Подойди Норман с предложением к кому-то из любителей, никаких бы проблем не возникало, но он предпочитал неосведомлённость. Ему нравился страх в расширенных зрачках, ему нравились крики, ему нравилась боль, которую он причинял, что ощущалась практически на физическом уровне, впитывалась в стены, наполняла собой комнату. Ему нравилась идея мести куколкам, идея появления трещин и сколов на идеальных лицах и телах. Ему нравилось ломать. Не добивая, но способствуя появлению многочисленных надломов.
Он от этого тащился.
Он от этого кончал лучше и быстрее, чем от медленного и нежного секса с любящей женой.
Боль, поцеловавшая его этой ночью, наслаждения не принесла. Она пришла в иной компании, привела с собой смерть.
Классические приёмы.
Резко развернуться и выстрелить, глядя, как на некогда белоснежной рубашке расплывается тёмно-красное пятно, будто спонтанно опрокинутый бокал с красным вином залил ткань и пропитал её насквозь. Второй выстрел порождает иные ассоциации. Контрольный. Хэдшот. И всё, и нет проблем.
Дело сделано.
Можно отдыхать.
Предварительно провести очередную линию, вычёркивая третье имя из списка.
Близок тот сладкий миг, когда на экране появятся титры.
Осталось дойти до финала.
Всего один шаг.
Рэймонд переступил через тело, лежавшее на полу, с плохо скрываемой брезгливостью и поспешил удалиться. Ему здесь нечего было ловить. Посиделки наедине с трупом, может, и не шокировали его до глубины души, но и в топ любимых развлечений не входили.
Думая о семье Нормана, Рэймонд не испытывал раскаяния и не сожалел о совершённом преступлении. Он вообще мало о чём сожалел с тех пор, как в его дом, распахнув дверь грязными ботинками, вошли два человека и принялись ломать привычную жизнь, убивая всех, кого он, Рэймонд, любил. Он заморозил в себе все человеческие чувства, крепко-накрепко вбив себе в голову одну фразу: «Человек человеку волк». В его случае, это крылатое выражение звучало по-особенному актуально.
Волк.
Ещё какой волк.
Большой и чёрный.
Опасный.
Нападает посреди ночи, без предупреждения.
Цепляется в глотку и рвёт до победного конца, до тех пор, пока всё вокруг не уделает кровью. До тех пор, пока не удостоверится, что с жертвой покончено.
Удача Ингмару благоволила.
Но бывают в жизни огорчения.
Одна осечка может стоить слишком дорого, а обиженный ребёнок, сумевший спастись в общей суматохе, однажды вернётся и перебьёт всех, кто покусился на самое дорогое для него. На то, на что никогда и ни при каких обстоятельствах не стоило поднимать руку.
Двадцать лет.
Двадцать долгих лет он шёл к этому, прокладывая себе путь, сложенный из костей и политый кровью.
Двадцать долгих лет засыпал и просыпался с мыслями о белых лилиях, одноглазом медвежонке, шоколадках, рассыпанных по полу, украденном ожерелье и вечных улыбках, не сходивших с лица Ингмара.
Сначала плакал.
Потом стискивал кулаки в бессильной злобе.
Затем начал использовать фотографии, найденные в сети и распечатанные на дешёвом принтере, неисправном, а оттого тянущем краску, в качестве мишеней. Ингмар улыбался в камеру, а Рэймонд смотрел на него сквозь оптический прицел и с нетерпением ждал момента, когда стальные шарики тренировочного оружия станут настоящими пулями, а размытые портреты — настоящим Ингмаром, оказавшимся на мушке.
Он ждал.
И сейчас был до восхитительного чувства всеобъемлющего восторга близок к исполнению заветной мечты.
Он убрал с доски всех пешек, которые были связаны с его историей.
Осталась последняя фигура.
Либо убей, либо умри.
Конечно, первое.
Вернувшись домой, Рэймонд первым делом взялся за осуществление мечты, появившейся ещё во время пребывания в клубе. Не затягивать время, не тратить его попусту, продолжая ощущать на себе липкость чужих взглядов и прикосновений — через ткань, но всё так же противно. От осознания того, что прямого контакта не было — нисколько не легче.
Повод посмеяться над собой.
Щепетильный убийца.
Брезгливый.
Принципиальный.
Сочетание того, что по идее не сочетается.
Барахтаться в крови и дерьме, но при этом вздрагивать, вспоминая о прикосновениях определённого мужика.
Омерзение. Ничего, кроме омерзения.
Когда Рэймонду было пять лет, он верил, что большинство людей, с которыми приходится сталкиваться, в целом, неплохие. Удивлялся, слыша, как Юнона отзывается о них, говоря, что терять бдительность, слепо доверяя каждому встречному — себе дороже.
Она была умной женщиной — бабушка Юна.
И сама же погорела на своей доверчивости, не сумев вовремя распознать лицемерие, в кокон которого их с Килианом обернул старый знакомый. Оплёл, как паук — лишил доступа кислорода, не позволил выбраться.
Странности жизни.
Загадки истории.
Рэймонд потушил сигарету о стенку пепельницы, стоявшей на краю ванны, запрокинул голову, глядя в потолок и провожая взглядом сизую струйку дыма.
— С днём рождения, милый, — произнёс тихо. — Тебе двадцать восемь. Ты уже совсем взрослый мальчик. Заебись, какое достижение. Впрочем… Сарказм твой — херня на дешёвом постном масле. В твоей ситуации, достижение и есть. Ты хотя бы жив и бродишь по земле целых двадцать восемь лет. Двадцать восемь. Ты тогда не думал, что так долго протянешь, мистер Рэдли-младший. И единственный.
Закрыв глаза, Рэймонд набрал в лёгкие воздуха и нырнул под воду.
В последний раз, как сам для себя решил.
Хватит играть в русалку.
Нырнуть, вынырнуть, выбраться из ванны и добраться до спальни.
Весьма тоскливая программа, посредственный, не вызывающий дикого энтузиазма сценарий наступившей ночи. Всё тихо, мирно, спокойно, скучно. Хуже, чем в детстве. Праздники — не его стихия. Он не умеет отмечать и не любит это дело.
Посмотреть какой-нибудь триллер, заедая картинки, не пробуждающие страха, купленными сладостями — напоминание о потерянном детстве, которое тоже невозможно вернуть.
Как и Юну.
Как и Килиана.
Как и Уолтера.
Как и самого Рэймонда Рэдли.
Такого, каким он мог стать, развернись жизнь по иному сценарию.
Такого, каким он уже никогда не станет.
Телефонный звонок застал Рэймонда врасплох и вынудил вынырнуть раньше, чем закончился запас воздуха. Вода с шумом выплеснулась через бортик. Пальцы ухватили край полотенца, наброшенного вскоре на голову.
Увидев номер, отразившийся на экране, Рэймонд прикусил щёку изнутри, прикидывая, как поступить. Вариантов, как обычно бывает, перед ним раскинулось немного. То ли ответить, то ли проигнорировать, то ли сбросить, показав, что разговаривать он не намерен. Не получилось сделать этого прежде, не стоит пытаться и теперь, когда воспоминания о днях, наполненных непонятными чувствами, похожими на вязкую трясину, почти стёрлись. Как дополнение-расширение, можно рассмотреть чуть усовершенствованные версии прошлых предложений, вынесенных на обсуждение с самим собой. Выключить телефон и погасить свет в доме, тем самым, дав понять, что гостей здесь видеть не желают, и вообще-то нормальные люди в столь поздний час не звонят без особой надобности. Или пожертвовать техникой, разжать ладонь и утопить творение яблочной марки в ванне. Списать всё на неосторожность и скользкие после мыльной воды руки, между тем, прекрасно зная, что в реальности послужило причиной экстравагантного до глупости поступка.
Или не усложнять себе задачу и не копаться в вариантах.
Не отвечать.
Или ответить.
Всё просто.
Третьего не дано.
Да и гори оно всё синим пламенем.
Палец скользнул по тачскрину. Принять вызов. Принять, всенепременно. Безоговорочно.
Хотя бы сегодня.
Нахер все разногласия, нахер все недомолвки, а-ля младший школьный возраст и разборки в песочнице.
— Будь моим Валентином, — произнёс Рэймонд вместо приветствия.
— Мне кажется, или до дня влюблённых ещё приличное количество времени? — удивлённо выдал Вэрнон, растерявшийся от подобного предложения.
Звучало оно на редкость странно, особенно, если учесть, на какой ноте завершился их прежний разговор, и к каким умозаключениям они оба пришли.
За Вэрнона Рэймонд поручиться не мог, но за себя — вполне. А для себя он делал определённый вывод, гласивший, что лучше оборвать все нити и прекратить обречённое общение. Сегодня дал слабину, не сомневаясь, что пожалеть о случившемся придётся. Ещё как. Но ему наплевать. Просто-напросто.
Впервые за долгое время.
— У меня есть другой повод. Гораздо круче и весомее.
— Например?
— День рождения, — усмехнулся Рэймонд. — И я хочу подарок. Нет. Не так. Я хочу тебя. Ты — единственное, чего я вообще хочу.
Дожидаться ответа он не стал. Сбросил вызов, не сомневаясь, что уже через пять — самое большее десять — минут на пороге дома появится Вэрнон.
— С днём рождения, милый, — повторил, засовывая в рот ещё одну сигарету, подпаливая её и поглаживая гравировку на крышке, ставшим привычным жестом. — Быть может, этот праздник будет не таким уж паршивым. А, может, хуже, чем обычно.
========== Глава 13. Вэрнон. Корона для фаворита. ==========
Рэймонд умел удивлять.
Проворачивал этот трюк явно не в первый раз, а потому результат можно было назвать, без преувеличения, блестящим. Казалось, что предсказать следующий шаг, совершённый этим человеком, проще простого. Всё сходилось, схема, начерченная в мыслях, представлялась идеальной и единственной правильной. Логика с уверенностью заявляла, что иначе события развиваться просто не могут, но реши она заключать на этой почве споры, неизменно терпела бы фиаско.
Всё будет так, думал Вэрнон, глядя на очередной чертёж, созданный воображением.
И ошибался, потому что всё было совсем не так, как он нафантазировал.
С одной стороны, эта непредсказуемость напрягала.
С другой, придавала коктейлю, виртуозно смешанному из странных отношений, весьма интересный привкус, вызвавший противоречивые ощущения в силу своей новизны. Не поддающийся определённому описанию, но чарующий.
Сейчас Вэрнон с уверенностью мог сказать, что этот оттенок не только пришёлся ему по вкусу, но и быстро, в рекордные сроки вырвался вперёд, заняв лидерскую позицию в топе, составленном прежде и до определённого момента, ставшего переломным, не претерпевавшем никаких изменений.
До недавнего времени Вэрнон думал: самое поразительное, что должно было случиться в его жизни, уже произошло и стало достоянием прошлого, но она ещё не разучилась совершать крутые повороты и подкидывать зубодробительные сюрпризы.
Внезапная встреча с Рэймондом стала одним из таких подарков.
Момент появления.
Раскат грома и ослепительная молния. Не в реальности, где её не было и быть не могло.
В сознании.
Картинное падение капюшона.
Долгий пристальный взгляд, вытряхивающий из Вэрнона душу и напоминающий о том, что было давно и прочно позабыто.
Песня, звучащая в плеере. Название её, отражённое на экране.
Затащи меня в ад.
И, правда.
Сделай это прямо сейчас, без промедления, без дополнительных вопросов.
Наплевать на чужие желания. Делай то, что хочешь, а я подыграю.
Не теряй времени даром. Затащи меня в ад, детка.
Ты знаешь, я даже не стану сопротивляться, когда ты решишься это сделать. Лишь крепче сожму твою ладонь, чтобы больше никогда её не отпускать, и позволю твоим тёмным планам свершиться в соответствии с первоначальными задумками.
Почти не подвергну их коррекции, разве что совсем чуть-чуть, находя во всём странное, извращённое удовольствие для себя.
Давай прокатимся туда вместе, на запредельной скорости, чтобы кружилась голова, сердце частило в сумасшедшем — нам под стать — ритме, и всё вокруг слилось в сплошной поток размытых цветов, которые не различить, не разобрать, потому что внимание направлено не на окружающие пейзажи, а друг на друга. Неизбежность, как она есть. Система запустилась, обратной дороги нет. Не могло быть.
Нам не дано спастись.
Не полетим — упадём.
Наплевать, что однажды наступит тот самый момент, когда мы разобьёмся.
Главное, что мы запомним это ощущение полёта. Кратковременное, но оттого не менее запоминающееся и красочное.
Мы рождены для того, чтобы создать собственными руками историю этого города.
Наменлос — наше прошлое, настоящее и будущее.
Ключевое слово здесь, без сомнения, «наше». Потому что так должно было быть с самого начала. А то, что должно быть, всенепременно сбывается. Рано или поздно, но торжество справедливости всё-таки случается, на радость оптимистам, верившим в это с самого начала.
Поздно, если сидеть сложа руки.
Рано, если не ждать у моря погоды, а работать над тем, чего хочется достичь, не бояться грязи, а старательно её разгребать.
Рэймонд не сидел.
Он разгребал.
Пачкался.
Иногда захлёбывался ею.
Погружался почти на самое дно, но находил в себе силы, чтобы подняться обратно. Выкарабкаться, сорвать к чёртовой матери ногти, изрезать пальцы, но крепко ухватиться за представленную опору и суметь выбраться, не позволив себя утопить, как позволяли остальные, чьи имена и лица всплывали в памяти Вэрнона навскидку, стоило подумать о дядюшкиных деяниях, когда-либо совершённых.
Все они покорно отправлялись на смерть, склонив голову перед обстоятельствами, впечатлившись возможностями и придя к выводу, что сопротивление бесполезно.
Здесь всё шло по иному сценарию, отличному от общепринятого стандарта, вызывая, если не восхищение, то хотя бы интерес, подстёгивая и без того неслабое желание узнать человека, решившего объявить Ингмару войну, гораздо ближе, чтобы в итоге действительно сжать его ладонь в своей руке и не отпускать. Если понадобится — пристегнуть к себе наручниками и выбросить ключ. Привязывать глупо — верёвки однажды сотрутся. Возможно, Рэймонд попробует перегрызть и металл, но, скорее всего, подобная задумка успехом не увенчается.
Специальный сплав.
Эксклюзивно для определённой личности.
Капкан для Красной Шапочки, о существовании которого она не догадывалась.
Да и никто другой, оказавшийся на её месте, не догадался бы.
Вэрнон бросил телефон на пассажирское сидение и усмехнулся своим мыслям.
Разрозненные нити, что он прежде держал в руках, соединились в одной точке, сплелись в тугой клубок.
Кусочки мозаики отлично сложились между собой, не осталось ни единого пробела — сплошное полотно, яркая, цветная картинка.
Прошлое и настоящее.
Нет двух разных людей, потрясающе похожих между собой, от которых он умудрился потерять голову в различные периоды жизни. Есть один, меняющий личины, примеряющий образы, влезающий в чужие шкуры и проживающий очередную короткую жизнь, до тех пор, пока не настанет пора избавиться от неё и примерить новую. Без сожалению убивающий старую. Как экзотическая бабочка, чья жизнь длится один день. Стать украшением чьего-то праздника и исчезнуть навсегда, не оставив о себе напоминаний.
Родиться и умереть с наступлением рассвета.
Мастер иллюзий и перевоплощения, ставший таким по необходимости.
Некогда наследник многомиллионного состояния, милый мальчик, лучезарно улыбающийся бабушкиным знакомым, разносивший им кофе, поцелованный в лоб судьбой и, кажется, обречённый на успех, а ныне — жестокий убийца по имени Рэд. Прозвище для своих, для круга избранных. Междусобойчик небольшой. Вечеринка воспоминаний. Намёк для посвящённых. Оправданные мотивы.
Не прихоть сиюминутная, а продуманная операция.
Причины, оправдывающие преступление и не вызывающие вопросов. Не заставляющие недоумевать, что вынудило с головой увязнуть в этом водовороте. Не просто выступить в качестве наблюдателя, а прыгнуть с разбегу в эпицентр, не боясь утонуть или захлебнуться.
Не примитивно самоуверенный желторотый птенец, решивший попытать счастья, присвоив себе власть в большом городе, а законный наследник, у которого отобрали всё, что только можно было отнять. Смешавшие его перспективы с грязью, заставившие проживать чужую жизнь и получать знания, которыми Рэй Рэдли не обзавёлся бы, переложив всю ответственность за свою жизнь на телохранителей. Они защищали бы его от тех, кем ныне стал он сам.