– Больше ничего не хотите? – вежливо вопросил он. Ветер снова поднимался нешуточный.
– Хочу пойти куда-нибудь, где тепло и можно выпить, – откровенно ответил Ховард.
– Тогда докуривайте быстрее. Погода меня напрягает.
Спустя парочку заполненных автобусов, в которые их не пустили, они тряслись, ожидая, пока три человека перед ними сядут в дабл-декер. Мистер Беллами лишь загадочно сказал: «До Пикадилли, за двоих», и Доминик счастливо запрыгнул внутрь, осторожно приподнимая пакеты с покупками – мистер Беллами прижимал свой драгоценный алкоголь к груди, продвигаясь дальше в салон.
Ховард обогнал его, наметив пару свободных сидений, и запрыгнул туда, садясь к окну без лишних вопросов. Снаружи снова хлестал поистине зимний дождь, а свет фонарей и вывесок бликами бегал по стеклу, пока автобус выруливал из переулка на улицу побольше, устраиваясь на свой линии в обширном потоке.
– Музыки? – предложил Доминик, но мистер Беллами отрицательно покачал головой.
Мужчина не горел желанием ввязываться в оживлённый разговор, но Доминик всё равно норовил вырвать его из расслабленного молчания. Он сидел ровно по привычке, будто всё ещё находился в аудитории, и перемещался в любом пространстве, сохраняя всё то уважение, которым был пропитан все эти годы на своём посту. Вероятно, ему в голову лезли воспоминания или побочные раздумья, так или иначе связанные с Лондоном и минувшей юностью, но Доминик надеялся, что его расспросы о бывшем месте жительства и проведённом в городе времени вписывались в общую картину вечера.
Мистер Беллами отвечал более охотно, менее уклончиво, не изменяя своему личному стилю общения, и так и не проронил ни одного лишнего слова, которое бы выпадало за рамки запрошенной информации. В конце концов, Доминик всё ещё оставался его студентом, но обстановка не располагала к официальному общению, поэтому оба уставились в стекло, переговариваясь на пониженных тонах, будто доверяя друг другу самое сокровенное, пока оба занимались любимым делом Ховарда – наблюдали за сбегающими по стеклу каплями.
– Мы дошли пешком до Уотерлу! Кстати, – вдруг прервал поток собственной речи Доминик, – куда мы едем?
– В одно тёплое место, где разрешено курить. Не знаю, как вы, а я бы ещё и перекусил.
Ховард кивнул, подбирая разговор на прерванном моменте. На душе было спокойно, за стеклом зябко, в пакетах позвякивали бутылки – всё вышло как надо. Вспомнив про наличие конфет, Доминик довольно зашелестел обёртками, вызывая ненавязчивую улыбку у мистера Беллами, которую тот поспешил спрятать в вороте своего пальто.
*
– Здесь я часто бывал с друзьями, когда… – мистер Беллами осёкся. Доминик вопросительно глянул на него, и он отшутился: – Когда они ещё у меня были.
– Я думал, у вас полно знакомых профессоров? И вы по воскресеньям устраиваете соревнования на скоростное решение судоку и пьёте чай, – хмыкнул Доминик, следуя за Беллами в шумный паб.
– Судоку – бесполезная вещь. Предпочитаю чтение, – он забавно поправил очки на носу и провёл Доминика, подцепив за рукав, в угол барной стойки. Там почти никого не было, все сидели поближе к бармену, который не спеша разливал алкоголь и прочие напитки.
Пошарив по меню в тишине, Доминик возжелал пиццу с четырьмя сортами сыра и стакан виски, на что получил блестящий укоризной и будто тяжёлый взгляд Беллами. Он выглядел уставшим.
– Ещё «Маргариту» и два виски, «Джонни» со льдом, будьте добры, – сказал он, пододвигая к себе пепельницу. Бармен понимающе кивнул и удалился. Доминик внимательно проследил за тем, как мистер Беллами держит меж губ сигарету, пока шарит по карманам в поисках зажигалки, и Ховард, в конце концов, протянул ему свою.
– Позвольте, – он потянул пальто преподавателя, которое тот положил себе на колени. – Я повешу.
Но тот даже не удостоил его взглядом лишний раз. Только почувствовав запах еды, Доминик тут же почувствовал себя ленивым и неспособным куда-либо двигаться. Он тоже закурил, выдохнул первую затяжку с откинутой назад головой, чувствуя себя безумно довольным. Мистер Беллами молчал, но только сидеть рядом с ним за барной стойкой и курить оказалось для Доминика вдруг именно тем, чего он неосознанно желал. Он решил завести беседу вновь - уж тут он не страдал недостатком идей.
– У девушки за вторым от входа столиком такие губы, будто она тёрла их наждачкой целую неделю, – он кашлянул, пытаясь не хихикать, как девочка-подросток.
– Приятный цвет волос, – Беллами стряхнул пепел, задумчиво выпуская дым. Наверное, он тоже заметил её боковым зрением, но виду не подал. – Люди имеют под руками столько благ, что считают себя вправе наслаждаться перенасыщением ими.
– Как раз цвет волос ей не к тону кожи, – пробормотал Доминик. Улыбчивый бармен вовремя поставил перед ними два стакана виски и сказал что-то приятное, прежде чем удалиться.
– Автозагар?
– Зима, – Доминик закатил глаза. – Она вроде сама по себе ничего, если бы не это всё, – он не стал уточнять, отпивая виски и жмурясь. Тихий смешок раздался совсем рядом, и через секунды уже растворился в фоновом гуле голосов паба.
Доминик проследил, как Беллами спокойно делает довольно большой глоток и затягивается следом, довольно выдыхая и даже выдавая некое подобие улыбки.
– Вам нравятся шатенки? – Доминик провёл бровями, посмеиваясь и затягиваясь остатками своей сигареты.
– Не угадали, – криво усмехнулся мистер Беллами.
Шатены?
Но Доминик промолчал, не решаясь нарушить ту пародию более близкой связи, которая возникла между ними за этот день.
– Рыжие?
– Нет.
– Блондинки?
Мистер Беллами помолчал пару секунд, стряхивая пепел, и улыбнулся по-настоящему.
– Возможно.
– Умные блондинки, – продолжал валять дурака Доминик, поглядывая на преподавателя, когда закурил ещё.
– Стереотипы, Доминик, что язва для ума, – тот был спокойнее удава, медленно докурил (он всегда курил медленно), и повернул голову, чтобы провести взглядом бармена, несущего тарелки.
– У вас тоже есть стереотипы, у всех есть стереотипы, – возразил Доминик, затянувшись следом.
Беллами пожал плечами.
– Не могу назвать ни одного. Я испытываю свои неприязни к некоторым человеческим качествам, – он внимательно наблюдал за тем, как бармен расставляет перед ними принесённое и желает приятного аппетита, точно так же кивнув в ответ на благодарности и исчезнув. У парня явно был дар обслуживать людей. – Но это не связано с какими-то особыми признаками, – счёл нужным уточнить он немного погодя. – А у вас, Доминик, есть стереотипы?
– Да, – он кивнул головой, на что получил первый за вечер заинтересованный взгляд. Во всяком случае, Доминик был откровенен. – Я считаю, все преподаватели должны быть такими, как вы. А не как я, – он хмыкнул, затушив сигарету и принявшись за первый кусок пиццы так, будто не ел уже как минимум пару сотен лет.
– Что ж, не буду омрачать свой светлый лик, – парировал на открытый комплимент Беллами и тоже принялся за еду.
Часом позже мистеру Беллами пришлось поддерживать его и помочь надеть пальто, потому как Доминика слегка штормило от крепкого алкоголя, хоть и употреблённого в совсем небольшом количестве. Они вышли в ночной Лондон, ввязываясь в поток людей, и мистер Беллами позволил взять себя под руку, когда они влились в общий поток людей. Они заглянули в ещё один маленький продуктовый магазинчик на маленькой улице, куда свернули, казалось, целую вечность назад, и, купив пару упаковок жвачки, направились обратно к студенческому общежитию, о чём-то изредка переговариваясь, но всё больше молча. Алкоголь за это время почти выветрился, и, несмотря на отсутствие людей, Доминик не отпускал локоть мистера Беллами, глубоко вдыхая запах города, ветра и влаги после недавнего ливня.
Они старались не смотреть друг на друга, но что-то кликнуло в голове у Доминика. Весь этот день стоил потраченных за последние четыре месяца нервов, беготни, возни с Майоминг, Эдвардом и прочими. К тому же, до него ещё доносился совсем слабый парфюм, который он опознал бы из сотни других, и который так ему полюбился.
*
Кое-как избежав подшучиваний МакСтивена, проспавшего пару часов кряду, Мистер Беллами и Доминик держались бодро, собирая и подгоняя студентов, так что в два часа ночи, довольные и уставшие, все расселись в зале ожидания. Ещё двадцать минут Доминик потратил на разговоры с ребятами, которые жалели, что не успели покурить – до Оксфорда нужно было ещё пережить два часа в дороге, а мистер Беллами куда-то временно исчез с МакСтивеном, что не удивляло.
В поезде же мистер МакСтивен забрался на сидения повыше, окружив себя пакетами студентов и багажом, и снова погрузился в почти что младенческий сон, что даже умиляло Ховарда. Уже спустя десять минут, проведённых в состоянии, которое не позволяло погрузиться в такой же крепкий сон, Доминик прокрался вперёд, сопровождаемый парой безразличных взглядов. Мистер Беллами снова читал, но, подойдя ближе, Доминик понял – тот просто держал книгу, а сам глядел в окно, глубоко утонув в своих мыслях.
Мистер Беллами знакомым жестом убрал кейс с красного сиденья рядом, когда заметил приблизившегося Ховарда, и устало улыбнулся.
– Завтра на работу? – пошутил шёпотом Доминик. Мистер Беллами покачал головой, принимая шутку, и снова стал вглядываться в темноту, прерываемую белыми, слепящими фонарями на выезде из Лондона.
Ховард вздохнул и сам не заметил, как его сморило в сон. Он помнил лишь, что скоро сможет отоспаться в нормальной постели как следует, что его подушка почему-то то и дело смещалась, но при полной остановке у Гласто он оказался резко вырван из своего сна. Мистер Беллами осторожно убрал его голову со своего плеча, подложив под неё шарф, но Доминик притворился спящим, и снова съехал на удобный материал пиджака, вздыхая якобы во сне, когда мужчина уселся на своё место, а поезд снова тронулся.
В тот отрезок пути мистер Беллами читал книгу. Задумавшись, почему ему не спалось, Доминик снова нырнул в неизведанное пространство без ярких картинок, погружаясь в беспокойный сон, которому было суждено прерваться через пару с половиной часов.
_________________________________________________________________________________________
[*] Government Hooker а нет вру хд Heavy Metal Lover
========== О переменах ==========
«Я тебя ненавижу»
«Еда в холодильнике. Я жажду подробностей (и мой подарок) ;)»
«Здравствуйте, Доминик. Зайдите в два, по поводу пересдачи»
Нетрудно было различить, кто отправил какое сообщение. Больше удивляло само их наличие в пятницу, в семь утра. В десятом доме на Эссекс-стрит было до мурашек на шее тихо, но он наслаждался этим спокойствием сполна, ощущая остатки удивительной свободы, тянущейся шлейфом событий едва ли не пятичасовой давности. И некому было глядеть на пританцовывания у плиты и насмехаться над прочими, похороненными заживо талантами вроде пения или изобразительного искусства в виде раскиданного по полу кухни пепла.
Доминик проснулся действительно голодным. Даже спать хотелось меньше, чем есть. Ещё болели бёдра, будто он, в лучшем случае, приседал всю ночь напролёт. Поковырявшись в скромном завтраке из вчерашних остатков жареной картошки и кое-какого салата, Доминик закурил прямо за столом.
До Эдварда было не дозвониться, хотя друг, видимо, считал вполне нормальным оставлять столь сочные признания с самого утра без лишних объяснений.
– Ненавижу тебя, – повторил Харрисон, когда Доминик ухватил его за руку в холле парой часов спустя. – Я спешу.
– Мне всё равно. Что случилось?
Эдвард перестал вырываться, постоял ещё немного, будто пытаясь понять, какой реакции ожидал на своё внезапное признание.
– Ничего. Ничего не случилось,– он оправился, вырвав руку из ослабевшего захвата Доминика. – Поверить не могу.
Время близилось к одиннадцати часам, а Доминик – к аудитории, в которой должна была состояться вторая на сегодня лекция. Только сев на первое попавшееся место, он осознал, что тот, кто расположился рядом, виновато отвёл глаза в сторону. Неудобно, конечно, сплетни-то за спиной распускать.
– Здравствуй, Кейт, – обратился он к ней немедля, вкладывая максимум любезности в приветствие и тем самым не позволяя смыться куда-либо до начала лекции.
– Привет. Выспался? – спросила она, вызывая лишь искреннее отвращение к своим «невинным» намёкам.
– Спасибо за беспокойство, спал я прекрасно. К сожалению, даже лучше, чем ты. Извини за то, что наговорил тебе на прошлой неделе, – змея подколодная, – мне так неудобно.
Удивление в этих действительно хищных, зелёных глазах было непередаваемым. Возможно, она восхищалась собственной властью над людьми, способностью обвести их вокруг пальца, а может и…
– Слушай, может, сходим куда-нибудь? – дожал начатое Доминик. – В качестве извинения могу купить тебе… кофе?
Теперь Доминик восхищался, только собой.
Пройтись с девушкой было бы вовсе не утомительно – он всего лишь лишил её возможности говорить про него чушь одним эффектным предложением. Кейт не могла иметь что-то против него, оставалось лишь подстроиться под оказанную ей милость. Фактически, то же самое проделывал с ним мистер Беллами. И всё же Доминик был доволен собой, потому прихватил телефон и вышел из аудитории. Он уселся в коридоре на подоконник и начал бомбардировать Эдварда в чате, пока тот не ответил спустя пару минут в личку, прикрепив к сообщению красочную иллюстрацию прошедшей ночи и спящего на плече у преподавателя Доминика.
Сохраню на память.
Эдвард воздержался от дальнейших объяснений, но и без них всё было предельно ясно. Кто ещё, кроме этой дуры, стал бы заниматься подобной слежкой, когда на сон оставалось от силы четыре часа?
К тому же, вряд ли эта фотография была единственной.
Прошедший мимо преподаватель укоризненным взглядом согнал Доминика с подоконника, и он поспешил занять своё место, дабы избежать неодобрения со стороны мистера Беллами, который, как казалось временами, знал действительно всё.
*
– Что же нам делать? – спросил преподаватель, заведомо зная ответ. Это прекрасно проглядывалось в его неизменно холодных глазах.
Наглеть было ещё рано, посему Доминику оставалось последовать второму варианту. Внезапный интерес вызвали носки собственных ботинок.
– Я совсем не думал… забыл… А ещё с Эдвардом, если помните, так и не уладили наши проблемы.
Он глянул вверх, чтобы уловить понимающий кивок.
– Эдварду тоже скоро сдавать план, – мистер Беллами покачал головой, вздыхая едва слышно. – Чаю?
За окном шумел сильный ветер, который практически всегда приходил с Ла-Манша в середине зимы. С тоской вспоминался подарок, который Доминик выбрал Эду в Селфриджиз. Теперь он уже не был так уверен, будет ли он уместен и принят. И почему-то особенно тревожным казался тот факт, что все хорошие вещи, происходившие когда-либо с Домиником, имели обыкновение портиться, крошиться под натиском обстоятельств, едва достигнув своего апогея. Единственным плюсом дружбы с Эдвардом было то, что их отношения, словно качели, проходили через подъёмы и спуски, и никогда не были слишком хороши, чтобы быть правдой. Хотя теперь, наверное, они и вовсе прекратили своё движение, оставаясь на самой низкой из всех возможных позиций.