- Но ведь здесь никто меня не тронет. И я не одна была, - напомнила она Корнелу. Тот дернулся.
- Всякое… может здесь случиться!
Молодой муж угрюмо посмотрел на нее.
- Валахия платит султану дань. Ты не знала? Господарь ее платит! Но однажды…
Он вдруг выхватил саблю, висевшую у него на поясе, и с яростным гортанным криком описал ею дугу, так что Иоана как стояла, так и чуть не упала без чувств: сабля вспорола воздух слева и справа от нее. Но Корнел был столь искусен, что ей нечего было пугаться. Только взметнулось и осело снова на плечи легкое головное покрывало.
Сабля с лязгом вошла обратно в ножны.
Корнел посмотрел на нее героем:
- Однажды мы изгоним их навек, и духу поганого не останется!
Иоане, помнившей истории о старинных войнах, которые рассказывались дома у очага, вовсе не так в это верилось; но она благоразумно промолчала.
- Идем обедать, - позвала она мужа с улыбкой, взяв за руку.
Поев, Корнел отправился в спальню – вздремнуть перед ночным дозором. А когда вечером Иоана заглянула к нему, Корнел залучил к себе на ложе и ее: для любви.
Иоане нравились их нежные ласки, но болезненное испытание было слишком живо в ее памяти. Однако то шепотом, то робкими жестами она смогла дать понять мужу, что ей больше по нраву: Корнел с готовностью любви слушал и делал, как она желала, и эти объятия доставили боярской дочери больше радости, чем первая ночь.
Потом он ушел – а Иоана, засветив огонь, села за рукоделие. Она тихо улыбалась и напевала: сейчас она была почти счастлива, хотя не могла себе вообразить счастья в городе Дракулы.
Так они прожили с Корнелом несколько дней – и со страстью, и с тихою святостью первой любви: их взаимочувствие все росло, и они все больше радовали друг друга. Отец не прогадал, соединив их.
А потом муж известил ее, что господарь готовит один из своих праздников: будет гулянье на берегу Яломицы, и она сможет посмотреть вначале на княжеский выезд, а потом и на само торжество. Пусть Иоана приходит с отцом – Корнел опять будет неотлучно при господаре.
Иоана оделась нарядно, но строго, убрав волосы, как приличествовало замужней женщине; она трепетала перед этим днем. Если только владыка на нее посмотрит…
Они с Тудором вышли вдвоем и направились к главной улице, по которой должен был проследовать господарь: туда уже стекался народ, жители смотрели из окон и из-за стен. Тудор взял Иоану за руку – чтобы им не растеряться.
- Гляди сейчас, дочка, хорошенько! - проговорил он.
Дочкой он был ее в полном праве называть – но все еще выговаривал это название с почтением и некоторым удивлением.
Они стали под стеной, чтобы ненароком не подвернуться под копыта, - и наконец услышали конский топот. Иоана подняла голову, поглядела в сторону дворца… и сперва ее ослепил блеск; а потом уже она различила конников – могучих черноусых мужей: темные кудри их летели из-под бархатных шапок, шитых жемчугом; сверкали усеянные самоцветами сбруи, изумляли взгляд сабли с дивной работы рукоятями, щегольские алой кожи сапоги со шпорами. Иоана выросла в богатстве – а и то подивилась: давно она не видывала такой стремительной, согласной, цветущей силы, покоряющей себе все. Горожане кланялись, а то и падали на колени, срывая шапки, перед князем и его дружиной.
- Вот господарь, - прошептал тут Тудор, крепко схватив невестку за плечо и быстро показывая вперед.
Она и сама поняла, кто тут господарь, - князь ехал не впереди, а посреди своей дружины: но невозможно было не узнать его по мощи его плеч, стати, богатству наряда – одна шапка Дракулы с пышным пером была в изумрудах и топазах, а одежды, оружие и сбруя слепили глаза - и властному взгляду, который, казалось, мог проницать стены. Нечеловеческим был взгляд Влада Дракулы: и помыслить нельзя было, что он мог дарить кому-нибудь ласку, как говорил жене Корнел. Князь, к тому же, оказался вовсе не красив – а даже безобразен, как представилось Иоане: бычья шея, огромная грива черных волос, длинный орлиный нос и зеленые глаза навыкате…
Все это Иоана осознала, когда отряд уже проехал. А видя князя в лицо, она сознавала только сверкающую власть его и бешеную силу.
Она знала, и Корнел предупреждал ее, что поедет в свите господаря, - но Иоана напрочь забыла о муже и попросту не увидела, глядя на одного князя.
Тудор тихонько тронул невестку за плечо.
- Идем, Оана*, - идем на праздник…
Она посмотрела на него и нашла силы улыбнуться.
- Идем, отче, идем.
* У румын уменьшительная форма имени “Иоана”.
========== Глава 9 ==========
Тудор и Иоана пошли туда, куда следом за правителем повалила вся толпа. Среди всех жителей Тырговиште они чувствовали себя бодрее и спокойнее; вернее говоря, так чувствовала себя Иоана, а что думалось ее свекру – осталось неизвестным. Это был осмотрительный и сдержанный человек.
На берегу Яломицы уже раскинули разноцветные шатры – не хуже, чем для турецких беев; расставили столы, лавки, развели костры, от которых тянуло ароматным дымком. Старательные музыканты наигрывали на наях*, да так искусно, что Иоана невольно стала притопывать.
Тудор заметил это и добродушно, хотя и тревожно, улыбнулся:
- Ты, должно быть, изрядно танцевала в доме отца, Оана?
- Любила танцевать, - улыбаясь, тряхнула головой Иоана: как мало нужно молодым для счастья! – А теперь резвые ноги тоскуют без дела, тело поет, просит погулять на воле, полетать на гнедом коне…
Она осеклась, жаркий румянец расцвел на щеках.
- Что ж, может, еще и потанцуешь, и полетаешь, - отечески отозвался Тудор, улыбаясь.
А сам подумал: как мало дней, лишь в первую горячку юности, дается человеку, чтобы упиваться мечтами и радоваться себе: потом обязанность сгибает всех, и страх смерти сковывает члены.
Тут оба забыли все, что их дотоле занимало: раздвинулись полотнища одного из царственных шатров – и оттуда вышел господарь!
Иоана ахнула: хотя можно было рассудить, что князь с дружиной прибудут на берег куда скорее их, на таких-то конях. За Дракулой вышли несколько не то княжьих мужей, не то отроков*: хотя один безусый отрок среди них, без сомнения, был. Корнел.
Иоана перекрестилась – сейчас Корнел принадлежал не ей, а одному своему владыке. Была ли это любовь? Иоане казалось, что дружинники прикованы к господарю невидимыми, но необоримыми цепями: куда он – туда и они, влекомые его волей, точно бурливой рекой, которая несет могучие древесные стволы, как щепки.
И Корнел верно сказал: в виду господаря Валахии можно было смотреть только на него одного и повиноваться только ему одному…
Дракула улыбался. Он казался сейчас страшным зверем, который сыт и доволен; зеленые глаза пронзительно оглядели толпу, и многие под его взглядом опустились на колени, точно цепи потянули и их. Князь, широко ступая – сложен он был по-богатырски, а двигался с легкостью и проворством хищника, – направился к столу, установленному на почетном месте; Иоана увидела, как глянцевито блеснула длинная волнистая грива, ниспадавшая поверх бесценных одежд почти до пояса. Господарь воссел за уставленный снедью стол, казалось, предназначенный для него одного; дружина замерла по сторонам его, руки у сабель. Из другого шатра тем временем вышли еще княжьи воины – но они не были удостоены ни такой близости, ни такого внимания, как первые, пожалованные честью уединиться с государем.
А потом Дракула подал знак – и избранные дружинники тотчас сели за стол вместе с ним. Придворные, которых набралось порядочно и которые, как и все гости, ждали малейшего знака князя, чтобы кинуться услужить, начали садиться за другие столы – по сторонам от господарского. Остальная часть дружины стала на страже.
Князь поднял голову, сверкнул выпуклыми зелеными глазами – и хлопнул в ладоши. Тотчас ловкие и нарядные дворцовые прислужники принялись разносить угощение всем, кто собрался здесь на него посмотреть: и бедным, и богатым, без разбору. Музыканты заиграли живей, а из зашумевшей от восторга толпы полетели благословения и смех. Люди радовались не столько даровой еде и питью, сколько самому вождю своему: он был жесток, свиреп, даже для их сурового времени, - и за это они еще более восторгались им. Кто крепче мог бы заслонить их от врага?
Иоане и Тудору тоже поднесли угощение; они не посмели бы отказаться, да и вправду проголодались на воздухе, среди пирующих. Иоана взяла у красивого отрока, подошедшего к ним с княжескими яствами, чарку вина и благоухающее жареное голубиное крылышко, и юный прислужник коротко взглянул ей в глаза и поклонился с несомненным почтением. Узнал боярскую дочь.
Иоана стала пить и закусывать, а сама все смотрела на князя, точно хотела наглядеться впрок. Так вот каков он был – страшен, властен, изменчив. Теперь Дракула смеялся, громко и добродушно, – волк, прикинувшийся ягненком; кто-то из его воинов что-то говорил ему, и князь слушал с полным вниманием, несомненно, очень лестным для любого, и смеялся каким-то шуткам своего приближенного. Вдруг Иоане представилось, что быть таким любимцем дракона – лестно, почетно, дивно; она на миг ощутила себя так, как ощущал себя Корнел.
Потом за княжеским столом наступило молчание – все ели в той радостной тишине, которая сопровождает семейные трапезы. Иоана, забывшая про свою остывшую птицу, снова неотрывно глядела на лицо господаря – теперь оно было задумчивым, только глаза улыбались. Он сделал глоток вина и поставил кубок – спокойным, почти изящным движением; Иоана впервые обратила внимание, что в манере Дракулы за столом было больше изящества, чем дикости.
Глаза его улыбались чему-то, а в уголках рта под длинными усами затаилась горечь. Иоане вдруг подумалось, что этот человек должен быть очень мудр.
А потом вдруг господарь отодвинул свою золотую тарелку и встал; дружинники тотчас, кто сколько ни съел, повставали следом. Начали подниматься и придворные; но тут Дракула, повернувшись могучим телом сначала направо, потом налево, громовым голосом приказал всем оставаться на местах. Пусть едят, пьют и веселятся - сейчас будет зрелище!
Видя, как зверь улыбается, а потом и смеется, проговорив это, Иоана схватилась за плечо свекра; у ней в глазах потемнело. Зрелище?..
Но все оказалось не так страшно – на первый взгляд: Дракула всего только предлагал тому смельчаку, кто решится – из дружины его, из придворных, даже из простых горожан, – посостязаться с ним в плавании. Переплыть Яломицу до того берега и обратно: кто придет первый?
- Господарь прекрасный пловец, - прошептал дрожащий от волнения Тудор Иоане. – Я сам не видел – а все говорят!
- Боже мой, - проговорила боярская дочь.
А Дракула между тем, приосанившись, с усмешкою оглядывал толпу. Кто отважится бросить вызов своему господарю? И что будет тому, кто на это отважится, - а если такой смельчак победит князя, перед всем его народом?.. А если соперник нарочно поплывет не в полную силу – а князь уличит его в такой трусости?..
Да, господарь Влад был и в самом деле очень умен – дьявольски!
Иоана снова перекрестилась – и посмотрела прямо на дружину Дракулы. И, как нарочно, взгляд ее и жест заметил Корнел: самый молодой из государевых детей, с головой, затуманенной любовью…
Иоана поняла, что сейчас произойдет, – и она одна, одна будет виновна: но она уже бессильна была предотвратить то, что последовало.
Среди гнетущей тишины – мужчины побледнели, а женщины чуть не падали в обморок – отрок выступил вперед, оказавшись на шаг впереди всей дружины, и громко проговорил:
- Я готов состязаться с тобой, государь.
Тут впервые Иоана осознала, что князь совсем не высок: Корнел был одного роста с ним, даже чуть превосходил - а ведь ее муж еще не достиг роста зрелого мужчины.
Мгновение Дракула смотрел в глаза отчаянному храбрецу – а потом Корнел опустился перед повелителем на колени, потупившись; он покраснел, как девица. Иоана же стояла едва жива.
И тут господарь снова вспорол тишину своим смехом – смеялся он один; отсмеявшись же, владыка сказал Корнелу – всевидящие глаза по-прежнему улыбались:
- Встань! Негоже храброму мужу становиться на колени перед своим соперником.
Он подал Корнелу руку и вздернул сильного юношу на ноги, как ребенка.
А потом, совершенно невозмутимо, князь разделся до пояса, сбросив сколотый фибулой плащ, кафтан и рубашку – груду сокровищ - на чьи-то почтительные руки; тяжелые же украшения, и цепь, и перстни на пальцах, оставил, и все заметили это. “Он ведь еще и ел – быстрее должен устать, - вспомнила Иоана, глядя во все глаза, как бугрятся мышцами смуглые руки и грудь господаря. – Он хочет показать всем небывалую удаль!”
И ведь уже сентябрь близится к концу: вода в реке уже остыла - хотя в Валахии и теплее, чем дома! Могут судороги схватить!
Иоана ужасно пожалела, что не видела, наелся ли Корнел; хотя едва ли. Тот так почтителен к владыке, что не осмелился бы набивать рот в его присутствии.
Корнел был вынужден раздеться тоже – он так и пламенел; Иоана сравнила его тонкий торс с могучими плечами, грудью и спиною господаря Влада и поняла, что Корнелу не победить. Князь пошел к реке, на ходу стряхивая с ног сапоги; Корнел за ним. Иоана прикрыла глаза и сложила руки; потом опять открыла глаза и уставилась на соперников.
Дракула подошел к воде, потом забрел в реку по колено; Корнел следовал за ним, отступив вправо на несколько шагов. Оборотившись, господарь подождал, пока Корнел не поравняется с ним.
А потом Дракула кинулся в воду без предупреждения, точно спасался от врага; следом в воздухе мелькнули спина и руки чуть запоздавшего Корнела. А потом народ ахнул. Иоана бессмысленно шептала молитву, не понимая, что говорит, - только глядела, как сильно взмахивает руками князь, врубаясь в реку, точно топор в вековой ствол; а Корнел от него не отставал!
Невозможно было в это поверить: но Корнел держался наравне с князем почти до самого берега, и немного отстал только в конце. Но этого малого преимущества господарь не потерял: первым достигнув другого берега Яломицы, он встал на миг из реки во весь рост, показавшись зрителям, - потом бросился в воду снова и первым поплыл обратно, любо-дорого было глядеть. Но теперь зрители больше глядели на несчастного его соперника: победа Дракулы была несомненной, и оставалось только гадать, что он сотворит с проигравшим ему юношей.
Корнел плыл хорошо, но тише, чем вперед, - как будто устал или его что-то не пускало. Иоана, глядя, как ее юный муж направляется на расправу, вцепилась в плащ свекра мертвой хваткой. Она даже плакать не могла.
А когда Корнел доплыл и встал из воды, задыхающийся, мокрый, - успевший уже обуться Дракула снова приблизился к берегу и встретил его.
- Дайте ему его одежду, - проговорил он, видя, что стоящий перед ним опустив руки Корнел сейчас носа своего не найдет, не то что платья. Юноша побледнел и ничего не мог сказать своему владыке – всего его мужества осталось только на то, чтобы молчать и глядеть господарю в глаза.
Корнелу подали рубашку, а потом и надели ее на него; у него руки не поднимались. Оказавшись одетым, Корнел опять заалел – он опустил глаза.
- Я проиграл, государь, - ты победил! Теперь…
Он осекся и сжал губы.
А князь, улыбаясь, неспешно снял с себя тяжелую цепь, которая нисколько не мешала ему плыть, - и своими руками повесил ее на шею сопернику. Тот чуть не согнулся от неожиданности и тяжести.
- Теперь ты получишь награду за свою смелость, - сказал Дракула. – Молодец! Ты хорошо боролся!
“Но со мною тебе не тягаться – я куда лучше”, - поняла Иоана, что не было досказано. И правда: такого пловца, как князь, она еще не видела.
Поняв наконец, что он помилован и пожалован, Корнел схватился обеими руками за княжеский дар – а потом упал перед господарем на колени и поцеловал его перстень.
А Дракула поднял львиную голову и презрительно оглядел своих старших воинов – и тех, кто охранял его, и тех, кто сидел с ним за одним столом.
Потом Дракула опять обратил взор на Корнела.
- Пусть учатся у тебя все эти трусы!
И тут стоявший в безмолвии народ взорвался криками:
- Слава! Слава!
А торжествующий Дракула удалился в свой шатер. Через несколько минут он появился оттуда в другом, но столь же роскошном платье.