Мэтт это тоже помнил. Но тот период растворился в годах взрослой жизни вместе с гормонами и нелепым знанием каждого молодого человека – в будущем его ждёт что-то невероятное.
– Их двое. Они дружили, и мой прекрасный мальчик буквально вытеснил собой своего друга, чтобы мы потом…
– Ха, – Кирк хмыкнул.
– Чувствуешь родственную душу? – рассмеялся Мэттью, покручивая в руке только что скрученный косяк. Когда он был пьян, он вдавался в конструктивный анализ всего, даже того, чего не понимал и понять не мог. Пытался подчинить всё своей логике, а после смотрел на косяк и думал до тех пор, пока Том не вырывал его из рук и фыркал:
– О чём ты ещё раздумываешь, братишка?
– А та немка так и не поддалась твоим чарам, да?
– Ой, заткнись, – Том пихнул Мэтта коленом в бедро. – Ты уже научил меня пик-ап лайнам. Я всё время ведусь на это.
Мэтт вспомнил, как Кирк облажался перед девушкой, когда они оба были ещё на первом курсе, просто потому, что выучил по-французски слова, которые написал ему на бумажку Мэтт. Это повторялось не раз, потому что Мэттью Беллами был предельно серьёзен, когда давал советы, и не шутил с вещами, которые любил больше всего на свете. Зато приятным сюрпризом было всё-таки то, что советы оказывались действенными - только не в пользу того, кто их просил.
Метнувшись в спальню, Мэтт закрыл там кота, надеясь, что ничего с ним не случится за то время, пока они будут под кайфом, и на всякий случай даже запер дверь на замок, чтобы не иметь возможности её открыть.
Они развлекали друг друга видениями - так они это называли – пытались наврать какую-нибудь сцену друг другу и так её описать, чтобы несуществующее увидел и товарищ по косяку. Конечно, после прихода уже не было никаких рассказов, нужно было только дождаться его и не вырубиться, так как оба они устали не только на работе, но и в целом, от однообразия жизни (вряд ли это настолько сильно относилось к Кирку).
С утра Мэттью чувствовал себя лучше некуда. Только разлепив на полу глаза, он вскочил и побежал в душ, избавляться от любых неприятных запахов, после – за водой, а затем и проверить кота. Тот уже хныкал, заставляя поторопиться – нельзя было так долго держать его без еды. Мэттью недовольно размышлял о том, как он будет справляться с кормлением, если иной день мог пробыть в университете больше восьми часов.
Он и вовсе не чувствовал себя мистером Беллами и возвращать это амплуа не хотел. Давно он не отдыхал больше, чем когда закидывал ноги на спящего на полу под столиком Кирка, у которого будет болеть всё, когда он проснётся. Но Мэттью даже и не подумал принести ему плед или хотя бы подушку. Мстительно усмехнулся и сел пить чай.
А Кирк проснулся с обиженным:
– И этому мудаку я привёз подарки.
Кому как не Кирку было знать, как сильно Мэттью любил подарки. Как сильно Мэттью любил любую халяву и на её запах мог тащиться сколько угодно, с условием, что от него потребуются минимальные усилия. К тому же, Томас давно уже знал, что нужно его лучшему другу, так что иных неприятностей (кроме чёртова кота) не ожидалось.
– Чайная шкатулка? – спросил Мэтт, оглаживая красивую резную поверхность вещицы.
– Сюрприз внутри, – хмыкнул Том и отхлебнул своего кофе, который Мэттью сделал, пока он копался в багажнике и курил.
– Матерь божья, – Мэтт поборол желание прижать ладонь к губам. В «чайной шкатулке» в наивысшем порядке располагались разномастные травы, которыми стоило скорее набивать трубку, чем заваривать их кипятком.
Он кинул взгляд на довольно пыхтящего своей сигаретой Кирка. Своё неодобрение он сдержал – нужно было что-то менять. Пусиандра уже нет. Есть только Том и его нелепые идеи насчёт того, как улучшить жизнь Мэттью (кот входил в число этих идей).
– А теперь, – он опустил руку в свою дорожную сумку, – ка-та-лог!
Пришлось постараться, чтобы сдержать довольное «о, да». Мэттью питал нездоровую любовь к парфюму, как и сам Томас.
– Смотри, – он склонился над столиком, тут же приобретая эту деятельную жилку коммерсанта. – Вот это – новая ко…
– Десять? Десять фунтов? – возмутился Мэтт. – Можешь закрывать.
– Пачка сигарет столько стоит, дурень, – фыркнул Томас. – Кстати! – он ткнул пальцем в полоток. – У меня ещё много подарков для тебя. Так что скидка на дружбу ограничится двадцатью…
– Тридцатью.
– Тридцатью, – недовольно согласился Том, – процентами.
Он принялся описывать коллекции парфюмерии, и Мэтт с удовольствием наблюдал за ним в эти моменты – Кирк был совсем помешанный на своём деле, предприимчивый и красноречивый.
– Итак, по гардеробу? – Мэттью согласно кивнул. – Раз уж твоя жизнь проявила задатки личных отношений, – подушка под рукой так и просилась в полёт, – я буду давать больше советов, чем обычно.
Тоже мне Ловелас.
С утренним ароматом разобраться было легко. Мэттью бодрили свежие запахи, мягкие, спокойные и непритязательные, которые оставались лёгким чувственным воспоминанием даже после плотного запаха кофе.
– А вот это сделала наша старая знакомая немка, – Кирк улыбнулся. – Мисс Глюмвиц вдохновлялась Мэнсоном, так что вот вам, – он протянул пробник, – “You’re So Vain”.
Мэттью фыркнул, нюхая крышечку, но не от резкого, крепкого, томного аромата. Он был чересчур сладким, но не менее деловым. Что-то в этой резкости особенно его зацепило.
– Да уж, – Мэтт потёр нос, – пахнет человеком, который работает как минимум палачом.
– Альтернативный аромат, да? – Кирк улыбнулся, сам проводя кисточкой по правому запястью Мэттью. – Ещё будем пробовать?
– Нет, с деловыми покончили, – ещё три штуки украсили своими нотками различные места на руках Мэтта.
Ему, на самом деле, очень нравилась серия «Бледного Императора», но он был согласен – нужны перемены. После вечернего настал ночной.
– “Nightcall”.
– Не нравится.
– Да ладно, мажься немедленно, – Кирк схватил его руку и помазал сгиб локтя. – Послевкусие всегда отличается, ты же знаешь.
– А вот это? – его заинтересовал флакон.
– “Dorian”. Как там… – Кирк глянул в буклет, за описанием. – Аромат соблазна. Нравится?
Что-то в нём будоражило особенно, вызывало теснение в груди и рваный вздох.
– Очень.
Кирк улыбнулся, и Мэтт улыбнулся в ответ.
– Гуляй, когда понюхаешь и определишься, скажешь.
После этого Том выложил коллекцию алкоголя, которую собирался оставить на растерзание, а после – красивый свёрток.
– Ты так любишь все эти, – Мэтт дёрнул шелестящую бумагу, – обёртки.
– Выглядит здорово, а? Это табак, – он начал объяснять, будто обращаясь к пещерному человеку, но это Мэтта только веселило, – потому что никто уже не тратит столько денег на сигареты.
– Я курю Винстон уже десять лет. Ты правда собираешься…
– А ты попробуй.
Кирк закрутил пару косяков, они пахли зеленью и мятой. Тонкие сигаретки в количестве трёх легли на стол. С недоверием раскурив одну – они и правда курились как самый обычный косяк, – Мэттью был приятно удивлён.
– Самокрутки – тема, – заключил Кирк. – А теперь я хочу жрать.
Мэттью вздохнул и кинул взгляд на уставившегося из угла дивана кота: он глядел своими большими глазами, будто ожидая чего-то. Подхватив его на руки, Мэтт затушил окурок в пепельнице и поднялся.
Том ещё о чём-то рассказывал, и Мэттью слушал, слушал. Он правда был рад приезду друга – Кирк всегда развевал его тоску, – но всё-таки не мог избавиться от гадкого ощущения новизны. Ему оно было совсем не по вкусу. Мэтт принялся за приготовление ужина, а из колонок медленно крался в уши нежный женский вокал.
Насколько же я отвык от всего, кроме него.
Кирк бы только головой покачал, если бы слышал его мысли. В своих мыслях Мэтт Беллами в очередной раз признавался в любви другому человеку, чьё имя тоже начиналось с буквы D, к счастью или сожалению.
– Красивые песни, – Том кормил кота из шприца, и Мэтту было так приятно смотреть, как кот отпихивает его своими маленькими лапками. Совсем мелкий, но уже настырный. Но в горле пуловера Мэттью он сидел как влитой, только мурлыкал и обсасывал майку.
– Доминик оставил свою флэшку с музыкой, – Мэтт едва слышно вздохнул. Он не хотел думать ни о чём. Он не хотел, чтобы какой-то там Доминик существовал.
– Ты часто думаешь о нём.
Мэтт выдул глубокий вдох через нос, и лучшего ответа от него никто и не ждал.
– Я хотел с ним познакомиться, мог бы и подождать, – пошутил Том, смягчив тон, – прежде чем выставлять за дверь. Я уверен, парень не виноват.
– Он такой же, каким был ты в двадцать, – хмыкнул Мэтт без намёка на веселье.
– И посмотри, – Кирк с широкой улыбкой завернул кота в полотенце, чтоб не вздумал выбраться, и повесился на Мэттью со спины. – Если бы мы не росли вместе, я бы бесил тебя ничуть не меньше, чем он.
– Справедливо, – несмотря на попытки съёжиться и показать отторжение издевательским объятьям, что-то всё же встало на своё место и повернулось.
– Если захочет вернуться – пусть возвращается. Но не забывай поглядывать по сторонам, – Мэтта похлопали по спине, и этот преувеличенно дружеский жест заставил его сморщить нос.
– Я всё ещё не сексуально активен. Или как угодно ещё активен.
– Мэтт, ты же ёбаный Ловелас!
– Это ты ёбаный Ловелас!
– Нет, ты!
Они посмотрели друг на друга как можно более грозно, а после рассмеялись.
– Ладно, давай ужинать. Решу и без тебя, что мне делать.
– Капитан Самодостаточность, всем на дно!
– Заткнись.
– А то что?
– Кирк, ты меня…
А дальше последовали слова, которые в приличном обществе люди не употребляют.
Куда более странными были события последующего утра воскресенья. Они выбрались в Эксетер, чтобы прогуляться по парочке торговых центров, и в отделе электроники у Кирка заблестели глаза, как у малолетки. Беллами тут же почуял неладное и попытался отвлечь его, но все препирания закончились тем, что Кирк довольно выплывал из здания с пакетом, в котором покоилась коробка с Xbox последней версии.
И дело было не столько в том, что Кирк раскидывался деньгами, сколько в том факте, что когда без лишних прощаний Том уехал на своей новенькой BMW, у Мэттью дома был кот, пять бутылок алкоголя, полный набор травки, табак, бумажки для самокруток и видеоприставка. Он возился с котом большую часть ночи – тот хоть убей не хотел спать один в своём полотенце, а Мэтт боялся его раздавить ненароком, ведь он обычно спал на животе.
Кот заявлял о своих правах на удивление громко – молоко явно шло ему на пользу, его «голос» окреп, а лапы чуть что беззащитными мазками цепляли вязаный пуловер, оставляя затяжки.
Покрутившись у окна с этим недоразумением на руках, Мэттью опустил на него горестный взгляд – оказавшись там, где хотело, существо довольно обсасывало его рукав и мурлыкало. Мэттью смирился с данностью, а затем кинул взгляд на чёрную коробку. Мудрить не пришлось – Кирк уже опробовал всё, что мог, оставил свой аккаунт в Стиме открытым и – как обычно – свалил.
Всю жизнь подозревая, что он что-то сделал специально, Мэттью так и не мог до конца разобраться, нужно ли это ему. Он сел перед вытянутым на свет божий старым телевизором, который, благо, принимал цифровой сигнал, и щёлкнул первый попавшийся слот.
Никто бы не поверил мистеру Беллами, если бы он сказал, что провёл всю ночь в позе лотоса с котом в горловине пуловера и джойстиком в руках. Он глядел в экран телефона осоловелыми глазами с недоумением – четыре утра, но небо не показывало признаков просветления.
– Ладно, ещё одна локация, – кот уже проснулся, но ничего не требовал, и даже перестал слюнявить Мэттью, поэтому он повёл своего ассасина вдоль моста, подумывая о покупке плазмы.
Через пару часов сна глаза готовы были просто вывалиться из глазниц. С тоской глянув на джойстик, лежащий на диване, и на полотенце, в котором спал кот, мистер Беллами попытался оставаться в себе. Том всегда нарушал его распорядки. Может, поэтому на то время жизнь Мэттью не была похожа на болото?
В конце концов, может, Кирк был прав. Ему нужно было срочно почувствовать себя собой. Не тем, кого он пытался из себя сделать, а именно тем, кем он был. Он был обязательным, он был правильным, но всегда мог себе позволить что-то не поддающееся логике, чтобы потом мастерски выкрутиться из любой ситуации благодаря перспективному уму. Мистер Беллами вспоминал о Мэтте, которого похоронил за десятью дверями, оглядывался на него, и ему совсем не хотелось вылезать из тёплого салона навстречу студентам и бумажкам второкурсников.
Он помнил, что у него ещё стояла консультация по оформлению документации, хотя своим он всё рассказывал подробно, ещё тогда, когда Эдвард живо убегал от его взглядов и просьб написать что-то на доске. И всего-то.
Мистер Беллами вошёл в аудиторию, в которой оказалось на удивление много студентов, и поначалу неладного не почуял.
Он снова начал повторять, что, где, каким шрифтом, после перешёл к содержанию, пару раз запнулся, чего обычно с ним никогда не случалось, и этим вызвал несколько пару недоумённых взглядов. А после заметил его.
Доминик Ховард сидел на предпоследнем ряду, и по его лицу невозможно было ничего прочесть. Вот только мистер Беллами тут же сбился со своей речи, но поспешил подобрать своё же слово и протянуть нить рассуждений дальше. Сердце ёкнуло, скрипнуло, подпрыгнуло и сделало ещё много всего, пока Доминик не сводил с него своих графитовых глаз. Это был не такой взгляд, как когда они ругались после инцидента в клубе. Это был взгляд пустого рассуждения, какого-то «плаванья», настоящей прострации. Мистер Беллами думал о том, как выглядел он сам, пока раздавал пару образцов по рядам.
После ночи, проведённой в Assassin’s Creed? Наверняка, как самый настоящий убийца. Мэттью подумал, что наверное нужно взять ещё итальянский, но тогда он к нему интереса не проявлял, хотя может и стоило бы.
– Вопросы?
Рассказав, какого числа и во сколько приносить документы, мистер Беллами присел на первый стол ряда.
– Я вообще не знаю, что здесь делает магистратура. Вам ещё целый месяц мучить, то есть учить.