Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
========== Акт Первый. О ситуации ==========
– Келли! Келли, стой, – Доминик, наконец, нагнал подругу на выходе из главного корпуса. – Дай сигарету. Я тебя потерял.
– Привет, – Крис вынырнул из-за угла, улыбаясь так, будто выиграл в воскресную лотерею как минимум пару домов. При последовавших поцелуях этих двоих Ховард сморщил нос, отворачиваясь и подкуривая предложенный ментол.
– Хов, ты собираешься сдавать фонетику или как? Говорят, после Майоминг, которая, кстати, уматывает к чертям отсюда, наш экзаменатор будет читать зарубежку. Или культурологию. Или подобную хреноту. – Келли тоже закурила, подхватывая Криса под руку.
Доминик вздохнул.
– Говорят, Беллами жуткий человек.
– Мистер Твидовый Пиджак? А, – Келли вздохнула и продолжила: – Скорее, весьма принципиальный. Помню, сидели у него на зарубежке с пятьсот пятой Б, поставил Лейсли зачтено только потому, что ему понравилась её подвеска с совой, представь себе. Всё какие-то преподские трюки, одному ему известные.
Крис на это только усмехнулся. На самом деле эти двое были, пожалуй, единственными, кто общался с преподавателем чаще необходимого.
– А у тебя он тоже что-то читал? – спросил Ховард, оторвав взгляд от шершавой кладки под ногами, ведущей прочь от колледжа, где обучали исключительно на преподавателей.
– О, да, – Крис беспардонно расхохотался, Келли вместе с ним.
– Уолстенхолм, ты чудовище, расскажи мне, пока я не заразился вашими дурацкими шутками-прибаутками.
– Да он у нас практику вёл. Препод он шикарный, дети его с открытыми ртами слушали. Но со сдачей документации дрючил на славу.
– Какая прелесть, – Доминик натянул издевательскую улыбку – подобные описания не вселяли в него абсолютно никакого энтузиазма.
– Ваша Краулиц в этом плане куда лояльнее, не прибедняйся, – Крис взял протянутую ему сигарету.
– Фу, – девушка сплюнула. – Зачем я курила эту гадость.
Поджав губы, Ховард философски заметил:
– Я уже предлагал тебе пожертвовать пачку некоему бедному, не сдавшему фонетику, студенту.
Она заразительно рассмеялась.
– Надо было сдавать, крендель ты. Золушка несчастная.
– Зато узнал половину отделения культуры и коммуникаций, пока стрелял сигареты.
Келли фыркнула, и они продолжили шагать по зелёной зоне отдыха. Бытность в университете Плимута, к которому примыкали корпуса, именуемые чаще колледжами по традиции, была непримечательна, зато везде и всюду сновали курящие интеллектуалы. Доминик и сам не понимал, как у него получилось упустить единственный постоянный достаток, который у него оставался. Из-за недосдачи его не пустили работать, а это уже казалось до крайности несправедливым.
Школа обожала Доминика Ховарда, двадцатидвухлетнего, приветливого и стильного, из наушников которого всегда раздавалось нечто модное, когда он был в хорошем настроении, а преподавательский коллектив оказался без ума спустя пару недель. У них и не было другого выбора. Среди всей мишуры с устройством на работу выделялась одна значительная выгода: к экзаменам по профилирующим он совсем не готовился, оперируя практикумом, которого у него было предостаточно.
Если бы кто-то спросил у Доминика Ховарда, думал ли он, что когда-нибудь станет учителем, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Он и сам у себя спрашивал, за каким чёртом он оказался в этом носящем гордое название учреждении высшего образования, но официантом быть все свои лучшие годы точно не собирался.
– Вспомни солнышко… – пробормотал Уолстенхолм. Эта шутка стала весьма распространённой в последнее время из-за череды нелепых совпадений.
Навстречу мерно шагал мистер Беллами собственной персоной, поправляя очки в тонкой оправе на носу. Сегодня на нём был тёмно-фиолетовый пиджак, слава небесам. Сам Доминик внимательно окинул его взглядом. По тому, как Беллами, в свою очередь, оглядел троицу, Ховард понял, что сейчас что-то будет.
– Мистер Уолстенхолм, – раздался хрипловатый голос с ноткой вежливого любопытства, но горло прочищать преподаватель не спешил, не стесняясь своего пристрастия к курению.
Ховард нервно кашлянул.
– Чёрт, он нас тормознул, – Келли заметила очевидное одними губами, затем натянуто улыбнулась.
– Мистер Беллами, – произнесла хором парочка, оба робели, как те самые школьники, которых частенько приходилось гонять за курение на территории школы. Улыбка Келли из натянутой перешла в разряд искренне смущённой.
– Кристофер, я жду ваш отчёт о воспитательной работе уже месяц, – он снова поправил очки, Доминик невольно проследил действие взглядом. Секундное молчание разорвал рингтон Ховарда, начинавшийся с забористой бас-партии.
– Извините, – он отвернулся и отошёл подальше, чувствуя немалое облегчение.
Он не сильно переживал о том, что говорила ему очередная влюблённая первокурсница, и вообще удивлялся, откуда только они брали его номер (наверняка, проделки Эдварда), но до него всё же долетал разговор Беллами и неразлучной парочки.
– Да-да, мистер Беллами, вы же знаете Криса, у него дырявая голова, – вещала Келли, всегда готовая прийти на помощь, чему Доминик лишь усмехнулся.
– Это значит «да»? – с надеждой спросили у него из трубки, и он чертыхнулся про себя.
– Это значит «не сегодня», – отрезал он, ни секунды не жалея девушку на другом конце линии. – Меня стопорнули, пока.
Он сбросил звонок, выключая звук на всякий случай.
– Он обязан быть во вторник на моём столе. Я очень на вас надеюсь, юная леди, – преподаватель смерил Келли взглядом.
– Так, стоп, отчёт всё-таки не мне писать, а ему, – она рассмеялась, невольно заразив и мистера Беллами, который улыбнулся. Хотя сложно было назвать эти незначительные перемены в его лице улыбкой: приподнятый уголок губ и крошечное изменение в положении бровей. Доминику контраст казался очевидным – Беллами будто пронзал ледяным взглядом всё остальное время нахождения рядом.
– Вы, кажется, всегда неразлучны, поэтому спрашивать буду с обоих. Я наслышан о ваших похождениях от мисс Майоминг, – на скулы Криса пробрался лёгкий румянец, а Келли хихикнула в ладонь. – Можете идти.
Преподская привычка, фыркнул Доминик, уже собираясь последовать за парочкой, но тут же его и остановили спокойным:
– Доминик Ховард?
Этот же «преподский» тон заставил его расправить плечи совсем неосознанно.
– Мисс Майоминг покидает наше славное заведение, как вы и сами знаете, я думаю. – При этих словах Доминик обернулся, заинтересованный в продолжении реплики. – Она рекомендует вас, как способного, обаятельного студента.
Ховард едва удержался от того, чтобы изогнуть в удивлении брови.
– Неужели.
– Если вы не против, зайдите к ней за документами, я подпишу.
– Вы… берёте кураторство надо мной? – поперхнулся Доминик. Оно мне вообще нужно?
– Если вы не против, – ещё раз повторил Беллами, расставив эмфатические тона во фразе исключительно правильно, так, как это умели и могли преподаватели по фонетике, дабы показать своё превосходство (лишний раз никому не помешало бы).
– Я зайду к мисс Майоминг.
– Срок до среды. Потом вас перераспределят к кому-нибудь, без права на выбор, – Беллами вздёрнул одну бровь, Доминик сглотнул, откровенно недоумевая. Неужели не могли оставить студента магистратуры без присмотра на оставшийся срок обучения? Он чувствовал себя невероятно странно, а взгляд у преподавателя был и правда пронзительный. – Прошу, приходите на пробную консультацию в среду. Расписание на стенде, выберете время, удобное для вас.
– Спасибо. Можно идти?
– Идите, – мистер Беллами вдруг хмыкнул, поправляя висящий на сгибе локтя зонт-трость.
Доминик нервно кивнул, сохраняя безразличное выражение лица, и направился на остановку. Размеренные шаги помогали прокрутить в голове наплыв информации и рассортировать ее хотя бы для временного спокойствия.
Ещё пару дней назад он сильно волновался, раздумывая о том, к кому же его распределят, ведь на миссис Краулиц, очаровательнейшую из всех самых сумасшедших в своём огромном преподавательском опыте даму пятидесяти лет, его красивые глаза и нон галантные жесты не возымели бы полноценного эффекта. Кто был Доминик Ховард, чтобы напрягаться по такому поводу? И вот, мисс Майоминг собственнолично отдавала его прямо в руки самому странному преподавателю во всём этом чёртовом колледже и даже университете, с позволения сказать, взгляд которого так и говорил яснее всяких слов: «ты скорее переплывёшь Ла-Манш, чем сдашь у меня методику». Он был строгим и одновременно с этим дико стильным в своем спокойствии. Он мог надеть что-то нелепое с чем-то ещё более нелепым, и выглядеть в этом бескомпромиссным мистером Беллами, тем, которого он видел в деканате, в столовой, в лабораторке с чашкой чая.
А ещё поговаривали, что он гей.
Доминик зачем-то огляделся, хихикая, будто опасался, что кто-то может подслушать несвязную издёвку в его мыслях. Это было так странно. Многие разводили сплетни с пренебрежением, меньшая часть с лёгким отвращением, а ещё большая, чем первые, не считала нужным лезть в его дела. Казалось, у мистера Беллами была особенная способность: он вечно появлялся там, где о нём говорили.
Однако же никто и не собирался выяснять ситуацию. Беллами был всегда один, даже те, кто видел преподавателя в его старомодном Рено, очень удивились бы, если бы на переднем сидении оказался кто-то ещё. Что вовсе не гарантировало отсутствия сплетен различного рода, которые распространялись особями преимущественно женского пола, про дивные способности преподавателя в постели (эти дамы явно не страдали нехваткой воображения - истинные учителя).
Мистера Беллами, кажется, видели в одном из клубов - вот с чего пошёл этот слух.
Не представляя себе, что на обратной стороне медали он может быть не таким уж и строгим и занудным, Доминик снова фыркнул. С каждым новым осмыслением данного поворота событий его ещё больше привлекала неординарность мужчины, сочетающаяся с мастерством держать себя согласно неписаному кодексу любого образовательного учреждения, - ведь никто никогда не смог бы упрекнуть в чём-то мистера Беллами, даже если бы тот заявился на лекцию в поношенных тренировочных штанах или в трико.
Доминик завернул за угол, вышагивая к остановке и засовывая наушники в уши. Сигарету стрельнуть не удалось, и он вздохнул, жалея, что Крис и Келли смылись от него так быстро. Они сейчас снова будут заниматься разными непотребствами, и не видать Беллами отчёта до вторника, как своего кривоватого носа.
Приметив вальяжно выезжающих со стоянки за территорией однокурсников, Доминик фыркнул и поёжился от холода, стараясь не думать о собственном положении. У него доходило и до того, что он не мог позволить себе даже проездной на месяц, поэтому брал его у Келли. Ей он был не особенно нужен - от её дома идти было каких-то полчаса, - поэтому Крис всё время исчезал до того, как Ховард просыпался, чтобы по-джентльменски сопроводить её. Кто знает, может, она выражала таким образом сочувствие бедственному положению Доминика, но его самолюбие этот факт отнюдь не ранил.
Пока Доминик продолжал вышагивать, всем своим видом изображая бодрого заучку, не отрывая взгляда от носков начищенных ботинок, ветер продувал его едва ли не насквозь, обещая если не кашель, то насморк обязательно. Курить хотелось ужасно. В довольно холодную осень у побережья всегда просыпалась повышенная нужда в пагубном никотине, и никакие электронные сигареты, ставшие за весьма короткий период времени такими распространёнными, не могли утолить этой жажды. Ховард представил себя, просящего прикурить у кого-нибудь из преподавателей, и на ум сам собой пришёл важный мистер Беллами, которого он впервые увидел на одной из лавочек в зелёной зоне с зажатой в пальцах сигаретой. Изменил бы он выражение своего лица в такой вульгарной ситуации, наверняка, должно было остаться для Доминика загадкой.
Он ничего ещё и не решил, но даже визит к Майоминг вряд ли заставил бы его переменить своё мнение насчёт этого преподавателя. Доминик буквально чувствовал, что его интерес, вызванный искренним недоумением по поводу сложившейся ситуации, никак не мог быть связан с тем, что Беллами не прочёл ни единой лекции за все четыре курса у его потока, и Ховарду уж точно не хотелось изучать стиль его преподавания. Просто тот всё чаще попадался на глазах, цеплял слух в отдалённом разговоре малознакомых людей или же просто временных соседей по курилке. Он вызывал интерес, который, сверх того, подогревала и Майоминг, передающая его, Доминика, словно трофей, в руки этой, без сомнения, загадочной личности.
Такое положение вещей не могло привести ни к чему хорошему - эта мысль мельтешила на задворках сознания Ховарда, заставляя беспокойно дёргать пальцами многострадальную пуговицу на куртке. Сам Доминик ненавидел пиджаки, особенно такого ретро-покроя, поэтому мистер Беллами сам по себе был словно бельмо на глазу: его трудно было не заметить, но ещё тяжелее – не взглянуть на него дольше, чем это необходимо для восприятия его как части окружения.
Оборвав себя, когда остановился в нужном месте у столба с расписанием, Доминик подумал, что неплохо было бы начать взвешивать плюсы и минусы конкретного сотрудничества с этим преподавателем в качестве куратора, а не раздумывать о его личностных качествах. Он снова делал это, не замечая за собой подобной привычки. Беллами вызывал скорее напряжение, от него всегда можно было ожидать чопорной вежливости, но что было за ней сокрыто, знал, видимо, только он сам, и это вызывало беспощадный, выматывающий интерес.
Вряд ли Доминик смог бы вынести что-то новое и полезное в применении из консультаций с ним, несмотря на то, что Беллами, по факту, был методистом, и преподавал он методику французского языка, с которым Ховард уже давно сроднился, сформировал вторичную языковую личность, коммуникативную компетенцию и далее по списку.
Проезжающий мимо автомобиль по колено окатил его водой из ближайшей лужи, и Доминику на мгновение почудилось, что причиной подобного малоприятного инцидента оказалось то самое Рено, но он вовремя одёрнул себя, разглядев значок Митсубиси на бампере стремительно удаляющегося серого авто. Даже вовремя подъехавший автобус не утешил Доминика; он уже был напряжённым, вымокшим и недовольным, потому что судьба ставила его в положение, которое требовало от него практически незамедлительного решения. Ховард не мог утверждать наверняка, что ему так уж и нравились неожиданности, тем более те, которые могли повлиять на уклад его студенческой жизни. Он не любил влияния со стороны; мог ли мистер Беллами оказаться настолько проницательным и ненавязчивым, чтобы не вникать в его «проблемы», которые, чаще всего, являлись лишь видимостью таковых, дабы можно было использовать их при подвернувшемся случае в выгодном ключе?