Надолго Камилла рядом с ними не задержалась, продефилировала по палубе в сторону кают и скрылась за одной из дверей.
Вэрнон шумно сглотнул, и это заставило Рэймонда усмехнуться.
Он запустил ладонь в волосы, убирая их назад.
— Настало время мелодрамы, — заметил с иронией, проводив девушку взглядом.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Вэрнон, быстро вернув себе самообладание и снова становясь практически непрошибаемым.
— Например, можно по ролям разыграть сценку, в которой рефреном прозвучит фраза: «Это не то, что ты думаешь». Надеюсь, ты меня не разочаруешь, и ничего такого я не услышу.
— Почему?
— Потому что ты не можешь точно знать, о чём я думаю.
— А о чём ты думаешь?
— О том, что это один из самых дурацких вопросов, которые задают людям. Если бы я хотел, чтобы мои мысли стали достоянием общественности, я бы обо всём поведал сам, без катализаторов-вопросов. Я могу ответить, что сейчас мне неприятно от осознания, что на яхте будет находиться кто-то, кроме нас. Могу выключить режим обиженного ребёнка, а на его место прислать настоящего мужика и предложить вместе поломать голову над решением актуальной задачи: каков процент силикона в этих сиськах, а сколько там объёма от природы? Хотя… — Рэймонд одарил Вэрнона насмешливой улыбкой. — Тебе-то зачем голову ломать? Ты ведь и так знаешь, правда?
— С чего ты взял?
— Кто это? — вопросом на вопрос ответил Рэймонд, моментально посерьёзнев.
— Камилла. Ты же слышал, как она представилась.
— Я не о том. Дело не в имени, которое я действительно прекрасно расслышал, а кое в чём другом.
— Любовница Ингмара.
— И твоя, — бескомпромиссно произнёс Рэймонд, давая понять, что опровержения и пылкие уверения в обратном результата не возымеют; ответом было молчание, и он продолжил, не задумываясь о том, как расценят его слова; само появление Камиллы стало для него неприятным сюрпризом, он мог позволить себе немного яда, капающего с кончика языка. — Ай-яй-яй, Вэрнон. Как тебе не стыдно? Уводить девушку у собственного дяди — это так ненормально. Порочно, грязно, аморально, вызывающе и потрясающе круто. Не каждый бы решился на подобный поступок, а ты — вполне. Не стесняйся. Я с твоим дядей не знаком, потому вряд ли брошусь к нему с требованием личной встречи, чтобы доложить о новом открытии. Можешь и дальше наслаждаться обществом милой леди. Она шикарная. Не знаю, как обстоят дела с мозгами, но внешность очень даже. Похожа на одного из «Ангелов «Виктория Сикрет»». Готов поспорить, что бельё предпочитает именно этой марки, и оно на ней отлично смотрится. А без него она ещё лучше. У твоего дяди есть вкус. У тебя тоже, мистер Волф-ф-фери-и.
Прошипел.
Снова.
У самого уха.
Не удержался.
Коснулся его, чуть прихватил губами мочку.
Сжал зубы на хрящике, не кусая в полную силу, а только имитируя укус, коснулся рукой щеки, отмечая её гладкость — ни намёка на щетину.
Засмеялся и отстранился.
Ушёл, ничего не поясняя.
Открытие, сделанное им, стало ведром ледяной воды. Учитывая новое соседство, скучать по вечерам и ночам Вэрнону не грозило. Становиться третьим в этом тандеме, претворяя в жизнь совместные развлечения и вспоминая бурную молодость, полную экспериментов с разным количеством слагаемых, Рэймонд не планировал.
Сначала старался не думать, почему.
По сути, для него подобное проблемой не было. Внешность Камиллы не провоцировала отторжения, и он мог попытаться завладеть её вниманием. Для начала им. Потом можно было подумать и о теле. Почему-то Рэймонд не сомневался, что при должном старании и определённой стадии опьянения, а то и без оного, всё сложится так, как он предполагает. Однако мысль уже на стадии проработки показалась ему омерзительной, и он поспешил закрыть тему на старте, не углубляясь в размышления.
Он вообще стремился отделаться от мыслей о том, зачем и для чего приехал сюда. Почему соблазнился предложением и к чему планировал прийти. С появлением Камиллы всё это стало неважным и потеряло актуальность.
Рэймонд всё понимал и старался вести себя свободно, не подавая вида и не выказывая претензий относительно того, что творилось вокруг.
Но сегодня, в этот стопроцентно праздничный вечер стало совсем плохо, и что с этим делать, оставалось лишь догадываться. Универсального ответа на поставленный вопрос не существовало, для каждого он был своим, уникальным.
Несколько дней наблюдения за Камиллой позволили Рэймонду более или менее разобраться, с каким человеком столкнула его судьба. В некоторой степени, это наблюдение и анализ были для него увлекательными — ему нравилось узнавать новое о людях, препарируя их ментально и с наслаждением вытаскивая на свет всё, что они так старательно старались спрятать от остальных в самых тёмных уголках своих душ и сердец. Эта любовь исследователя проснулась в нём много лет назад и пока не угасла. Людей было много — бесконечный приток материала для изучения.
У Камиллы страшных тайн не обнаружилось. Те секреты, что нашлись, на страшные никак не тянули. Обычная история успеха не слишком умной девочки, которая добилась всего не умом и инновационными открытиями, а внешними данными. За счёт них когда-то сумела пробиться наверх, за их же счёт продолжает двигаться и теперь. Единственное, что старательно скрывает от окружающих — так это свою склонность к полиамории, хотя, с какой стороны посмотреть. Вряд ли к Ингмару она питает сильные чувства. Скорее, держится за него из-за страха потерять всё то, что сейчас имеет, а, на деле, вздыхает не по дядюшке, на которого без слёз не посмотреть, а по его племяннику.
Что ж, в этом плане Рэймонд её мнение разделял. С поправкой на то, что вздыхал не столь открыто, да и вообще предпочитал чувства не засвечивать в открытом доступе, оставив их тайными. Камилла не скрывала и не пыталась с ними бороться, он — да. Убить их, истребить полностью, чтобы намёка не осталось, вырвать с корнем, независимо от того, насколько больно это будет. Перетерпеть сейчас. Потом будет сложнее и больнее, да ещё и с осложнениями. Безобидная опухоль станет злокачественной, обрастёт метастазами и уничтожит его к чёртовой матери.
Со стороны могло показаться, что он появлением постороннего нисколько не разочарован, более того — откровенно рад тому, что их мужской дуэт разбавило присутствие прекрасной дамы. Именно он находился рядом с Камиллой постоянно, поддерживал её идеи, смешивал для неё коктейли, удивляя потрясающими познаниями в области создания разнообразных, как самых распространённых, так и не слишком популярных, но оттого не менее вкусных сочетаний. Гулял вместе с ней по пляжам, делал фотографии, обсуждал меню для ужина, а вечером уже в одиночестве выбирался на остров, чтобы купить еды, и возвращался с заранее обговоренными блюдами. Сам же занимался сервировкой стола, неспешно расставляя приборы, раскладывая салфетки и стараясь отвлечься таким нехитрым методом, чувствуя пристальное наблюдение, но никак на него не реагируя.
Камилла на помощь не спешила, давая понять, что она здесь королева и центр вселенной, а остальные обязаны вращаться вокруг неё, выполняя любое желание и радуясь, если ей это придётся по вкусу. Однако от Рэймонда ей не удалось скрыть истинные мотивы. На деле ей хотелось восхищения от определённого человека, который отвечал ей равнодушием и безмолвным, выраженным преимущественно в испепеляющих взглядах пожеланием провалиться.
Капризная девочка. Такой она представала в глазах окружающих и, вероятно, прекрасно об этом знала. Более того, целенаправленно двигалась в выбранном направлении, не сворачивая с пути. Ей нравилось, когда за ней ухаживали и превозносили. Капризы были её средством, когда-то найденным, сыгравшим на все сто и принятым на вооружение.
Вэрнона такая тактика раздражала.
Рэймонда забавляла.
Он подыгрывал.
Камилла думала, что он у её ног.
Он не разочаровывал.
На третий день и вовсе позволил себе небольшую шалость, когда протянул девушке очередной коктейль. Безалкогольный, украшенный цветастым зонтиком и яркой трубочкой.
Изобразить неуклюжесть и дрожание руки было несложно.
Пролить на обнажённый живот немного напитка — ещё проще.
Опуститься на колени, поймать изумлённый взгляд и слизать сладкую жидкость — вообще без проблем.
Камилла была этим поступком немало удивлена. Но столь неоднозначно проявленная инициатива её не напугала и не заставила начать кричать безвестным голосом, сорвавшись с места. Странно, но ей этот своеобразный жест польстил, хотя она и старалась скрыть истинную реакцию, моментально переведя разговор в иное русло.
— Ингмар тебя убьёт, — произнесла она, делая небольшие паузы между словами.
Вернуть самообладание получалось с трудом.
Рэймонд с лёгкостью считывал всё, что отражалось в её взгляде, понимал, каким она его видит, что думает. И насколько эти мысли совпадают с высказанными. Уж о ком, о ком, а об Ингмаре она думала в последнюю очередь, несмотря на то, что в момент растерянности прикрывалась его именем, как ширмой.
— А он узнает? — спросил Рэймонд.
— Только, если…
— Ему об этом расскажут. Да?
— Да, — выдохнула Камилла, повернула голову и округлила глаза, чуть приоткрыв рот.
Рэймонд знал наверняка, что могло тому способствовать, потому не удивился, почувствовав, как его ухватили за ворот рубашки и потянули прочь от «мисс Наменлос — 2015».
— Надо поговорить, — произнёс Вэрнон и тут же заткнулся.
Вели Рэймонда на казнь в полном молчании, распространяя вокруг ауру ненависти и бешенства, втянули в каюту и оттолкнули к стене.
Давящее молчание и бесконечное напряжение — борьба взглядов.
— Что за цирк? — прошипел Вэрнон, упираясь ладонью в стену и бесцеремонно вторгаясь в личное пространство.
Не в первый раз.
Не привыкать.
Рэймонд удивился бы, не сделай Вэрнон этого.
И даже разочаровался бы. Слегка.
А, может, сильно.
— Что? — переспросил, способствуя усилению раздражения.
— Твои попытки залезть в трусы к Камилле. Зачем они? Тоже хочешь показать, что у тебя есть вкус и примкнуть к череде любовников куколки?
— Мне нравятся разные тела, — хмыкнул Рэймонд. — Исключение: детские, старческие и мёртвые. Но это немного другое. Если вернуться к первооснове, то замечу: пол значения не имеет. И женщины привлекают меня не меньше, чем мужчины. Она вот привлекает. Что-то ещё? Или закончим разговор? Как вариант, можешь присоединиться к нам. Она будет счастлива. Я тоже не против.
Лгал. Намеренно. Устраивал своеобразную проверку.
Гадал, что ответят.
Согласятся? Откажут?
Выпал третий вариант.
— Часто практиковал подобное в прошлом? — спросил Вэрнон, предпочитая не делать выбор, но устроив анкетирование.
— Случалось.
— Нравилось?
— Периодически. Зависело от тех, кто компанию составлял. Не всегда и не со всеми, но встречались люди, с которыми не отказался бы повторить.
Вэрнон продолжал сверлить его взглядом.
Осматривал с ног до головы.
После признания что-то неуловимо изменилось, и Рэймонд приготовился выслушать немало нового — забытого старого — и крайне нелестного о себе. Шлюха, потаскуха, блядь, подстилка — всё, что на ум придёт и на что фантазии с красноречием хватит. С какой стороны не посмотри, каким словом не обозначь суть, всё будет едино.
Но Вэрнон ничего не сказал, не обвинил, не оскорбил, не ударил. Он просто развернулся и ушёл.
Отдавались гулким эхом в ушах его шаги, а воспоминания об убийственном взгляде душили не хуже, не слабее настоящей удавки или рук, оказавшихся на горле и сдавивших до появления звёздочек перед глазами, порождённых асфиксией и, как следствие, недостатком воздуха.
Вэрнон не предъявлял претензий.
Он предпочитал тихо сгорать в своём недовольстве.
Рэймонд не придавал этому значения, полностью погрузившись в процесс изучения, разбирая представленный объект на составляющие волокна. Тщательно записывая полученные результаты и, как будто потеряв интерес к Вэрнону, поспособствовавшему появлению в списке знакомств ещё одного имени.
Иногда Рэймонд ловил себя на мысли о том, что было бы неплохо оставить этих двоих наедине, а самому перебраться в отель. Всё равно яхту они не использовали по прямому назначению и океан не бороздили, лишь изредка отходя недалеко от берега. Команды с ними не было. Вэрнон исполнял роль капитана судна. Рэймонд, не имевший дел с яхтами в сознательном возрасте, в этом деле был весьма посредственным помощником, потому его помощь заключалась разве что в рассматривании карт, обсуждении маршрутов с Вэрноном и ношении капитанской фуражки. Так себе вклад, если говорить откровенно. Большую часть времени выходов в океан он проводил, лежа в шезлонге, подставляя лицо солнцу и размышляя о том, насколько планы обычно разнятся с результатом реализации.
Морской воздух кружил голову, мысли об опасностях, царивших на территории Наменлоса, отступали и притуплялись, хотя и не покидали его полностью. Терять бдительность мог кто угодно, но не он.
Временами Рэймонд чувствовал на себе пристальный взгляд, чуть приспускал солнцезащитные очки, позволяя им сползти на кончик носа, и смотрел туда, откуда ощущал заинтересованный взгляд. Естественно, наблюдала за ним не Камилла. Взгляд принадлежал Вэрнону.
Романтическая вылазка в тёплые края получилась какой-то совсем не романтической.
Видимо, жизнь недвусмысленно давала понять, что любовная мишура — не его профиль. Этим может упиваться кто-то другой, но не Рэймонд. Не стоило пытаться примерять нестандартную ситуацию к себе. Даже в перспективе. Потому что, как ни крути, а результат получился достаточно плачевным, и повторять подобное не захотелось бы никогда и ни за что.
Календарное Рождество неумолимо приближалось, хотя вспоминать о нём совсем не хотелось. Атмосферы, присущей этому празднику, не ощущалось. Погода не способствовала, неизменные атрибуты на глаза не попадались, не нервировали и не раздражали, как это случалось обычно.
Вэрнон о торжественных мероприятиях не заикался, зато Камилла фонтанировала идеями. Рэймонд был уверен, что она захочет провести вечер на острове, но она сумела удивить своим решением и заявлениями о семейном празднике, который стоит отмечать рядом с родными и близкими. Странное замечание, если принять во внимание тот факт, что ни родных, ни близких Камиллы здесь не было.
— Можем устроить вечеринку, — произнесла она.
— Бессмысленно, — ответил Вэрнон.
— А мне нравится, — сказал Рэймонд, позволив вырваться на свободу духу противоречия и получив в благодарность улыбку Камиллы.
— Готов поспорить, что это будет самая унылая вечеринка, на которой тебе довелось бывать, Рэй, — заверил его Вэрнон.
В словах прочитывался вызов, брошенный не спонтанно, а вполне продуманно.
— Посмотрим, — коротко отозвался Рэймонд.
Вообще-то он не ждал от вечеринки ничего выдающегося, потому и разочарование ему не грозило. Максимум — лёгкое и незначительное, на которое не принято обращать внимание.
Но Вэрнон старался сделать так, чтобы вечер оказался для Рэймонда по-настоящему отвратительным, и он почувствовал себя лишним человеком, заглянувшим по ошибке на праздник жизни. Наблюдателем, которому только и остаётся, что смотреть, облизываться и завидовать, приходя к выводу, что здесь всем будет лучше без него. Закон бумеранга сработал по полной программе. Что отпускаешь в мир, то и получаешь обратно, но не в той же мере, а в троекратном размере. Примерно так можно было бы описать нынешний вечер.
Стоило увидеть тот спектакль, что так старательно для него разыгрывали, и все краски поблекли разом. Декорации обрушились, костюмы стали казаться нелепыми, и желание покинуть яхту стало в разы сильнее. Он понимал прежде, что отъезд — оптимальный вариант, а теперь и вовсе перестал сомневаться, окончательно уверившись в своей правоте.
Он в полной мере осознавал, чем руководствовался в своих поступках Вэрнон, но всё равно не мог проглотить это угощение, ещё более сомнительное, чем кусок «Красного бархата». Если от первого его тошнило на фоне воспоминаний, то здесь… По идее, должно было стать легче, подарив окончательную свободу, разрезав нить, которая появилась настолько внезапно, что он сам от себя не ожидал, отпустить и снова позволить лететь вперёд, к цели.