Орлиное гнездо - Madame Leprince de Beaumont 5 стр.


Иоана взяла свой гребешок и, прежде чем приняться за себя, подошла к мужу и коснулась гребнем его чудных волос. Ей казалось, что очень приятно будет причесать их.

- Позволь мне…

Он улыбнулся и отдался ее рукам, прикрыв глаза.

- Мне так делала мать, - прошептал юноша.

Иоана вспомнила, что Корнел сирота.

- Она давно умерла? – спросила новобрачная, немного сдвинув брови и продолжая свою работу. Темные волосы – светлее, чем ее, но почти тоже черные! – ровными волнами ложились на плечи.

- Давно. Я был ребенком, - проговорил Корнел, дрогнув под ее руками. – Прошу тебя, Иоана, помолчи об этом сейчас!

Иоана закончила и, с удовольствием поглядев на мужа, поцеловала его.

- Ты готов, господин, - теперь можно выходить! А вот я еще не готова. Кликни служанку, прошу тебя, пусть принесет нам воды и поможет мне заплести косы!

Корнел улыбнулся ей и быстро покинул комнату.

Иоана, с улыбкой проводив его взглядом, села на постель, точно вдруг ослабли ноги, - и вдруг всхлипнула.

Корнел явился через некоторое время в сопровождении старой женщины, прислуживавшей еще его покойной матери: Испиреску довольно давно стали считаться зажиточными – хотя таким большим хозяйством, как теперь, обзавелись только при Цепеше.

Служанка поставила умывальный таз на табурет, и Корнел с Иоаной вдвоем умылись из него, плеская друг на друга; чрезмерная серьезность юных супругов скоро сменилась весельем. Корнел смеялся, когда они закончили умывание. Потом с удовольствием стал смотреть, как жену причесывают, - хотя именно сейчас ей хотелось бы избежать его взгляда.

Когда молодые господа были готовы, Иоана взяла Корнела за горячую мозолистую руку, и они вдвоем покинули комнату. У обоих колотились сердца – было страшно выйти на суд старших.

Раду Кришан ждал их, сидя вместе с отцом Корнела за столом, - и два эти мужа устрашили детей, хотя Корнел, в отличие от отца, мирного человека, с ранних лет был при оружии.

Он склонился перед отцом и тестем – и Иоана присела в низком поклоне перед обоими.

Раду поднялся, нет – воздвигся над детьми; они выпрямились, и боярин внимательно поглядел в глаза Иоане, взяв ее за подбородок. Дочь отвела глаза и покраснела; Раду улыбнулся, потом нахмурился и поцеловал ее в лоб.

- Хорошо, - проговорил он. – Вижу, что вы здоровы, дети. У вас не было посаженой матери и отца, да и матерям вашим не пришлось порадоваться на вашу свадьбу… много обычаев было нарушено; но не такое теперь время…

Он вздохнул широкой грудью – а Корнел с Иоаной неотрывно глядели на его лицо, не смея прервать или спросить о чем-нибудь.

- Благословляю вас, - проговорил Раду, осеняя крестным знамением сначала Корнела, а потом Иоану: каждому он поглядел в глаза. – Живите и цветите. Тебе, Корнел, - вверяю честь моего рода…

Корнел поклонился, хотя не очень хорошо понял, о чем говорит тесть, и был встревожен его словами.

- Теперь я поеду, - проговорил боярин, поднеся руку к бороде. – Бог даст, мы еще свидимся…

Иоана всхлипнула и припала к груди любимого отца. До этой минуты она, казалось, не понимала, как любит его. Он погладил ее по голове, потом отстранил.

- Не провожайте меня и не занимайтесь более стариком – займитесь друг другом, - сказал Раду, не глядя уже на них. – Благословляйте это время, когда вы можете быть вдвоем.

Корнел и Иоана переглянулись в тревоге – а Раду взял их руки и соединил, накрыв своей большой ладонью: ее хватило на обе эти руки.

Они вчетвером позавтракали – тем, что осталось от вчерашней трапезы: приготовленными по обычаю пирогами с капустой, солеными огурцами и вином. Молодые молчали, не глядя ни друг на друга, ни на родителей, им было слишком неловко с ними. У Иоаны сжималось сердце. Она не понимала, кого сейчас больше любит, чего больше хочет – может быть, хотела остаться совсем одна и поплакать о своей судьбе, чего ей так и не позволили. Но ей и теперь никто этого не позволял.

Закончив трапезу, Корнел и Иоана еще раз подошли под благословение обоих отцов – потом, поклонившись Раду на прощанье, отправились в сад. Сегодня Корнел был свободен – хотя ему опять предстояло в ночь снова быть при государе…

Они сели на лавку под яблоней – той самой, на которую так досадовал Раду Кришан, когда впервые познакомился с обычаями Тырговиште. Взялись за руки. Некоторое время молчали – а потом Иоана склонила мужу голову на плечо. Он сжал вторую ее руку.

Им было хорошо вдвоем.

Но говорить казалось затруднительно.

Тогда Иоана вдруг встала и, схватив обеими руками, сорвала большое наливное яблоко, висевшее над их головами и манившее к себе. Откусила, хрустнув крепкими зубками, - а потом, улыбаясь, протянула мужу.

- Съешь, Корнел, - сладкие же яблоки у твоего отца в саду!

Он с улыбкой взял предложенный плод. Поиграл им, перекатывая в руках, - а потом с удовольствием надкусил; вгрызся и скоро уничтожил. Иоане больше не досталось; да она и не хотела, только с удовольствием смотрела, как ест муж.

Он бросил на землю сердцевину, потом вдруг погрустнел и сказал:

- Этот сад развела еще мать – а отец теперь бережет и преумножает ее труды.

Иоана не хотела узнать сейчас, как умерла его мать; Корнел и не стремился рассказывать.

- Скажи, Корнел… тебе нравится твоя служба? – спросила она.

Он взглянул на нее, вдруг показавшись ей диким и чужим, - а потом сказал: ярко блеснули глаза и зубы:

- Да. Великая честь! Как она может не нравиться!

Иоана склонила голову.

- А каков господарь? – спросила она. – Я только слышала о нем – но не видала; а хотела бы повидать…

- Что ж, будет случай – и повидаешь! – проговорил Корнел. – Господарь любит устраивать праздники, и на берегу реки, со всем двором, и город угощает! Часто выходит из своих палат, суд вершить, службу стоять, по другим государевым делам… и выезжает с конной свитой – это очень красиво!

- Ты выезжал с ним когда-нибудь? – тихо спросила Иоана. Она понимала теперь, что муж ее любит своего князя – какими бы именами того ни называли; и боялась разъярить Корнела неловкими словами. Известно: каков господин, таков и слуга.

- Да, выезжал, - гордо тряхнул темными кудрями Корнел; глаза его блеснули мальчишеским задором. – Ты видела, какой я наездник, жена?

Иоана рассмеялась.

- Уж, верно, не хуже моего отца!

Корнел нахмурился, точно сравнение с отцом было ему не по нраву, - а потом сказал:

- А то и лучше, чем твой отец! Вот погоди: будет большой выход, и ты посмотришь на меня вместе со всеми! Я еду близко к государю: вот какая мне честь!

Иоана не видела и не воображала его прежде таким бахвалом – но ведь она совсем не знала этого человека. И она знала уже, как люди могут менять обличья.

- Ты его любишь? – спросила она. – Господаря Влада?

- Люблю! – не колеблясь, ответил Корнел, ударив в грудь кулаком. – Жизнь за него отдам!

Потом пошевелился всем сильным, нетерпеливым телом на скамье, точно ему было тесно; чуть не столкнул с нее молодую жену.

- Тебе насказали, должно быть, про нашего владыку разных мерзостей?

Этот хмурый, преданный молодой воин совсем не походил на голубя, с которым они всего только час назад ворковали в опочивальне.

- Я не верю слухам! – поспешно воскликнула Иоана.

- Вот и не верь, - проговорил Корнел, сверкая глазами. Он сжал кулак – потом вдруг ударил по дереву, посаженному руками матери; так, что ствол содрогнулся и с него сорвалось еще одно яблоко и стукнуло о землю.

- Господарь суров, но справедлив, - сказал ее муж. – Он казнит тех, кто этого заслуживает! Мошенников, воров… блудниц…

Он взглянул на нее, очи сверкнули, красивые губы искривились… а Иоана поспешно потупилась.

- Ты сердишься на меня? – спросила она.

- Нет, - помедлив, ответил он.

Иоана протянула Корнелу руку в знак примирения – и тот так сжал ее, что жена поморщилась. Пошевелила рукой, и пожатие ослабло.

- Князь истинный владыка, истинный Божий слуга и наш отец, - глухо проговорил Корнел. – Его нельзя не любить – ты сама увидишь… Он глядит на человека – и ему нельзя не повиноваться; он очень щедр и ласков…

- Ласков? – спросила Иоана, широко раскрыв глаза.

Ничего не могло бы изумить ее более.

Корнел вдруг рассмеялся – горько, точно знал нечто, чего жена не понимает и никогда не поймет.

- Ты думаешь, я тебе лгу? Конечно, ты так думаешь!

Иоана промолчала – только опять прильнула к нему и положила голову на плечо; Корнел замер, холодный и суровый, - а потом потеплел и стал гладить ее по волосам. А Иоана подумала, каким разным он может быть: и жестоким, и ласковым, - и все это один человек!

Желая любви, утешения, она обвила руками шею мужа; и он желал того же, и ответил на ее объятье. Они забылись под яблоней – утешаясь, ласкаясь, как дети; они знали друг друга так мало, но их взаимочувствие, тоска оказались равными.

А потом Корнел будто очнулся – и вырвался из рук жены, поднявшись со скамьи; он простился с нею и ушел. Ему пора было упражняться, с конем и с оружием, чтобы оставаться достойным любимого владыки.

Иоана еще немного посидела на скамье одна – потом встала и пошла в дом, хлопотать по хозяйству, чтобы достойно встретить мужа.

========== Глава 8 ==========

Пока муж отсутствовал, Иоана познакомилась с домом Испиреску: порядочное имение, но совсем не то, что их прежние владения. Когда Раду Кришан путешествовал, заботы о замке целиком лежали на плечах Катарины. Хозяйство Испиреску было маленьким – но только теперь Иоана вполне поняла, как это много.

Однако здесь у нее был помощник, весьма благоволивший ей хозяин, - ее свекор. Иоана, помня о своей матери и сестре, понимала, что со свекровью могло быть гораздо труднее: Тудору она понравилась и он принял ее безоговорочно, даже благоговейно. И этот старый человек был мягче ее отца и даже собственного сына.

Тудор был рад сложить с себя часть забот, но и не слишком обременял ими невестку: он все больше оберегал ее. И когда обнаружилось, что в доме кончаются мука и масло – свадьба прикончила почти все запасы Испиреску, – свекор воспротивился тому, чтобы Иоана сама шла на базар или в бакалейную лавку. Сказал, что будет достаточно послать слугу.

- Я теперь не боярышня, а жена государева человека, и сама должна служить, - ответила на это Иоана с улыбкой. Она понимала, чему противится Испиреску и что она сама ожидает увидеть в городе.

Свекор больше не спорил; только придал к ней слугу, чтобы тот показывал ей дорогу, подносил покупки и обозначал ее положение. Иоана чувствовала себя еще усталой, почти разбитой с ночи; но от намерения своего не отказалась.

Тщательно нарядившись, она взяла денег, еще из своего приданого – которого Испиреску сам не смел тронуть, сберегая в неприкосновенности, - взяла назначенного ей человека и покинула дом.

Иоана твердо и гордо ступала мягкими вышитыми башмачками по мостовой, поглядывая по сторонам с холодным видом, точно вовсе не боялась этого города. Узкие улочки, высокие глухие стены и маленькие окна… великолепие высоких боярских палат, сверкавших издали; Иоана узнала княжеский дворец с садами и церковью, почти султанскую его роскошь… “Вот бы посмотреть поближе”, - подумала она.

Улицы, впрочем, были совсем не пусты; люди спешили в обе стороны по своим делам… и вскоре Иоана заметила, что некоторые встречные прохожие, и попроще, и побогаче, засматриваются на нее. Замечали ее и тогда, когда она, забывшись, глазела по сторонам. Она была новая жительница этого города, и совсем не последняя; и, конечно, никуда не девалась ее красота – пусть Иоана даже не думала о ней сейчас!

Но потом она опять забыла о постороннем внимании, едва не ступив своим башмачком в помойную лужу. Подобрав юбки, Иоана отпрянула: это был бедный, тесный квартал - и, конечно, столь же грязный.

Мимо, чуть не задевая плечами стены, в ряд проехали двое верховых стражников – в ярких кафтанах, с саблями, черноусые и свирепого вида. Иоана не успела ни испугаться, ни удивиться; только отпрянула к стене, едва не угодив под саблю. Переждав опасные мгновения, к ней подоспел слуга.

- Госпоже не следовало идти сюда – это место для отребья…

- Я знаю сама, куда мне идти! – отрезала Иоана. Потом, подбоченясь, посмотрела на своего помощника:

- Что же ты не провел меня другой дорогой, если все тут знаешь?

Слуга неловко ухмыльнулся.

- Так я обычно этой дорогой и хожу. А такой-то знатной госпоже…

Иоана ругнулась.

- Ну так проведи меня на базар как-нибудь!

Ее помощник вздохнул и, поразмыслив несколько мгновений, указал другую дорогу. Эти кварталы оказались почище – хоть и добираться до площади таким путем вышло дольше. Никаких кольев с гниющими на них трупами им не попадалось. Только попалось двое иссохших от голода нищих, притулившихся у запертых ворот: Иоана каждому подала, услышав униженную благодарность.

Когда она собиралась продолжить путь, от площади порыв ветра вдруг донес сладковатый смрад.

Слуга помедлил и снова посмотрел на Иоану:

- Идти ли сюда?

Она топнула ногой.

- Сказано тебе – идти!

Иоана нахмурилась и ускорила шаг. Ей не терпелось увидеть все жестокости господаря, то ли чтобы сличить их с тем, что о нем рассказывали, то ли из дурного любопытства…

Предмет ее любопытства сразу же бросился ей в глаза.

Это и в самом деле оказался пронзенный – вернее говоря, пронзенная: женщина в одной сорочке, поникшая на колу в углу площади. Кол торчал у жертвы из-под лопатки. Женщину обомлевшая Иоана признала в этом трупе по длинным волосам, которые шевелил ветер.

Еще больше она обомлела, увидев, что на площади торгуют, продавцы зазывают, а покупатели прицениваются как ни в чем не бывало. Шумное, грубое и деловитое место. Иоана пошла между рядами, и скоро запах гниения слился для нее с сильным запахом пряностей, животных, живых разгоряченных людей; потом она и вовсе перестала обонять мертвечину.

Скоро она купила и муки, и масла, и еще корицы: найтись было легко, и товары, и торговцы зазывали к себе со всех сторон.

Нагрузив покупками слугу, Иоана без оглядки поспешила обратно. Она задумалась – как часто ходит на базар ее молодой гордый муж; хотя, наверное, нечасто. У него же есть слуги для такой работы – и отец…

Вернувшись домой, Иоана занялась обедом.

Когда все было приготовлено, как раз вернулся и муж. Он узнал о ее отлучке и был недоволен тем, что Иоана сама ходила на базар.

- Разве у нас некого больше послать? – хмуро спросил Корнел.

Иоана поджала губы.

- Ты меня хочешь дома запереть, муж мой?

Он встрепенулся, как молодой петушок, - а в глазах сверкнули молнии:

- Я волен это сделать!

Иоана бестрепетно подошла к нему, хотя вся его фигура была исполнена угрозы, и положила руку на плечо:

- Корнел, мне совсем не по нраву то, что мой муж мне не верит… Или я раба, а не жена? Как ты думаешь жить со мной?

Они несколько мгновений испепеляли друг друга взглядом – Корнел мог ударить ее, как муж; но у него рука не поднималась и не поднялась бы. Он отвернулся первый и сказал сумрачно:

- Я не говорил, что не верю тебе.

- Я боярская дочь, - напомнила ему Иоана, высоко подняв голову. – Я не из страха - из чести всегда буду верна! Не к твоей чести про мою забывать!

Он вздохнул и запустил руку в свои кудри, смущенный и пристыженный, - хотя это стыдно было показать.

- Прости, - глухо проговорил Корнел, не поворачиваясь к жене.

Она еще мгновение холодно смотрела ему в спину – потом улыбнулась и, подойдя к мужу, приласкала.

- Я не сержусь.

А он вдруг сказал, так же не глядя на нее:

- Я за тебя боялся, Иоана… Сюда наезжают турки – послы, но самые наглые безбожники, какие только могут быть… Я взбесился, что они могли увидеть тебя. Своих жен они держат за семью замками, а здесь ни на имя, ни на честь боярскую не глядят. Для них красивая женщина на улице – как товар без присмотра…

- Ах, - проговорила Иоана в волнении.

Она и не думала, что причина злости мужа могла быть в этом!

Назад Дальше