Ухмыльнулся и выдохнул, обжигая губы Вэрнона своим дыханием:
— Тебе и без меня есть, кого трахать, Волф-ф-фери-и. Радуйся жизни, наслаждайся обществом красотки, пока дядюшка не узнал и яйца в наказание ржавым ножиком не отпилил.
Воспользовавшись тем, что хватка ослабела, избавился от неё за считанные секунды, поднялся и поспешил удалиться.
Рэймонд точно знал, что завтра утром его здесь уже не будет.
Он слишком много времени потратил впустую. Пора браться за ум. Пора основательно менять стратегию, вычёркивая оттуда Вэрнона.
Праздники закончились.
Начинаются трудовые будни.
========== Глава 12. Рэд. Адвокат. Танец порнозвезды. ==========
Неоновые отблески жадно облизывали его тело, выставляя представленный товар в наиболее выгодном свете. Подчёркивали все достоинства и умело маскировали недостатки, если таковые имелись.
Рэймонд предпочитал думать, что недостатков у его сегодняшнего образа нет вовсе.
Длительная проработка стратегии и неоднократные репетиции — попытка вжиться в амплуа, почти позабытое, но некогда активно эксплуатируемое и находившее живой отклик, приносившее создателю образа немалый доход. С той разницей, что ныне воплощение соблазна имеет иную внешность, отличную от облика, засвеченного на многочисленных фотографиях.
Как ни вспомнить добрым словом мистера Колвери, положившего начало традиции.
Стоит только подумать о нём, и хочется засмеяться. То ли торжествующе, то ли нервно. Разброс эмоций слишком велик, чтобы остановиться на одной, выбрав её из всего представленного многообразия.
Янис увидел то, чего не видели другие.
Он заметил артистизм и постарался его развить. Своеобразный подход, но весьма действенный. Попробовать, проникнуться и поверить в собственные силы. Актёрская жилка однажды обязательно даст о себе знать.
Для Рэймонда обнаружение подобного таланта стало чудесным открытием. Он воспользовался обретёнными навыками неоднократно. Примерил немало лиц, отозвался на сотни чужих имён. Высказывание о том, что жизнь — игра, обрело новый, более полный смысл, позволило открыть для себя скрытые прежде истины, проникнуться и втянуться в предложенную авантюру.
Опасения исчезли, азарт и жажда эмоций вышли на первый план.
Сегодня он снова прибег к использованию определённых навыков.
Создал новый образ.
Примерил.
Остался доволен.
Красота, что принято называть роковой. Нет больше светлых волос и нет зелёных глаз. Новая оболочка — новый человек, таящий в себе загадку и многочисленные сюрпризы, о которых во время обмена взглядами можно только догадываться. Сначала — мимолётно, а затем — всё основательнее, демонстрируя заинтересованность в чужом внимании, открыто давая понять, кто сумел вызвать ответную реакцию, а не остался незамеченным. Кто выделился из изначально безликой толпы.
Никто не знает наверняка, чего от него можно ожидать. Близкое знакомство с прекрасной мечтой, воплощённой в человеке, суждено далеко не каждому. Личность будущего почитателя таланта, достойного особой награды, предопределена заранее.
Никакого разброса и спонтанного выбора.
Лишь целенаправленное действие.
Точный выстрел.
Прямиком в сердце.
Достаточно одного пристального взгляда и взмаха ресниц.
Громкая музыка сбивала на первых порах, не позволяя сосредоточиться. Но вскоре и это препятствие удалось преодолеть, сделав его союзником, используя для реализации планов. Чтобы привлечь внимание, нужно как-то себя показать. Проявить характер, заказывая выпивку и надираясь за чужой счёт — весьма сомнительная перспектива и такая же сомнительная реклама. Пить не хотелось, если только очередную порцию «Кровавой Мэри». Очень кровавой. Созданной не на основе томатного сока, а на основе той физиологической жидкости, от которой пошло название коктейля. Большая часть состава на её совести. Кровь, как основа, боль, как дополнительный компонент и острая приправа, разбуженная похоть — украшение, дополняющее общую картину.
Выпить до дна.
Одним глотком.
И, отставив в сторону опустевшие бокалы из-под аперитивов, перейти к основному блюду.
Особое чувство, когда остаётся последний шаг.
Уже сегодня вечером оно посетит его, ведь он будет настолько близок к своей цели, как никогда прежде.
Рэймонд улыбнулся и чуть запрокинул голову, ловя неоновые отблески и улыбаясь. Он танцевал, вскидывая руки — звон браслетов был тонким и едва различимым в бесконечном потоке шума. Рэймонд наслаждался музыкальным ритмом, под который подстраивался, становился частью его, растворялся в этом звучании. Ловил на себе заинтересованные взгляды, но только один из них его по-настоящему волновал, всё остальное было липким мусором, не имеющим реальной стоимости. Помехи, от которых можно отмахнуться, не задумываясь. Которые не стоят внимания. Может, кому-то это и польстило бы, а он предпочитал их не замечать и игнорировать.
Перед тем, как отправиться сюда, он около получаса крутился перед зеркалом, внимательно разглядывая полученную картинку, оценивая.
Общее впечатление.
Вердикт.
Никакого снисхождения.
Голая правда.
Рэймонд был придирчив ко всему, даже к незначительным мелочам, но, в целом, остался доволен.
И неизменно приходил к выводу, что объект охоты равнодушным к его изощрениям не останется — обязательно проглотит приготовленную для него приманку, не подавится. Будет наслаждаться жизнью до последнего, считая, что сумел подцепить на празднике жизни шикарную куколку, с которой можно практиковать всё, что в голову придёт, не обуздывая фантазии, не думая о контроле, не ограничивая себя никоим образом.
Рэймонд знал, как выглядит со стороны, какое впечатление производит.
В мыслях сам себя он называл искателем приключений на задницу. Авантюристом, жаждущим преподнести себе своеобразный презент в связи с приближающимся праздником.
Двадцать восемь лет как-никак.
Дата, к которой он вручит себе особый подарок.
В представлении наблюдателей был одним из тех индивидов, готовых положить огромное количество сил и средств на поиск покровителя, способного подарить им билет в красивую жизнь. Но не содержанки, бросающейся на шею первому попавшемуся варианту — были бы деньги, а остальное не имеет значения. Вовсе нет. Он и рядом с ними не стоял. Правильнее сказать, они не стояли.
Сегодня ночью он был одной из тех самовлюблённых лощёных блядей, что знают себе цену и, называя огромные суммы, нисколько истинную стоимость не завышают. Сходу не определить: то ли снимают, то ли снимаются. Первое ближе к правде. Он сам выбирает, с кем провести ночь, он сам устанавливает правила игры и не позволяет собой управлять.
Он владеет вниманием, на него направленным, набрасывает и застёгивает на шеях наблюдателей те самые невидимые поводки, которые делают его хозяином положения. Потяни за любой — сопротивления не встретишь. Подчинятся беспрекословно, будут выполнять все прихоти.
Осталось только сделать выбор.
Со второго этажа обзор открывался ещё лучший, и интерес к шоу был выше.
Рэймонд не оглядывался, продолжая танцевать.
Было жарко.
Душно.
До обморока.
Рэймонд потянул острый воротничок белой рубашки, позволив верхним пуговицам расстегнуться.
Высокие сапоги на плоской подошве в сочетании с брюками, облепившими длинные ноги, будто вторая кожа, являя убийственное сочетание, производили такое же впечатление. Чёрный латекс, длинные чёрные волосы, не скреплённые заколками и шпильками, чарующие движения в такт музыке, способные продемонстрировать гибкость и пластику, присущую ему. Если он творит чудеса на танцполе, то и в кровати будет проявлять себя наилучшим образом, желая продемонстрировать все свои таланты, покорить и произвести положительное впечатление.
Тот, к кому хочется возвращаться.
Кем невозможно насытиться с одного раза.
Да и двумя дело тоже не ограничится.
Тот, кто станет наваждением и ночным кошмаром.
Тот, кто станет безумием.
В этот вечер, пока он собирался на неординарное свидание, для него снова пела Мирей Матьё. В доме музыки нашёлся проигрыватель, и винил, прихваченный на память об Оушене Брацловски — единственное напоминание о недолгом романе с законом — пришёлся, как нельзя кстати. Побывать в Париже и не приобрести сувенир на память? Глупость какая-то. Рэймонду не нужны были мелкие сувениры, он предпочитал нечто существенное и, по-настоящему, знаковое. Виниловые пластинки, как нити, связывающие прошлое и настоящее, стали идеальной покупкой, которую он таскал за собой несколько лет подряд. На память о Янисе сувениров не осталось, но его это не печалило. С Янисом было больше негативных ассоциаций, а Оушен…
Ну, так.
Щенок же безобидный.
Подрагивающий голос.
Чувственность в каждом слове.
Кисточка проводит вдоль линии роста ресниц, оставляя тёмную тонкую линию.
Приглушённо звучит песня, с которой началась его новая жизнь. Песня и несколько красных роз, что стояли на столике в спальне, пока он копался в косметических средствах, посмеиваясь над самим собой. Он не питал тяги ни к вещам, которые обычно носят леди, ни к декоративной косметике, которой они же пользуются, но сегодняшний маскарад предполагал внесение небольшого количества коррективов.
Чуть подведённые глаза и немного подкрашенные ресницы добавили выразительности взгляду. Рэймонд, запустив руку в своеобразное наследие Оушена, не следовал его примеру в полной мере. Он не надевал исключительно женские наряды, не пытался стать человеком другого пола хотя бы внешне. У него бы это, в принципе, и не получилось. Он не был похож на девушку, по ошибке заскочившую в гей-клуб, не походил на трансвестита, решившего попытать счастья. Он добился идеального сочетания мужественности и женственности, нашёл баланс, стал его воплощением и теперь старательно демонстрировал окружающим, на безвозмездной основе.
Смотри, но не трогай.
Наслаждайся, пока есть возможность.
Рискни подойти, если хватит смелости.
Когда музыки стихла, Рэймонд оглянулся.
Улыбка осветила его лицо, стоило взглядам пересечься и схлестнуться в противостоянии.
Кто кого пересмотрит.
Кто скорее отвернётся.
Наблюдатель наверняка думал, что эта ночь пройдёт по его сценарию, и Рэймонд на первых порах, пытаясь не только привлечь, но и удержать на себе внимание господина адвоката, старательно подыгрывал.
В рукаве у него притаилось несколько Джокеров — встречных предложений, содержащих в себе многочисленные поправки и детали.
Целый кодекс.
Напоминание о том, как должен вести себя примерный семьянин и успешный адвокат, чья самая страшная тайна заключена в том, что он не прочь наведаться время от времени в заведение, подобное этому, снять себе мальчика на ночь и провести положенное количество часов в своё удовольствие. Именно, что в своё. Обещание, что сладкая конфетка, а реальность — горькая настойка, вылитая в рот.
Незабываемая ночь.
Это о нём.
Увы, не в лучшем значении этого выражения.
Прости, малыш, много работы, говорит он жене и удаляется.
Извини, дорогой, много работы, повторяет, присаживаясь на корточки перед сыном и положив ладонь ему на плечо.
Виновато улыбается и уходит, чтобы присмотреть себе новую жертву. Он не маньяк, конечно. До маньяка ему, как пешком до Китая.
Он находит свои девиации вполне нормальным явлением.
И в постели с женой не ведёт себя, как чудовище.
Там он сдержан, нежен и заботлив.
Семьянин года по версии самого себя. Он присудил бы себе эту премию, не задумываясь, появись у него такая возможность.
Возможности нет, одни грёзы.
Но когда дело доходит до любовников на одну ночь, снявшихся по глупости, или из страха перед человеком, работающим давно и прочно на Ингмара Волфери, можно не сдерживаться, выпуская на свободу все свои тёмные желания и позволяя им разгуляться в полную силу.
Господина адвоката звали Норман Мастейн, и он проходил под третьим номером в чёрном списке мести Рэймонда Рэдли.
Когда Рэймонду было пять, шесть и семь лет, он, разумеется, не имел ни малейшего суждения о том, что являет собой данный человек. Каков он, что называется, изнутри. Не представлял, какую мерзость он таит в себе. Не знал, какие секреты хранит от общественности воин закона, отстаивающий в суде права тех или иных граждан. Не интересовался наличием или отсутствием дурных привычек. Не придавал значения сексуальным предпочтениям.
Все, с кем ему доводилось пересекаться в детстве, те, кто производил хорошее впечатление, при ближайшем рассмотрении и детальном ознакомлении оказывались теми ещё моральными уродами, находясь в компании которых, Рэймонд переставал чувствовать и позиционировать себя не то, что ущербным, а каким-то особенным. Когда рядом стояли они, он не выделялся на фоне, он с ними сливался, чудесным образом дополняя разношёрстную компанию, словно элемент, которого им так не хватало для гармоничного завершения определённой схемы.
Он, обнаруживший много лет назад в себе определённые черты и поставивший неоспоримый, как тогда казалось, диагноз: «моральный и эмоциональный импотент», внезапно осознал, что до корифеев жанра ему ползти и ползти годами. Плавать в грязи, не пытаясь от неё отмыться, а поглощая, пропитываясь сомнительным раствором и стараясь сродниться ещё и с нею, а не только с темнотой.
Притом, не факт, что сумеет достичь успеха.
Были те, у кого этот диагноз проявлялся давно и прочно. Не время от времени — постоянно. И находился не в начальной, а в самой запущенной стадии из всех существующих.
Копаясь в памяти и мысленно возвращаясь к делам дней ушедших, Рэймонд успешно вытаскивал на свет все события, так или иначе связанные с именем Нормана. Усмехался, понимая, насколько отличаются друг от друга эти два образа.
Такой же двуличный, как и Ингмар Волфери, столь же склонный к широким жестам, направленным на покорение публики и общественное признание. Столь же отменно умеющий притворяться и натягивать на лицо определённые маски, меняя их в зависимости от обстоятельств, и собеседника, с которым довелось общаться.
Неудивительно, что Ингмар и Норман с лёгкостью нашли общий язык и не потеряли с годами контакты, продолжая плодотворно сотрудничать, когда того требовали обстоятельства.
Норман был нечастым гостем в особняке Рэдли, но иногда всё-таки заглядывал на огонёк, и его визиты отличались завидной продолжительностью. Если и обсуждать что-то, то не впопыхах, в промежутках между важными делами, когда выпадет свободная минутка, а обстоятельно, с чувством, толком и расстановкой. Рэймонд помнил, как Норман, тогда ещё совсем молодой специалист, едва окончивший обучение в университете, но успевший зарекомендовать себя должным образом, выиграв несколько громких дел, рисовал какие-то схемы на листках бумаги, раздавал советы и заверял Юнону в том, что она всегда может рассчитывать на его помощь, независимо от сложности дела.
Иногда они устраивались в кабинете Юноны, и тогда обо всём получалось узнать, устроив засаду под окнами — в летний период, — либо подслушав под дверью, до тех пор, пока кто-то не засечёт не слишком удачливого секретного агента, не схватит за ухо и не отведёт в гостиную, чтобы отчитать по всем правилам. Чаще всего, этим занимался Килиан, иногда — горничная. Она, естественно, за ухо Рэймонда не хватала, но замечание делала. Возмущалась так громко, что услышать можно было не только в кабинете — через дверь, но и на чердаке. После того, как его обнаруживали за этим неблагородным занятием, за чтение нотаций бралась Юнона, напоминая, что истинные джентльмены так себя не ведут.
Рэймонд джентльменом себя не считал, да и само слово считал вычурно-британским, а он и Британия никак между собой не пересекались.
Если Норман и знал о Рэймонде что-то, то только со слов Юноны. Слышал, как о будущем наследнике, преемнике, продолжателе семейных традиций, который рано или поздно займётся продвижением и развитием ресторанного бизнеса в Наменлосе и за его пределами, если карта удачно ляжет.