Глупо думать о том, как могло быть, когда перед глазами стоит картина того, как всё есть.
Разгадка всё время находилась так близко — протяни руку и схвати, сожми, удержи и рассмотри в деталях, а они не поняли.
Наивные.
Очередной косяк, вылезший в действиях Легана и Скайфорда. Очередная недоработка, за которую они расплатились ценой собственной жизни.
Докопаться до истины, связав воедино всё, было сложно, но Вэрнон это сделал.
Ценой невероятных усилий.
И немалого количества потраченных денег.
Куда без них в современном мире?
Он давно подозревал, что правда лежит на поверхности, достаточно лишь присмотреться внимательнее, не ища второе дно и не пытаясь постичь какой-то великий смысл.
Вернувшись после отдыха, ознакомившись с полученными сведениями, окончательно уверился в собственной правоте. Сомнения отпали, остались неопровержимые доказательства, указывающие на то, что первое впечатление не обмануло, аналогия возникла не сама собой. Он не обознался, не увидел в этих чертах другое лицо и не попытался подменить понятия. Он узнал того, кто стал причиной его помешательства.
Рэд. Цвет моего безумия.
Давно и безоговорочно.
Они могли встретиться намного раньше.
Пересечься неоднократно, при разных жизненных обстоятельствах и познакомиться лично, но если знакомство и состоялось, то иначе, как заочным, назвать его не получалось.
Вэрнону было десять, когда он в первый и последний раз увидел семью Рэдли в полном составе. Не лицом к лицу стоял, а наблюдал за происходящим через прозрачную перегородку, разделившую их.
Какое-то спонтанное столкновение. Чужой на этом празднике. Там, за стеклом, находятся многочисленные дети и взрослые. Первые радуются жизни, вторые делают вид, что не отстают от молодого поколения, а сами не расслабляются ни на мгновение. В их бокалах плещется вино, на лицах играют натянутые улыбки, в глазах — неискренность, но с губ слетают преимущественно приторно-ласковые слова.
Акулы большого бизнеса играют по своим правилам, обсуждая насущные проблемы, придумывая пути развития, расширения, избавления от конкуренции и подминания противников под себя — смести, уничтожить, заставить отказаться от задуманного.
Юнона Рэдли с неизменной элегантной укладкой, в строгом костюме, с ниткой жемчуга на шее.
Дядя Ингмар, приобнимающий её за плечи, смеющийся над чем-то — глаза холодные и равнодушные. Даже жестокие. Не наверно. Точно.
И он, стоящий за стеклом, наблюдающий за происходящим, пока отец пытается о чём-то договориться с персоналом ресторана, уверяя их, что ему необходимо поговорить с мистером Волфери.
Ингмар всё-таки появился, с показной неохотой прервав разговор с Юноной и наверняка обещая, что они продолжат обсуждение с того момента, на котором остановились, сразу после возвращения. Пара минут, не более. Ничего важного там быть не может.
Главная звезда вечера по сторонам не смотрела, лучилась самоуверенностью и самолюбованием. Маленький принц Наменлоса. Один из принцев, дорога которого будет усыпана лепестками роз, тщательно отобранных и проверенных, чтобы ни единого шипа не оказалось посреди цветочного великолепия. А любое желание исполнят сразу, стоит только заикнуться о чём-то или показать пальцем на вещь, пробудившую интерес.
Он действительно был звездой.
Он сиял, притягивая к себе внимание, не позволяя отвернуться.
Строгий костюмчик, начищенные туфли и блондинистые волосы, непривычно длинные для мальчишки. На этих волосах отлично смотрелась бы корона, украшенная камнями, схожими по цвету с яркими глазами.
Странно, что родственники не додумались нарядить своё сокровище по всем правилам.
Он повернул голову лишь однажды.
Скучающий взгляд скользнул по оконному стеклу и снова обратился в сторону отца, которого Рэймонд потянул за рукав пиджака и, задрав голову, о чём-то заговорил.
Тогда-то и появился на улице Ингмар.
— Дядя, а можно мне?.. — произнёс Вэрнон.
Туда.
Последнее слово он проглотил, не сумев произнести. Тяжёлый взгляд Ингмара сказал больше проникновенной речи о том, как расценивается желание племянника побывать на детском празднике.
— Можно, Вэрнон. Тебе вообще всё можно, но они тебе не нужны, — бросил Ингмар уверенно, проведя ладонью по волосам племянника и взъерошив их. — Это не те люди, с которыми стоит поддерживать знакомство. И вообще, где мой брат? Куда он подевался?
Слова Ингмара для Вэрнона стали откровением.
Удивительно, что дядя, ещё недавно улыбавшийся во все тридцать два зуба и обнимавший Юнону, так быстро сменил милость на гнев, помрачнел и заявил, что от семьи Рэдли нужно держаться на расстоянии.
Тогда Вэрнон ещё не знал, что они обречены.
Все. До единого.
Ингмар не пощадит ни женщину, ни ребёнка.
Уничтожит, сотрёт с лица земли, сравняет с нею и устроит в своей загородной резиденции фейерверк, приуроченный как будто к рождественским праздникам, а, на деле, знаменующий совсем другие события.
Наступление эры Волфери в Наменлосе.
Самое её начало.
Исторический момент, как он есть. Врежется в память и останется на долгие годы.
Утром новостные выпуски будут пестрить прямыми включениями с места событий, а Ингмар, потягивая виски из стакана, улыбнётся удовлетворённо. Удивления и для приличия не изобразит, прибережёт все актёрские способности до дня похорон, вот там-то и развернётся в полную силу, продемонстрировав благодарной публике свой талант.
Вэрнона новость не сказать, что шокировала, поразив до глубины души, но запомнилась — повод подумать и выразить немного — совсем чуть-чуть — сожалений о том, что всё для Рэдли сложилось настолько неудачно. Он не контактировал с ними постоянно, не был знаком с Рэймондом лично. Разные школы, разные пути. Один ходит в стоптанных кроссовках и бьёт окна в школе, расколупывая сидения в школьных автобусах, чтобы как-то развлечь себя во время поездки. Другой является любимцем учителей, в школу его возит личный водитель, он же забирает из школы, горничная помогает одеваться. Всё канонично, всё по правилам. Маленький принц. Что с него взять? Изнеженная особа, избалованная и далёкая от мира. Такие не живут. Таких убирают быстро, топят, как котят. Они не сопротивляются. Потому что сами, без посторонней помощи, они ничего не способны сделать. Им нужны помощники, которые будут делать для них и вместо них.
Ошибочное мнение.
Теперь он это знал.
Вторая встреча и встречей-то не была.
Вэрнону исполнилось двадцать четыре, он завершил образовательную программу в университете, начал работать на дядю, постепенно перетягивая одеяло на себя, прощупывая почву и понимая: не всё, что видят глаза — истина. Иногда иллюзий больше, чем правды, а любую власть можно пошатнуть. Было бы желание — возможности найдутся.
Заочное знакомство.
Первые признаки помешательства, нагрянувшего неожиданно, но проворно отвоевавшего свои позиции и не желающего отступать.
Такая глупость, право слово.
Достаточно поманить пальцем, и каждый второй или вторая будет лежать у его ног.
Но…
Вопрос в том, будет ли это делать тот, на кого пал выбор?
Всё произошло спонтанно, неожиданно и на удивление быстро. Одна фотография, попавшая в руки, стала тем, что изменило жизнь Вэрнона, перевернув привычный мир с ног на голову. Стремительно, не дав возможности отдышаться.
Переоценка ценностей.
И яркая страсть, которой не было прежде.
Ни к кому из тех, кого доводилось встречать в реальной жизни.
Сначала одна фотография, затем вторая, а после — ворох их. Самых разных, непохожих друг на друга. Разная одежда, разная степень раздетости, разный антураж, разные партнёры, разные маски, не дающие возможности в деталях рассмотреть это лицо. Модель — единственное, что остаётся неизменным от сессии к сессии. И пусть остаётся, потому что без него это будет не произведение искусства, а обычная бессмысленная и бестолковая порнография.
Разнузданное, лишённое рамок общепринятой морали и лживой сдержанности творчество эротического фотографа Яниса Колвери.
Безобидное развлечение?
Как бы ни так.
Деньги на ветер.
Улетают в никуда. Он готов был заплатить, сколько угодно, лишь бы получить очередную дозу своего наркотика, разорвать конверт, вытащить оттуда глянцевые снимки формата А4, разложить их веером на столешнице и выпасть на время из реальности.
Не видеть, не слышать, не обращать внимания.
Мир подождёт, нет ничего важнее и занимательнее.
Вэрнона трясло от этих фотографий.
Они стали его одержимостью.
Его зависимостью.
Его наваждением.
И главной слабостью.
Затаить дыхание, глядя на идеальные черты, касаться их, скользя ладонью по гладкой плёнке, представляя, как картина оживает под пальцами. То была чужая Галатея, но он хотел стать её Пигмалионом, сорвать покров таинственности, увидеть человека, что завладел его вниманием, не прикладывая к тому большого количества усилий, не знавшего, что стал для кого-то навязчивой идеей.
Отдать, не задумываясь, всё, что имеешь, за возможность хотя бы раз в реальной жизни прикоснуться к загадочному юноше, не снимающему маску, получить в собственное распоряжение и самостоятельно, не торопясь, получая максимум удовольствия, опробовать на нём всё, что делали эти люди на фотографиях.
Отдать без сожаления и угрызений совести за бездарно потраченное.
Дядя бы не одобрил этот поступок, посчитав его блажью и напрасным расточительством.
Впрочем, кто его спрашивать станет?
Он был особенным — этот неизвестный юноша, запечатлённый на снимках, окружённый аурой таинственности, загадки и опасности, от него исходившей.
Вэрнон не знал ни имени, ни адреса, ни биографических данных. Ничего. Он просто смотрел на фотографии и растворялся в них, тонул, терял контроль над собой и своими инстинктами. Как будто впервые получив на руки снимок незнакомца, выпил сильнодействующее приворотное зелье, полностью подавившее волю, затуманившее сознание, заставившее попасть под очарование этих глаз, смотревших не на него — прямо в душу.
Удачное стечение обстоятельств, перелёт, личная встреча с создателем шедевра эротического искусства.
— Кто это, мистер Колвери?
— Мой неизменный источник вдохновения.
— Как вы смотрите на предложение поделиться вдохновением?
— М?..
— Неужели вас удивляют мои слова?
— Мистер Волфери, так сложилось, что…
— Что?
— Главная проблема не в моём, а в его нежелании. Он не хочет, чтобы люди видели его лицо, потому предпочитает сниматься в маске. Если он прячет лицо во время съёмки, велика вероятность того, что он не захочет встречаться с кем-то из клиентов. Зная его характер, я в этом не сомневаюсь.
— Не безвозмездно, разумеется. Я заплачу.
«Паркер» в руке, дешёвая салфетка.
Поразительный контраст.
Чернила, оставляющие надпись на белой, лёгко рвущейся бумаге.
Очередное проявление сумасшествия.
Немыслимая сумма в обмен на возможность повидаться с этим человеком хотя бы раз в жизни. Купить развлечение на одну ночь и потерять остатки разума, навеки превратившись в безумца, либо ощутить капли холодной воды на лице, когда реальность и придуманный образ разойдутся во всём, и на месте загадочного молодого человека, нарисованного фантазией, обнаружится хабалка мужского пола. Шлюховатое поведение, неумение себя вести, отсутствие манер и бесконечная озабоченность деньгами — любой каприз за возможность их получения.
Мечта ускользнула, так и не попав к нему в руки.
Ни на день, ни на ночь.
Вообще никак.
Новость о самоубийстве фотографа стала полной неожиданностью.
Никаких контактов желанной модели Вэрнон, конечно, не получил.
Безымянная звезда вспыхнула и погасла, оставшись яркой вспышкой, равной которой более не наблюдалось.
На память о нём остались только многочисленные фотографии, которыми Вэрнон мог без труда оклеить стены во всём доме и неотрывно смотреть на них часами — один вариант, который ему оставался.
Тридцать один год.
И встреча лицом к лицу, которой Вэрнон уже не ждал и на которую не надеялся.
Если между вторым и третьим случаем параллель проводилась на раз, то между первым и вторым, а также первым третьим её обнаружить было проблематично. Это стало откровением, шоком, сенсацией. В качестве финального штриха появилось заключение: маленький принц оказался гораздо выносливее, чем представлялось со стороны. Он заслуживал большего уважения и награды за труды.
Тридцать один год.
Поворотный момент в жизни и неслыханная щедрость Ингмара, которой Вэрнон уже не ожидал.
Обещание грандиозного подарка в обмен на услугу.
Сделаешь это — получишь то, что давно причиталось. Власть уже почти в твоих руках. Нет больше смысла затягивать и откладывать в долгий ящик процесс её окончательной передачи.
Вэрнон распахнул дверь в кабинет дяди, не постучав предварительно и не спросив разрешения. Прошёл внутрь, пересёк расстояние от двери до стола и остановился напротив, улыбаясь торжествующе.
— Хорошие новости? — спросил Ингмар.
— Очень.
— Нашёл его?
— Да.
— И кто это?
Вэрнон положил на стол фотографию. Не из своих архивов. Новую. Снимок, сделанный во время отдыха. Неуместный — или же, напротив, крайне подходящий к ситуации? — красный экзотический цветок в волосах, прицепленный Камиллой и не выброшенный из принципа.
— Узнаёшь?
Ингмар взял глянцевый прямоугольник, повертел его в руках, словно надеялся обнаружить опознавательные признаки. Но их не было, потому и найти ничего не удалось.
Поиск ответа — забавная игра.
Положиться на интуицию и выдвинуть предположение относительно личности нарушителя спокойствия.
— А должен?
— В своё время, ты знал этого человека лучше, чем я.
Ингмар вновь присмотрелся, но на лице прочитывалась прежняя, ставшая привычной растерянность.
Он не узнавал. Не допускал мысли о том, что заклятый враг умудрился выбраться из переделки. Самый маленький и жалкий Рэдли, который должен был умереть одним из первых, потому что дети — самое слабое звено. Они не смогут противостоять взрослому, их отшвырнут, как глупую собачонку, что вертится под ногами, к стене, сломают сопротивление и, несомненно, уничтожат.
А он вот умудрился.
Выбраться, вырасти и не затаиться в тёмном углу, боясь каждого шороха и скрипа, а вернуться обратно. Обещая и открывая сезон кровавых развлечений.
— Он тот, кто называет себя «Рэд». И, знаешь, это прозвище появилось не на пустом месте. Оно часть его имени, — заметил Вэрнон. — Рождественская ночь. События двадцатилетней давности. Корзина белых лилий. Ожерелье с зелёными камнями. Сломанная клюшка для гольфа. Продолжать? Или сам мой ассоциативный ряд доведёшь до логического заключения?
— Рэд?.. Ты хочешь сказать, что…
— Не только хочу, но и с уверенностью эти слова произношу. Рэймонд Рэдли. Собственной персоной, — заключил Вэрнон.
— Но… Как? Разве это возможно?
— Твои придурки умудрились налажать даже тогда. Не знаю, кого они грохнули вместо него, но факт остаётся фактом. Мальчишка выжил, стал мужчиной и решил отомстить любой ценой. Вернулся сюда. Развлекался, убивая тех, кто вырезал его семью. Вот тебе и мотивы для преступления.
Ингмар вновь залип на предложенную ему фотографию.
Впился в неё взглядом.
Жадно.
Цепко.
Высматривал долго, изучал каждый миллиметр снимка, анализировал полученную информацию, усваивал, соотносил с действительностью.
— Глаза бабкины, — произнёс насмешливо, откинувшись на спинку кресла. — Не то, что у этого недоумка Килиана. Он всегда, как преданный щенок на людей смотрел. Беззлобно, с восторгом. Будь у него хвост, вилял бы им, прыгая на задних лапках. А она смотрела так, словно насквозь видела. Не только лоск внешней оболочки, нет. Видела со всем тем дерьмом, что человек в себе скрывал. И этот смотрит так же.