Была еще эта сумка. Что было совершенно точно: в комнате кто-то побывал, и, возможно, там даже побывало несколько посторонних. Идти в номер Санса не собиралась: а вдруг этот кто-то решит вернуться? Кто знает, как он туда попал. Пока она посидит тут, а дальше будет видно.
Идти к тетке в такой час не хотелось. Вид у Сансы был непотребный, тут же начнутся расспросы, а пока она сама не поняла, что и зачем произошло, была не готова отвечать на вопросы. Да и что она ответит? Что не знает, как вернулась в гостиницу? Что прилетел ангел о шести крылах и вынес ее на руках из леса, посадил на лошадь, а потом, уже без лошади, принес в гостиницу, попутно захватив ее вещи из теткиной усадьбы? Кстати, возможно, тетка знала о том, что случилось, больше самой Сансы. Нет, визит в усадьбу она отложит до завтра. Тем более, там были еще эти гости. И Пес…
«У него сегодня выходной», — всплыла в мозгу взявшаяся из ниоткуда мысль. Откуда она это знает? Наверное, он сам сказал…
Пса Санса не помнила с отбытия из конюшен, он там куда-то делся и, кажется, за ними не последовал. Псу в таком виде Санса уж совсем не хотела показываться. Кто знает, что он про нее подумает… Бессмысленная пустышка, попавшая в очередную нелепую ситуацию, до того пустоголовая, что даже не может удержать в памяти события одного дня? Но все так и есть.
Санса рассеяно продолжала грызть ногти, глядя на полыхающий красным закат за стеклянными дверями гостиницы.
— Кхм, у вас все в порядке?
Санса обернулась. За стойкой появился флегматичный администратор.
— Да, то есть не совсем. У меня с утра случилась неприятность, я упала на прогулке с лошади, сильно ударилась и теперь не могу вспомнить, что было с мной потом.
Санса решила пойти ва-банк. Возможно, администратор видел, кто и когда ее доставил в гостиницу. Лучше спросить у клерка, чем выяснять у тетки или гадать тут на кофейной гуще. Вернее, на заусенцах. Санса решила пока не говорить ему о своих подозрениях насчет посторонних в комнате. Пусть сначала прояснится общая картина.
Администратор изобразил на лице огорчение.
— О, мне так жаль, что вы упали. Надеюсь, вы не слишком сильно страдаете…
— Нет, мне уже стало лучше, я приняла таблетку обезболивающего и все скоро придет в норму.
«Я чертовски страдаю, болван, пока ты тут лепечешь все свои глупости! Говори уже, что было дальше?!»
— До обеда была не моя смена, мисс, но я могу спросить моего коллегу, что дежурил в это время. Если вы подождете пару минут, я уверен, что смогу вам помочь.
— Да, конечно, большое спасибо!
«Какого же Неведомого ты медлишь, ждешь, пока наступит завтрашний день?»
Санса от напряжения начала стучать пяткой по краю дивана. Администратор зашел в подсобное помещение за стойкой и уже говорил по телефону. Санса вытянула голову в надежде что-то услышать, но все было тщетно, тем более, за окном зверски ревел вентилятор промышленного кондиционера. Снаружи краски заката сменялись с кроваво-красного на более мягкий оранжевый.
Наконец, администратор вернулся.
— Да, я все выяснил, мисс. Вас принес высокий мужчина где-то в районе часа дня. Он взял у моего коллеги ключ от вашей комнаты, чтобы вас не тревожить и отнести в ваш номер. Когда вас доставили, вы спали, мисс. Ваша тетя звонила нам и предупредила о неприятности, что с вами случилась, и просила во всем содействовать вашему сопровождающему. Тот мужчина отнес вас в вашу комнату, потом доставил туда ваши вещи и ключ и захлопнул дверь снаружи. Все заняло не больше пяти минут. Надеюсь, мой коллега не совершил ничего предосудительного, мисс, выдав ваш ключ постороннему. Мы обычно такого не практикуем, ключи выдаются индивидуально, только в руки наших гостей. Тот мужчина, вы знаете, он тоже наш постоялец, хотя и недавно прибывший. Он сказал моему коллеге, что вы себя неважно чувствуете, и он не хочет вас будить. Если вы чем-то недовольны или хотите написать жалобу, вы вольны это сделать, но…
— Нет, я совершенно не хочу писать жалобу, все нормально. А вы случайно не спросили, как он выглядел, тот мужчина?
— О, это мой коллега сказал сразу, мисс. Очень запоминающийся тип. У него половина лица повреждена ожогом. Очень высокий, крупный мужчина с длинными черными волосами, мисс, и с обгоревшей щекой.
— Теперь мне все ясно. Все в порядке: это человек, работающий в охранной службе моей тети. А как вы сказали, он тоже здесь сейчас проживает?
«С какой еще радости Псу жить в гостинице?»
— О да, мисс. Ваша тетя забронировала и оплатила ему номер до конца недели.
— И, хм, он сейчас у себя? Не могли бы вы ему позвонить и попросить его выйти в холл? Скажите ему, что его спрашивает Санса Старк.
— К сожалению, мисс, я никак не могу этого сейчас сделать. Его нет в номере. Сразу после того, как он вас принес, он выгрузил свои вещи из машины в собственную комнату, а потом уехал. Может, вы хотите передать ему сообщение, мисс? Моя смена скоро кончается, но я могу оставить поручение коллеге, что меня сменит… Если вы хотите вернуться в свой номер, я или мой коллега можем сообщить вам, когда вернется ваш… эээ… друг.
— Нет, спасибо, я подожду его здесь, в холле. Уверена, что он скоро вернется. Вы мне очень помогли, сэр, я вам искренне благодарна.
— Всегда к вашим услугам, мисс…
Санса отвернулась к двери и задумалась. Итак, в гостиницу ее доставил Пес. Стало быть, и из леса, от насильников, ее выволок тоже он. Теперь Санса вспомнила еще несколько моментов того часа — вспышкой: какие-то чудовищные коряги, обступившие ее со всех сторон, остающиеся позади, пока они выходили — выезжали? — с поля. Он, что ли, нес ее на руках? А как же черная грива? Что это была за лошадь? Этого Санса никак не могла припомнить, как ни напрягала мозги. Наверное, черная грива ей приснилась во сне, а Пес каким-то образом нашел ее лошадь и поехал искать ее саму. У Пса, как выяснялось, было много талантов, а самый главный: появляться в нужном месте в нужный час. Теперь Санса была почти уверена, что именно Пса она видела там, рыдая посреди поля, именно его силуэт она запомнила. Теперь ей было совершенно необходимо с ним переговорить. И где его носят Иные? Ах да, у него же выходной… А что он делает по выходным?
Этого Санса не знала. Она вообще, похоже, мало о нем знала. Есть мнение: меньше знаешь, лучше спишь. Санса сидела и размышляла, стоит ли лезть с расспросами к такому человеку. Понравятся ли ему ее вопросы? Понравятся ли ей его ответы? И главное: к чему это все может привести? Вопросы, ответы — все это означало одно: чем больше они друг про друга знают, тем крепче связь. А связь уже была, хоть и странная, неоднозначная, отвергаемая то одной, то другой стороной, но была. И с этим приходилось считаться.
Санса решила, что будет сидеть до упора. Деваться ей, по ее мнению, было все равно некуда. В номере было страшно, на улицу идти — тоже жутковато, особенно после сегодняшнего происшествия. Санса вспомнила, что вообще сегодня ничего не ела, кроме йогурта и кофе с утра. Но даже соблазн купить в гостиничном автомате шоколадку-другую или чипсы был не настолько велик, чтобы перебороть себя и пойти в номер. Кошелек, как и телефон, остались на тумбочке.
За окном вечерело. Закат догорел быстро, — пламень еще теплился в сизом небе, играя умирающими переливами рыжины, как, бывало, теплится уже потухший бенгальский огонь, на первый взгляд уже остывший, но, если приглядеться внимательно, не отводя глаз на другие источники света, когда вокруг лишь бархатная тьма, — можно заметить и лукавую игру огня, и волшебное мерцание тепла, перебегающее и змеящееся по угольной черноте, играющее в прятки с тенью. Ты тихонько дуешь на него, — и он подмигивает тебе уже последними искрами пламени.
Санса вздохнула и поменяла позу, опершись локтями на спинку дивана, а коленками — на влажное матерчатое сиденье. Теперь она была лицом к лицу с дверью — уж точно не пропустить. Разве что она заснет. Нет, хватит уж, выспалась! Так, пожалуй, заснешь — и проснешься на том свете. Спать она не будет вообще. По крайней мере, не в своём номере.
Дверь открылась и пропустила в гостиницу пожилую даму в дизайнерских джинсах с вышивкой, сидящих на ней мешком, и в футболке с древом жизни. Из двери пахнуло магнолиями, самшитом и сигаретным дымом.
Санса сняла со вспотевших ног кеды и опять уставилась на двойное стекло входной двери. Древо жизни на майке у старушки неприятно напомнило Сансе о ее недавнем кошмарном сне.
Почему все же она не хотела просыпаться? Мысль эта постоянно звучащим, непрерывно повторяющимся мотивом, проходила через все ее сегодняшние сны, как нить, на которую нанизывались красные, синие, сиреневые и черные бусины отрывочных образов. Без нити не было бы снов, их целостности, состоящей из разнообразия, — они раскатились бы по углам ее сознания. Не просыпайся — иначе все пропало. И что-то связанное с лошадью, той, неведомой…
Стоп, вот оно! Конь, которого звали Неведомый, что напугал ее кобылу на конюшне.
Санса охнула и закрыла ледяными ладонями лицо. Вот и нашлась пропавшая коробка с кусочками паззла. Все они мирно лежали в этом забытом укромном месте и теперь спешили занять свои места: липкие руки на ее бедре, оторванная пуговица Серсеиной блузки, оцепенение и слабость Сансы, невыносимое чувство вины за происходящее (опять сама виновата!), за собственную глупость и беспечность, вороной конь, медленно выезжающий из-за кустов, и лицо ее спасителя. Да, его лицо! Как она могла это забыть?
Казалось, он ненавидит с немыслимой, осязаемой, испепеляющей яростью все вокруг. И ее в том числе. А может, именно ее? Что напомнила ему эта звериная сцена в лесу, какие болезненные воспоминания пробудила и всколыхнула?
Санса сползла попой на сиденье дивана и обхватила себя руками. После того, как он вывез ее, он даже не хотел на нее смотреть… Она была ему противна. Она была всем противна: и Джоффри, и Серсее, и Псу, и даже собственной матери. Никчемное, слабое существо, вечно вляпывающееся в неприятности, и тащащее других вслед за собой в эти злоключения.
А она — она еще после этого заснула на плече у Пса. Боги, боги… Действительно, просыпаться не стоило. И теперь она тут сидит со своим нытьем, жалобами и детскими страхами, с намерениями вывалить всю эту кучу надуманного бреда на откуп постороннему взрослому мужчине, который и смотреть-то на нее не хочет.
Санса начала сползать с дивана, чтобы вернуться к себе. Хватит уже виснуть на других. Хватит рыдать и канючить! «Тоже мне, метод!» Сейчас она поднимется, пойдет, откроет свою дверь и не станет бояться и накручивать себя. Все это — лишь повод в который раз перевалить свои проблемы с больной головы на здоровую. Санса попыталась было попасть холодными ногами в кеды, когда за спиной взвизгнула, раскрываясь, входная дверь, и на этот раз теплый ветерок снаружи принес запах сигаретного дыма, костра и тяжелый дух крепкого спиртного. Она обернулась.
— Пташка?
Конец первой части.
========== Часть вторая. I ==========
День прошел. Я ехал вечность
В никуда и ниоткуда.
Вновь закат охватит плечи
Лихорадкой, как в простуду.
Глупая пылит дорога, —
Пылью, сединой и пеплом.
Много за спиной. И много
Впереди, где боль окрепла.
Жуть и темнота беззвучья
Льнут к вискам сильней, чем прежде.
Проклятый я иль везучий,
Что узрил твой светоч нежный?
Светляком средь лихолесья
Промелькнула и пропала.
Нужно ли теперь возмездьем
Душу жечь и ждать запала?
Может, проще кожей сбросить
Память, прошлое, личину,
В рыжую зарыться осень,
В небо упустить причину
Света, горечи, прозренья,
Осознания и страха
Что порог с прильнувшей тенью
Нынче обернется плахой?
Мысль одна мне нынче ближе
Что пока в глазах, сквозь камень,
Отблеск твой. Я болью вижу.
Я живу. Не тень, но пламень.
Пес гнал машину совершенно бездумно, на автомате. Солнце то выныривало из-под пелены дымки, то тонуло в ней, едва сверкая краями, как уходящая на дно монетка, брошенная в мутную воду фонтана.
Времени, судя по всему, было около часа. Часов у Пса отродясь не было. Они хронически душили и раздражали его своим присутствием. В юности он было пробовал бороться с этой своей странностью, но каждый раз, когда шел в кабак, через полчаса после его первого стакана, агрегат, отмеряющий время, неизменно оказывался на столе, содранный с руки привычным жестом. Да там и оставался, даже когда хозяин был уже далеко.
Пес быстро плюнул на это дело, поняв, что плетью обуха не перешибешь, и все его благие намерения успешно мостили дно самой глубокой из семи преисподних. Напившись, он мог без проблем ориентироваться на местности, мог драться, стрелять почти так же метко, как в трезвом виде, водить машину, но он совершенно не помнил, как снимал треклятый браслет, и лишь зря тратил деньги на покупку очередной тикалки.
Тогда он привык определять время по солнцу — когда оно было. Через некоторое время ему уже перестало требоваться задирать голову к небу — он чувствовал время внутри себя, словно кто-то зашил ему под кожу часы, которые он, при всем большом желании, уже не мог ни снять, ни потерять.
Возникала дилемма: отогнать машину к конюшням и потом пешком дойти оттуда до развилки «аэродрома», или же завернуть туда сразу, загрузиться вином, потом уже отогнать автомобиль на конюшню и идти гулять, куда глаза глядят. На пятачке были расположены здешние достопримечательности: маленький магазинчик с минимальным набором продуктов и большим ассортиментом крепких напитков, винная лавка, которую держал местный житель, продавая там продукцию со своих же виноградников, и обшарпанный ангар-дискотека.
Раньше гигантский ангар принадлежал какому-то чудиле, что устроил в помещении частную лётную школу, а когда он окончательно разорился и спился, помещение перекупил местный бонза — владелец рынка — один из тех, кто частенько посещал дом Серсеи. Он сделал в ангаре дискотеку, чем вызвал восторг у местной молодежи и большое негодование у приезжих отдыхающих, которые в своих домах на берегу совершенно не желали каждый вечер слушать долбеж танцевальной музыки, неизменно просачивающейся через хлипкие стены ненадежного сооружения. Возле ангара, завалившись на одно крыло памятником романтическому безумию, стоял древний кукурузник, весь исчерченный граффити, с выломанными дверями и продавленными кожаными сиденьями, на которых любили догоняться местные наркоманы. Одно шасси у кукурузника было отломано — то ли кто-то позаимствовал его, чтобы сделать тачку для перевозки мусора, то ли, может быть, оно было утеряно в те времена, когда кукурузник был еще небесным обитателем, а не ржавеющей грустной железякой.
Дискотека быстро приобрела статус «культурного центра» — там ошивались все, кому в ночи некуда было податься, там ты мог на халяву выпить и даже найти себе на вечер компанию: под стенами дискотеки вечно болталось с полдюжины шлюх неопределенного возраста. Внутрь их не пускали, но, учитывая теплый климат, в этом обычно и не возникало надобности — они обслуживали прямо у стен, в чахлых кустах жимолости или на приступке у мусорных баков. Если кому-то хотелось романтики, всегда существовала роскошь продавленных сидений самолета.
Одним летом — Пес помнил это хорошо, потому что именно тогда Серсея впервые вывезла свое семейство в эту усадьбу, и даже Роберт, помнится, пробыл тут какое-то время — дом по соседству с ними снял какой-то псих-скульптор. Скульптор загорелся идеей сделать из старого кукурузника инсталляцию в духе современности: продырявить, покрасить в кислотный цвет и начинить надувными куклами из магазина интимных развлечений. Он даже начал было вести переговоры с владельцем ангара. Выяснилось, что самолет принадлежал неизвестно кому — по сути, после смерти прежнего владельца-летчика, он перешел к его наследникам, но где были эти наследники и почему они не оприходовали бедный самолет, оставалось тайной. Местные жители и завсегдатаи дискотеки пришли в страшное волнение: дискотека носила неформальное, но гордое имя «Аэродром», а какой же будет аэродром, если забрать самолет, к тому же под такой похабный проект? По этому поводу возле винной лавки было проведено собрание, на котором народ торжественно решил, что предъявит хозяину дискотеки ультиматум: или он отказывает в продаже говнюку-скульптору, или вся братия завсегдатаев его заведения объявит бойкот и начнет ездить на развлечения в город, где на этом нагреют руки конкуренты.