тёмке тоже. Мы с ним вместе тут, в какой-то мрачной комнате, занавешанной тёмно-красными шторами. Лежали почти в обнимку и гладили друг друга.
– Я не хочу, чтобы ты делал это снова, – говорил о героине и о том, что тёмкино бедро – я видел его, потому что на нём были трусы, всё исколото, – не слезешь.
– Зачем мне это? У меня есть ты…
Он посмотрел на меня, провёл пальцами по носу, по глазам, вынудив на секунду прикрыть их, а потом, зажмурившись, свернулся калачиком и застонал:
– Отпускает, Кирь! Нет-нет-нет… ведь только что всё было нормально…
Это не Артём. Я вдруг понял всё – это была искусственно созданная радость, и она отпускала меня, таяла в прокуренном сжатом воздухе комнаты. Я был готов придушить эту сволочь, что притворялась Тёмкой, но сразу осознал – никто никем не притворялся. Просто действие героина заканчивалось.
Хорошо – плохо. Из крайности в крайность. Что за гадкое существование?! Сколько раз я надеялся, что когда-нибудь всё изменится? Сотни раз! Сотни тысяч грёбанных раз. Но вселенной плевать на меня, нытика и неудачника. Где тот Кирилл, который был готов бороться со сложностями, идти до последнего? В жопе. В самом глубоком в мире анусе, беспросветном и ниибически гадком.
Рома открыл глаза, борясь со слабостью и – ха! – негативным настроем, и серьёзно сказал:
– Надо собираться, – приподнялся и ткнул в меня пальцем, – прими душ, спермой воняет жутко.
– Героин!
– Иди ты на хуй, – хмыкнул он, – понюхать дать могу или покурить, героина не получишь. Теперь, для того, чтобы вставить себе иглу в вену, придётся на эту иглу заработать, усёк?
– Тогда понюхать, – меня мало трогало то, что он психовал, я хотел получить своё. Или хотя бы что-нибудь, поэтому и выпросил спидов. Я знал, что отходняк будет в сотни раз хуже, с учётом того, что он прибавится к ломке; но на пять-шесть часов спиды помогут мне расслабиться. Или наоборот – сосредоточиться и стать похожим на человека.
Рома сделал четыре тонких дорожки, свернул купюру и протянул её мне:
– Давай резче и в душ, а я пока тут приберу всё.
Я едва смог подняться – болела жопа, мышцы ныли, будто меня пиздили. Но меня всего лишь трахнули и, как я узнал из разговора с Ромой, длилось это действие около трёх часов.
В душе, уже объюзанный, я пришёл в себя; даже некоторая уверенность в своих действиях появилась, поэтому на Ромке я оторвался так, что у него глаза на лоб полезли: высказал всё, что думал о нём, не забыв уточнить, что в постели он – полное говно. Затем, взяв толстовку, натянул кеды и, как считал, навсегда покинул это уёбищное жилище.
Рома, высунувшись из окна, прокричал что-то мне вслед, запустил в меня кружкой или стаканом, от которого я ловко увернулся. Мы, вероятно, походили на истеричную парочку, ругающуюся по поводу того, кто пойдёт выносить мусор. Мне было приятно видеть взбесившегося Рому, где-то я даже надеялся, что он пожалеет о моём уходе, что побежит за мной и, упав на колени, попросит вернуться. Я помнил его слова о любви и гасил в себе понимание о том, что они были выдуманы химией.
Но ничего не произошло. Я удалялся от Роминого дома всё дальше и, когда начало смеркаться, уже жалел, что ушёл. Без Ромы не будет героина, значит, ничего не будет. Но…
Героин продавался везде и всюду – в каждом задрипанном клубе, в барах, даже в парках сновали туда-сюда мелкие барыжки. Оставалось только найти немного денег – заработать их или… украсть.
***
Уже поздним вечером я сидел в парке, разглядывал прохожих, высматривая жертву. Ограбить мужчину или даже мелкого пацана я не смог бы ни при каком раскладе: одного лёгкого удара хватило бы, чтобы повалить меня на землю. А быть отпизженным мало хотелось. Я и так чувствовал себя паршиво – сердце колотилось, как сумасшедшее, кости ломило, и я желал лишь две вещи: сперва взвыть отчаянно, на луну, блядь, как голодный волк, и уколоться. Хотя бы немного, чуть-чуть совсем, чтобы минимальный приход выправил меня, поставил мозги на место.
Сука, как же плотно я сидел, никогда бы в жизни не подумал, что стану нариком.
Никогда бы не подумал, что сам решу попробовать, а потом позволю ебать себя за дозу.
Мысль о том, чтобы бросить наркоту, чтобы уехать в теплые края и сидеть под пальмой в обнимку с павлином, развеивалась, только зародившись в мозгу; и с каждой новой дозой моя голова работала хуже. Но это к счастью! Я заебался думать, заебался выживать, пытаться что-то исправлять. Не было смысла в этом существовании, и по своей воле я становился чмошником, которых раньше гнал от себя подальше.
Ёбаный неудачник!
– Закурить не будет? – спросила девушка, остановившись напротив лавки.
– Нет, – проводил её хмурым взглядом, что, по мне не видно, что я бомж без права на спасение?
Девушка шла в сторону выхода из парка, и я, набравшись смелости, поднялся и направился за ней следом.
– Девушка… – прошептал почти, но она меня услышала. Обернулась и, застыв у большой круглой клумбы, почти у самого выхода, улыбнулась. Это я её ограбить решил? Ничтожество. Ублюдок. – А сколько времени, не подскажете? – тупой вопрос, конечно.
– Почти десять, – ответила она. – Хочешь прогуляться?
– Ммм… нет. Нет, спасибо, – сделал несколько шагов назад и, развернувшись, пошёл обратно.
Лучше не портить человека своим присутствием, а жалость с её стороны была бы убийственной. Пусть лучше я один буду изнывать от желания кольнуться, чем говорить об этом с кем-то.
Застыл посреди парка, почти решил вернуться к Роме. Доламывал остатки своей совести, свою гордость громил и боролся с накатывающими приступами тошноты. На другом конце парка показалась компания: парни, девчонки, пьяные, весёлые. Они медленно двигались в мою сторону и, поравнявшись, зачем-то обратили на меня своё внимание.
– Эй, мудила, есть бабло? – вопрос заставил меня усмехнуться. Мог бы, расхохотался б от души, но лишь головой отрицательно помотал. – Да чё пиздишь? Давай сюда всё, что есть!
Приблизившись, парень толкнул меня, что я едва устоял на ногах. Сзади пришёлся ещё один толчок – в спину. Затем сбоку – удар в челюсть, тогда я повалился на землю и, дотронувшись до разбитой губы, сплюнул кровавые слюни. Вот моя ночная доза – только пиздюлей…
========== Часть 6 ==========
“Имя и отчество, ночь одиночества,
Просто мне хочется, хочется
Хоть с кем-нибудь быть,
Навсегда забыть.” (с)
***
– Костя, Кость! – пацан потерся башкой о мое колено, требуя внимания, – почему ты меня по имени не зовешь?
– Я его забыл, – ответил, не отрывая глаз от экрана, внимательно вчитываясь в мелкие строчки досье и выбирая следующую цель.
Губы надул малолетка:
– А фамилию, значит, помнишь? – она слишком говорящая, чтобы забыть, смешная фамилия, но ему подходила: Рыжик. – Имя тоже не сложное! Меня зову…
Пришлось прервать чтение и чуть-чуть приподняться, чтобы пальцами зажать щеки, превратив рот в выпяченную трубочку и оборвав фразу. Всего неделю он жил в этой развалюхе, всего неделю я его трахал, а парнишка решил, что может что-то вякать.
– Рот закрой или лучше делом его займи, пиздеть команды не было, – обиделся Рыжик, но стоило посмотреть пристальней, как он послушно подтянулся выше и приоткрыл губы, – возьми его, давай, тебе же нравится хуй во рту.
Замотал башкой белобрысой, пытался все целку из себя строить, блядь; обрить его, что ли, наголо, что-то меня стали раздражать эти соломенные пряди, хотя за них удобно держать, вот так, например, чтобы наклонить его пониже:
– Соси. Смотри на меня и соси.
Глядя в его глаза, огромные, безнадежно умоляющие дать немного ласки и человеческого тепла, я думал не о нем, и даже не о его тёзке, а о том, кто из списка отца станет вторым.
Первого я уже грохнул. Снайперскую винтовку мне подогнали, а атмосфера в городе была расслабленная, никто не ждал разборок. Получилось всё просто, быстро и незамысловато, у покойного были терки с чеченами, на них все и списали, стоило только дать нужный намек Гене и переслать ему пару документов; тот инфу проверил и слил оставшимся, успокаивая их и усыпляя бдительность. Но с другими “клиентами” так легко уже не прокатит, а еще один огнестрел покажется подозрительным. А всего было семь файлов с досье на той карте памяти, что я вытащил в первый свой приход в эту квартиру из маленького тайничка снаружи оконной рамы. Конспиратор хуев мой папаша перестраховывался даже в мелочах. Один минус, еще один – сам Гена, его имя было в той же папке с говорящим названием “kill”, тоже минус, пока, по крайней мере, осталось пятеро.
Мысли мыслями, а секс сексом. Не позволяя отстраниться, я насаживал рот парня на член до упора, так, чтобы до гланд, до слез и рвотных спазмов, будет знать, как выебываться, глубже заглатывай! Вот так! Отпустил его только, когда Рыжик уже был на пределе, чтоб не сблевать:
– Сосать так и не умеешь. Забирайся, посмотрим, научился ли ты вообще чему-то.
– Костя, а смазка… – какая смазка, весь ствол уже слюнями обмазал, ему хватит. Уловил, что придется обойтись, как есть, и начал пристраиваться, но медленно, сука, медленно и неловко. – Почему ты так со мной?
Заебал. Неужели не понял еще? Потому что ни на что другое не годился, потому что не значил для меня нихуя. Уже не дожидаясь, пока он опустится сам, резко дернул вниз на себя, преодолевая сопротивление тугих мышц, вдалбливаясь с такой силой, что себе больно сделал, а его заставил кричать.
А может, это я ни на что другое не годился? Да похуй, никаких больше привязанностей, никакого ебаного слюнтяйства, выебал и выбросил, как использованный гондон – всё. Просто ебля. Вверх-вниз, вверх-вниз, охуенно.
Орал, паршивец, словно его резали, а член у него стоял как дневальный на тумбочке перед начальством по стойке смирно. Перло его это, перло, ручонки уже потянул, чтоб самому кончить.
– Куда? – удар по руке и ладони спрятались за затылком, демонстрируя красивое ровное тело, мышц маловато, но зато кожа гладкая и чистая, даже родинок почти не наблюдалось, никаких шрамов, никаких отметин – чистый лист, еще не исписанный, не измаранный сучьей жизнью. Ненадолго.
– Костя, пожалуйста-а.
Не торопясь разрешать, продолжил насаживать, ритм еще ускорил, у самого из головы, наконец, все мысли вылетели, оставили лишь одну – сейчас, сейчас…