— Я рада, что ты так решил. Это очень, очень хорошо. Если вы с ней договоритесь с самого начала — она будет тебе хорошей женой, я уверена. Может, она и глупа, но зато, по-моему, послушна и красива. И ты знаешь про ее активы.
— Знаю-знаю, надоело уже! Но она не так уж и послушна. Иногда она спорит со мной, говорит мне гадости. Но я ее быстро от этого отучу. И, наверное, ее можно слегка раскормить. И сделать ей большую грудь. А то это какое-то убожество.
— Не сомневаюсь, что, как только вы поженитесь, ей не захочется больше с тобой спорить. Касаемо груди — это мы обсудим. Санса еще растет, так же, как и ты. Думаю, стоит подождать, пока природа с ней не закончит.
— Я не желаю ждать! Это так скучно! А скоро нам надо жениться?
— Я хочу, чтобы вы поженились до того, как ты уедешь в колледж. Она закончит школу в столице, и поедет в тот же колледж, что и ты.
— А это обязательно — в один и тот же? Я не хочу, чтобы она торчала у меня перед носом и мешала мне развлекаться. Она такая зануда.
— Уверена, что обязательно. Вы будете ходить на разные занятия, посещать разные компании. Только жить будете вместе. Мы с отцом купим вам дом где-нибудь в кампусе, как только ты определишься с выбором колледжа. Не беспокойся обо всем этом, милый. Пока у тебя еще год школы — и куча времени, чтобы привыкнуть к мысли о том, что ты уже взрослый. Ты почти уже мужчина, пора начинать вести себя соответствующе.
— Что я и делаю, мама. Однако, хочется есть. Я пошел переодеваться.
— Ждем тебя внизу, без тебя не начнем, обещаю.
Серсея поспешила в столовую — проверить сервировку и цветы. Фрезии уже поставили в вазы. А что тут делает эта орхидея? Ох и дура же эта горничная! Гнать ее в шею!
В комнату вошла бледная Санса, оглаживая платье.
— Что случилось, дорогая? У тебя больной вид.
Джофф прав, худая, как вешалка. И эти рыжие космы, что торчат во все стороны… Зачем, ради всего святого, она отрезала себе волосы?
Серсея видела ее фотографию, что привез Роберт из своей очередной поездки к Старкам. Сунул ей ее под нос, словно гордился чем-то, жирный дурак! «Смотри, какой цветочек вырос у Неда в саду! В самый раз для Джоффа, а?» В кои-то веки Серсея была согласна с мужем. Да, красивая, милая девочка. А та часть активов, что причитается ей по воле отца (тот, как водилось у них в кругу, составил завещание заранее, на всякий случай — а у Серсеи и на севере были свои осведомители) делает малышку еще более привлекательной.
Хорошо, что Джоффри перестал сопротивляться этому союзу. Вообще, он сегодня в удивительно хорошем настроении, которое резко улучшилось после его поездки на теннисный корт. Когда он утром садился в машину, то ныл и брюзжал на тему горничной: что ее надо выкинуть вон без единой копейки прямо сейчас. Насчет горничной Серсея была согласна с сыном, но она никогда раньше не замечала, чтобы он так быстро забывал о том, что его раздражало. После возвращения из города он и словом не обмолвился о девчонке — и это при том, что она уже дважды попалась ему на глаза. Он только фыркнул, показывая на свою спортивную сумку: «Разбери это и выстирай!». Чудеса…
Санса, меж тем, мялась на пороге. Боги, когда эта девочка краснеет — а делает она это постоянно — то становится похожей на морковный взрыв.
— Так что же, дорогая? Может, ты сядешь?
— Я… мне стало нехорошо после врача. Да и сейчас неважно. Спасибо.
— Боги, детка, сядь уже где-нибудь! Я распоряжусь, чтобы тебе принесли куриного бульона из кухни.
Что за овца, честное слово! Из-за какого-то врача ее вывернуло. Никакой стойкости. Как же она потом рожать-то будет? А рожать она будет. Обязательно. Хотя бы одного — Джоффри нужен наследник.
Серсея раздраженно повела плечом.
— Садись, отдыхай. Тебе надо подкрепиться. Сейчас принесут бульон.
Серсея ушла, а Санса села на маленький диванчик у окна. Голова еще кружилась, желудок то и дело сводило спазмами. Впрочем, мысль о бульоне Сансу не расстроила. И зачем она столько съела за завтраком? Санса всегда ненавидела врачей (в кабинет врача, на ежегодный осмотр, ее, обычно послушную, — такие шутки были свойственны, скорее, Арье) папа с мамой затаскивали вдвоем, а вся амбулатория звенела от отчаянных детских криков.
С годами она перестала плакать, но организм реагировал по-своему, и это было совершенно вне ее контроля. Уже третий раз — с того момента, как ей начали делать полный женский осмотр — после того, как похолодевшая от страха и смущения Санса слезала с койки, ее неизменно выворачивало. В этот раз она хоть успела добежать до ванной.
Серсея вернулась с чашкой бульона — горничная была занята раскладыванием блюд по сервировочным тарелкам и блюдцам.
— Вот твой бульон, голубка. И потом можешь отдохнуть в моей спальне, если хочешь…
— Большое спасибо, тетя. Мне уже лучше. Я, пожалуй, лучше пройдусь после обеда, а то голова болит.
— Как скажешь. Я бы, на твоем месте, поспала. Или ты хочешь, чтобы тебя отвезли в гостиницу? Кстати, насчет гостиницы — я уже сказала это Клигану. С понедельника, когда уедет Бейлиш, ты переедешь к нам — это не обсуждается. Пока же поживешь в гостинице под присмотром. Я уже распорядилась насчет номера. Ты переедешь в двойной люкс, и во второй комнате при тебе будет дежурить наш Пес. Так тебе будет спокойнее.
— Нет, тетя, пожалуйста, не надо!
Боги, нет, нет — еще и это! — что за извращенное наказание валилось на их несчастные головы? За что?
— Боги, детка, ты все еще боишься Пса? Уверяю тебя, он совершенно не опасен. Воспринимай его, как вещь. Уродливую, но полезную. Вот и доктор сказал, что у тебя нервы, как струны, и что присутствие взрослого тебе сейчас необходимо. Так что это решено. Если он будет надоедать, или, к примеру, пить по вечерам, можешь звонить мне, я приму меры. Однако, пей свой бульон, а то он совсем остыл… Пойду проверю, что там Джофф…
Санса отставила свою кружку на мраморный столик и зарыдала, облокотившись на белую спинку дивана. Почему все так сложно? Так горько? Почему никто ничего не понимает? Самое неловкое и страшное, что могла себе представить Санса, была еще одна такая ночь. А тут — до понедельника! Это пять ночей! Пять, седьмое пекло!!! Что же им теперь придумать — чтобы выдержать этот кошмар?
С другой стороны — она сама виновата со своими фобиями. Держала бы рот на замке, авось, и обошлось бы. И Сандор тоже хорош - ну, к чему понадобилось выкладывать все это тетке? А теперь — на тебе! — сама будет мучиться, и его, не Пса — Сандора — тоже мучить… Ему, пожалуй, будет еще хуже, чем ей. Хотя Санса с трудом представляла, куда еще может быть хуже.
Рядом кто-то сел.
— Что случилось, дитя? О чем ты так горько плачешь?
— Извините, сэр. То есть, Петир, я все время забываю… Очень болит голова…
— Сочувствую тебе. Но не позволяй плоти брать над собой верх. Ты командуешь ей, а не она — тобой. Помни это всегда. У меня никогда не болит голова — я ей просто этого не разрешаю…
— А как у вас это получается?
— Практика, дорогая моя, практика. И еще здоровый организм. К врачам я тоже не хожу. Ненавижу врачей. Ненавижу, когда они ко мне прикасается своими вечно холодными руками, пока я лежу и не имею никакого контроля над тем, что происходит. Контроль — это все, дорогая. Кто держит в руках ситуацию — и себя самого, естественно, — не может проиграть. Да, а еще у врачей в кабинете так мерзко пахнет! От тебя тоже сейчас тот же аромат — после визита доктора. Хотя, платье у тебя — что-то выдающееся. Ты даже не принцесса — ты королева. Даже с заплаканными глазами.
— Спасибо, Петир. Я уже затаскала это платье — то слезы, то… А про врачебный запах я с вами согласна. До сих пор горло сводит. Кстати, сэр…
— Петир, моя прелесть.
— Да, простите. От вас всегда такой необычный аромат, я все не могу понять, что это. Что-то очень знакомое…
— Это мята. Мой любимый запах.
За обедом Джоффри был до неприличия весел и возбужден. Он накладывал матери еду, которой она не просила. Наливал Мирцелле сок в бокал — Мирцелла бросала на него испуганный взгляд и вжималась в стул. Он даже взлохматил младшему брату волосы и поправил ему съехавшую на бок салфетку — Томмен вечно заляпывал едой одежду. Санса, уткнувшись в свою чашку с остывшим уже бульоном, уныло грызла сухарик и настороженно смотрела на троюродного брата, искрящегося весельем, словно он все утро провел за любимыми занятиями, топя котят в ведре и обрывая живым бабочкам крылья. Чем он, собственно, занимался в городе?
Бейлиш, лукаво улыбаясь, смотрел на Джоффа из своего угла. Сандора за столом не было. На его месте сидел узколицый, с совершенно белыми волосами и бровями охранник Бейлиша. Когда он смотрел на тебя в фас, казалось, что его невыразительное лицо состоит из склеенных неровной линией, небрежно сведенных вместе профилей.
— Мама, а где Сандор? — словно поймав ее мысли, пропищал Томмен.
После того, как Клиган научил его стрелять из лука, мальчик испытывал к охраннику искреннее восхищение, порой переходящее в преклонение. На Томмена вечно не обращали внимания — вся любовь матери доставалась первенцу, а дядя Роберт вообще не замечал сыновей: когда он гостил у них дома, он рассказывал только про успехи и красоту Мирцеллы.
— Пес? На что он тебе? Я услала его в кухню, поест с прислугой, где ему и место. А то он что-то совсем распустился. Возомнил себя членом семьи. Его физиономия портит мне аппетит.
— Мама, так нечестно! Он всегда ел с нами.
— Томмен, не позорь меня! Ты видишь, у нас гости! Для прислуги нет места за столом.
— Мне нет дела до гостей! Сандор — не прислуга, мам. Он нас охраняет. И он научил меня стрелять из лука…
— Томмен, я полагаю, что ты доешь свой обед в детской. Эй, милочка, проводи Томмена в детскую и скажи няне, что он наказан.
— Хорошо, мэм. Пойдемте, сэр.
— Я не хочу, мама! Я пойду есть на кухню, к Сандору… Мама, что я сделал? Почему ты всегда на меня злишься?
Горничная увела сопротивляющегося Томмена. У Сансы на глаза навернулись слезы, и она вспомнила утреннюю сцену в буфете. Почему женщины так хотят стать матерями — а потом так тяготятся наличием детей? Их мать никогда так с ними не разговаривала, даже с непокорной, упрямой Арьей…
Есть ей совсем расхотелось. Она отставила свой ледяной бульон и коротко попросила разрешения выйти из-за стола. Серсея, разговаривающая с одним из людей Бейлиша о какой-то художественной выставке, не глядя на нее, кивнула. Джофф, напротив, запротестовал.
— Нет, куда же ты, сестренка? Я еще не спросил тебя про теннис. Ты умеешь играть?
— Да, умею. Я два года занималась в секции. Даже выиграла один турнир.
— Вот как, — Джоффри надулся — Здесь, на этой площадке, измененные правила. Ты бы могла поехать со мной в следующий раз. Что вы думаете, Бейлиш?
— Боюсь, что не разделяю вашего энтузиазма, юноша. Санса только что получила серьезную травму. Ей не стоит напрягаться, и врач, как я понимаю, сказал то же самое. Подождите с месяцок.
— Но она же уедет домой в конце лета!
— Ну хоть дождитесь ее дня рождения. Я так понимаю, юная леди, ваш день рождения будет через неделю? За мной — подарок! А вы могли бы подарить вашей сестре новую теннисную ракетку, Джоффри.
— Хорошая мысль, Бейлиш. Я обдумаю ее. Спасибо за совет.
— Всегда пожалуйста, юноша. Я к вашим услугам.
Санса выскользнула из-за стола, решительно не понимая, что они обсуждают. Казалось бы, совершенно невинная тема спорта вдруг начала казаться чем-то запретным, почти неприличным. Как же она устала!
Санса, подбирая подол платья, пробралась через заросли можжевельника на мокрый пляж. Идти по дорожке было лень. Она села на камень, наполовину обросший снизу зелеными пахучими водорослями и волнистыми шапочками ракушек. Скинула надоевшие туфли, опустила натертые жесткими кожаными краями туфель ноги в прохладную воду. Дождь давно перестал, парило чуть меньше, и порой в воздухе чувствовался намек на прохладный ветерок, который принес на неприютный сейчас пляж горький привкус осеннего костра, что жгли где-то далеко, и опавших листьев. Море отливало перламутром, а небо странного бело-желтого цвета было до горизонта затянуто сине-фиолетовыми длинными облаками.
— Ну, и что мы будем теперь делать, Пташка, а?
Санса обернулась. Клиган черным призраком возник на том же месте, где в прошлый раз она заметила его, вылезая из воды. Лицо его казалось странно беспристрастным, но в серых глазах Санса прочла то же, что ощущала сама — безысходную тоску и отчаяние человека, попавшего по своей же глупости в западню, из которой не было выхода.
— А что нам еще остается? Жить дальше.
— Отличное предложение, седьмое распроклятое пекло! Пить в твоем присутствии мне не разрешили. Курить — только на улице. Я, знаешь ли, тоже не железный. И не могу не спать пять ночей подряд. Я уже и так подыхаю от усталости.
— Простите.
— Опять ты мне выкаешь? И как тебе не надоест?
— Прости. Не буду.
— Вот и славно! Давай так. Заключим сделку. Станем ну, друзьями, что ли. У тебя же есть старший брат, верно? Ну, представь себе, что говоришь с ним. И никаких физических контактов. Никаких провокаций. Я, со своей стороны, постараюсь держать себя в руках. Меньше тебя обкуривать. Пить я, конечно, буду все равно, но не так нарочито, и уменьшу дозу. А ты будешь вести себя прилично, как хорошая маленькая девочка.
— Я не маленькая девочка.
— Я знаю, седьмое пекло! Это будет как игра.
— Я думала, что вам не нравятся игры. Что вы предпочитаете правду.
— Опять ты выкаешь? Да, я не люблю игр, не люблю притворства. Но сейчас, в этой ситуации… Считай, что я изменил мнение.
— А что мы будем делать? Ну, когда не будем… спать…
— А что бы ты делала со своим братом?
— Мы всегда разговаривали.
— О чем?
— Да обо всем на свете! О наших общих воспоминаниях — он помнит вещи иначе, чем я. Я помню картинки, а он — факты, названия, имена…
— Да, общих воспоминаний у нас с тобой нет, тут ничего не поделаешь. А те, что есть, лучше не вытаскивать, для общего же блага.
— Ну, всегда можно что-нибудь придумывать… Иногда мы с братом говорили о том, что хотим делать, когда станем взрослыми. Куда поедем, чем бы там можно было заняться… Сравнивали вещи, что нам нравятся: музыку, книги, места…
— Я в этом ничего не понимаю, но готов попробовать. Если ты мне поможешь начать.
— Очень хорошо. Я согласна.
— Значит, по рукам.
Он подошел к ней, протянул свою огромную ладонь. Ее рука, прохладная от сырого камня, была почти в два раза меньше. Они пожали руки, и оба одновременно вздрогнули от прикосновения.
Сандор вскинул здоровую бровь.
— Так, все. Больше никаких контактов. Только разговоры.
— Только разговоры, да. Обещаю. Отвези меня обратно, в гостиницу. Я устала.
— Не знаю, надо спросить у Серсеи. Отпустит ли?
— Спроси.
Сандор развернулся, оставляя на влажном песке четкие следы, и ушел на террасу, где, судя по звукам беседы, сидели Серсея и Петир Бейлиш. На Сансу пахнуло уже знакомым ароматом вишневых самокруток. Все же, приятный запах.
Она слышала, как Сандор задает Серсее короткие вопросы. Ее ехидный смех: «Что, уже хочешь утащить свою добычу в нору, Пес? Торжествуй — можешь таращиться на нее всю ночь напролет. Только глазами дырку в ней не прожги, а то станет таким же чудищем, как и ты». Зачем она так? Это звучало так… так жестоко! Так отвратительно пошло! Санса поморщилась от боли — внутри было так, словно ей заехали по самому больному месту, шлепнули жесткой ладонью по поврежденному боку… Ей захотелось перенестись отсюда за тысячу миль. И забрать его с собой. В какое-нибудь такое место, где их наконец оставят в покое.
С террасы раздался веселый смех, и голос Серсеи прокричал:
— Мешок с бельем своей принцессе не забудь, рыцарь! Машину можешь мою взять. Как отвезешь Сансу в номера, поезжай на мойку и вымой машину, коль скоро увиливаешь от работы. С утра пригонишь ее к восьми — я еду в город. И возьми на столе моего кабинета лекарства для девчонки — таблетки два раза в день, с утра и вечером, перед сном. Еще мазь. Будь хорошей сиделкой и напоминай ей о приеме лекарства. И не забудь о колыбельной. Чтобы уж она точно мучилась кошмарами всю ночь! Удачно вам провести время!
Санса сползла с камня, взяла в руки туфли. Она было решила забежать на террасу, поблагодарить тетку за врача, но вдруг поняла, что ей этого совсем не хочется. Особенно в связи с тем, что она только что услышала. Она осознала, что то, что для них с Сандором было невыносимо тяжело — все это завуалированное болезненное притяжение-отталкивание — для давно заметившей все Серсеи было лишь веселым действом, развлекухой, экспериментом с неизвестной пока концовкой. И идея поселить их в один номер — еще одна фаза этого эксперимента. Как посадить жуков в банку. Одно Сансе было непонятно — для чего это вообще было Серсее нужно? В отличие от Джоффри, Серсея ничего не делала просто так — любая ее жестокость несла в себе скрытый смысл, вела к конкретной цели. Что же это было сейчас? В какой игре Санса была лишь разменной фигурой? Ни на один из этих вопросов ответа она не находила.