Джон и Майкрофт возвращаются к обществу к началу торжественного ужина. План держаться поближе к Шерлоку опять не срабатывает – Джона усаживают между Майкрофтом и Лестрейдом, еще одним несчастным исключением в этом скопище любимчиков жизни. Шерлок сидит на другом конце стола, между матушкой и тем самым красавчиком-омегой, который ведет себя непозволительно фамильярно, слишком близко склоняясь к Шерлоку и как бы случайно то и дело касаясь его. Джон не может видеть выражения лица друга – между ними стоит ваза с фруктами, спиральная ваза с какими-то морскими деликатесами и нечто хрустальное с чем-то совсем уж неидентифицируемым. Джон начинает раздражаться, кусает губы и периодически бросает сердитые взгляды в сторону Шерлока и его соседа. Джона так и подмывает послать другу столь любимое им смс и высказаться на тему доброго совета держаться поближе. Похоже, не так-то уж Джон ему и нужен на этом приеме. Обида сжимает сердце в тиски и гложет изнутри, недовольство нарастает. Как ни странно, но обиду гасит Лестрейд. Он склоняется к Джону как раз в тот момент, когда последний собирается встать из-за стола и под любым благовидным предлогом покинуть это благородное собрание.
- Это Питер Блэквуд, - шепчет Лестрейд на ухо Джону, - наследник огромного состояния. – Я слышал, леди Кэтрин, - Джон догадывается, что так зовут миссис Холмс, - давно пыталась сосватать его за Шерлока, но тому ловко удавалось уклоняться от посягательств на свою свободу. Нисколько не удивлен, что миссис Холмс не оставила попыток свести этих двоих. Питер и правда чертовски привлекательный омега, - Лестрейд качает головой. – Дети бы у них с Шерлоком получились красивые, - Джон изо всех сил старается забыть то, что только что услышал от инспектора.
Отворачиваясь от Лестрейда, он бросает удивленный взгляд на Майкрофта, безмятежно беседующего с каким-то разукрашенным омегой, сидящим рядом с ним. Почему Лестрейд все это терпит? Зачем ходит на эти дурацкие великосветские ужины, ведь Джон точно знает, инспектор совершенно равнодушен к славе и не ищет покровительства сильных мира сего. Неужели же дело в любви? Тогда почему он молча сносит столь явное пренебрежение к себе со стороны Майкрофта? Джон искренне не понимает. Задумавшись о природе отношений между Майкрофтом и Лестрейдом, он отвлекается от происходящего за столом и просто пропускает начало речи, которую с удивительным воодушевлением произносит миссис Холмс.
- … трудности в отношениях, которые мы, слава богу, преодолели. Я надеюсь, больше ничто и никто не встанет между нами, мой младший сын вернется в семью и подарит своей старой матери наследника. Я вижу будущее сына рядом с его другом детства, который так преданно ждал нашего Шерлока все это время, не отдавая свою руку и сердце никому иному. За маленького альфу или омегу, который объединит два старинных рода Холмсов и Блэквудов. За наше будущее!
Люди за столом одобрительно шумят, поднимаясь и поднимая бокалы за произнесенный леди Кэтрин тост, а Джон смотрит в свою тарелку и с ошеломлением понимает, что теперь его жизнь никогда уже не будет прежней. За то время, что Джон не общался с Шерлоком, друг успел сделать предложение этому счастливчику Питеру, и скоро они сыграют свадьбу, чтобы потом подарить бабушке маленьких внуков. Шерлок захочет жить со своим мужем в Лондоне, и Джону придется съехать, потому что он окажется явно лишним в новой жизни друга. Даже если Шерлок не потребует от Джона освободить верхнюю спальню на Бейкер-стрит, муж Шерлока явно останется недоволен их маленькой квартиркой, рассчитанной на двух холостяков, но никак не на семью с детьми. Скорее всего, Шерлок будет искать себе жилье попросторнее, благо теперь у него не будет трудностей с финансами, и он сможет рассчитывать на поддержку семьи… Боже, и как Джон в такое влип? Почему в который раз позволил себе расслабиться и поверить, что в его жизни может быть хорошо без видимых причин и надолго? За год столь волнующей жизни с Шерлоком придется расплатиться сполна, и самая ближайшая перспектива для Джона – поиск жилья, которое он сможет оплатить на свою крохотную зарплату. Джон кладет вилку, которую все это время сжимал в кулаке, на стол и наконец-то осмеливается поднять взгляд на Шерлока. К сожалению, Шерлока он все еще не видит – будь проклят тот, кто сервировал этот стол. С одного бока что-то бубнит Лестрейд, с другого Майкрофт, опасливо поглядывая на Джона. Джон вытирает вспотевшие руки о дорогие дизайнерские брюки и встает, чтобы уйти, наконец, отсюда, когда на другом конце стола встает Шерлок, и разговоры мгновенно прекращаются. Скорее всего, Шерлок должен сказать ответную речь, как-то поблагодарить собравшихся и Питера, ответившего на его чувства. Уместнее всего Джону было бы сесть обратно, поборов свою гордость или выйти из-за стола и вовсе покинуть собрание, коли уж поднялся. Но Джон не делает ни того, ни другого, он продолжает глупо стоять и пялиться на Шерлока, которого сейчас, когда все преграды между ними остались ниже уровня линии, соединяющей их взгляды, видит совершенно отчетливо. Лицо Шерлока непроницаемо, губы сжаты в тонкую линию, на щеках пылает лихорадочный румянец, что случается с ним в минуты крайнего волнения. Джон – плохой физиономист, он не умеет читать Шерлока с той легкостью, с которой тот читает самого Джона, поэтому Джон просто стоит и ждет, что скажет Шерлок, не в силах отвести взгляд.
- Спасибо, матушка, за веру в меня, спасибо, Питер, за ту верность, что ты демонстрировал все это время… Хотя я не понимаю, как может говорить о верности человек, у которого три действующих романа с альфами, сидящими здесь и сейчас за одним столом. Я опять же не понимаю, почему нас с Питером до сих пор упорно называют друзьями детства. У меня не было друзей, у меня и сейчас нет друзей, - Джон мрачнеет, но не удивляется словам Шерлока – это же Шерлок, высокоактивный социопат. – У меня только один друг, - произносит Шерлок то, что заставляет Джона вздрогнуть. – Это присутствующий здесь Джон Ватсон, - Джон неудержимо краснеет, понимая, сейчас на него смотрят практически все, сидящие за столом. Шерлок тем временем продолжает свои откровения: - Он не только друг, - его голос срывается, но он быстро берет себя в руки. – Мы обручены, и я не понимаю, как матушка может желать моего брака с распущенным и неприятным мне мужчиной, в то время как я уже нашел свою пару. Все, что только что прозвучало из уст моей матери, больно ранит дорогого мне человека, поэтому я, не рассчитывая на понимание родных, считаю себя вправе покинуть это мероприятие. Джон, мы уходим.
Звук отодвигаемого стула на том конце стола звучит, как раскат грома, а стремительные шаги Шерлока, когда он идет к Джону, как шаги Командора. Джон ничего не понимает, он растерян и напуган, единственное, что он может делать, то, что он умеет делать лучше всего, - сохранять невозмутимость. Обо всем, что здесь произошло только что, они поговорят дома, а пока Джон не может подвести Шерлока, который крепкой хваткой сжимает его руку и тянет к выходу. Они уже почти достигли дверей зала, когда в спину ударяется властный голос миссис Холмс:
- Уильям Шерлок Скотт, удели мне две минуты!
Почти сразу рядом с ними возникает Майкрофт. Он подталкивает их куда-то и шипит выразительнее многих рептилий о том, что разговора в кабинете Шерлоку избежать не удастся. Шерлок лишь еще крепче сжимает руку Джона и следует в указанном братом направлении.
Разговор в кабинете повергает Джона во временную мозговую кому, другими словами ему не удается описать свое состояние. Он просто стоит рядом с Шерлоком, позволяя держать себя за руку, слушает и наблюдает, не произнося ни слова. В голове пусто и тупо – слова, наиболее точно и полно характеризующие состояние комы. Миссис Холмс врывается в кабинет фурией. Двери за ней захлопываются, словно подхваченные каким-то магическим ветром. Соболиная горжетка сбилась и теперь напоминает вцепившуюся в горло драную кошку – жутковатое зрелище.
- Уильям Шерлок Скотт, - чеканит женщина гневным голосом, - ты только что испортил мой рождественский ужин!
- Ты сама в этом виновата, - мрачно парирует Шерлок, - не стоило навязывать мне очередного жениха. Сперва поинтересовалась бы моими планами…
- Планами? Ты имеешь в виду план заключить брак с бетой? – она намеренно не смотрит на Джона. – Ты понимаешь, что семья ждет от тебя совсем другого? Ты обязан подарить наследника! У тебя есть долг перед предками! Да они в гробу перевернутся…
- Я никому ничего не должен, - отчетливо произносит Шерлок, бледнея. – Все обязательства я отдаю Джону, - он еще крепче (куда уж крепче?) сжимает руку друга. – Тебе придется смириться с моим выбором или оставить в покое, потеряв сына. Второе предпочтительнее. Как мать ты себя давно дискредитировала.
- Шерлок! – возмущенно восклицает леди Кэтрин, но тут в разговор вмешивается Майкрофт, до этого момента дипломатично хранивший молчание.
- Ты лжешь, Шерлок. Вы не обручены, - заявляет он спокойно.
- Это еще почему? – ощетинивается Шерлок, едва не скаля зубы – пробуждаются инстинкты альфы, обнажившиеся в преддверии стычки с другим альфой, а Джон все еще ничего не понимает.
- Вы оба без колец, - объясняет Майкрофт, не ведясь на агрессию Шерлока. – Влюбленные, решившие пожениться, так себя не ведут.
- Мы сняли их, чтобы не травмировать тебя и матушку, - парирует Шерлок, - но раз ты настаиваешь, я больше не намерен щадить ваши чувства и буду делать то, что считаю правильным, - с этими словами Шерлок достает из кармана пиджака тонкий золотой ободок и надевает на палец. – Доставай, Джон, - говорит он, обращаясь к Джону, - нам больше нечего скрывать.
Джон не понимает, откуда он может достать кольцо, которого у него никогда не было, и потому растерянно хлопает себя по карману, удивленно глядя на Шерлока.
- В другом, - одними губами говорит ему Шерлок, и Джон достает, наконец, золотое кольцо, которое идеально садится на его безымянный палец – Майкрофт смят и унижен.
- Нам пора, - Шерлок вновь сжимает руку Джона и тянет за собой, - не скажу, что вечер удался. Счастливо оставаться.
Майкрофт и миссис Холмс так и остаются стоять в кабинете, словно скульптурная группа, символизирующая собой крайнюю степень удивления, а Шерлок и Джон в молчании покидают особняк Холмсов. В напряженной тишине они едут на Бейкер-стрит, и Шерлок по-прежнему сжимает руку Джона своей. Джон все так же пребывает в мозговой коме, временно утратив способность говорить и анализировать происходящее, а потому в себя приходит, только оказавшись в кресле перед камином в их маленькой квартире (как он выходил из машины Майкрофта, как поднимался по лестнице, совершенно не помнит). Шерлок сидит в соседнем кресле, устало вытянув ноги, и мрачно смотрит в огонь, сложив ладони в молитвенном жесте. Кольцо таинственно поблескивает в свете пляшущего пламени, отчего все происходящее кажется Джону вовсе уж нереальным. Так и не взглянув на Джона, Шерлок неожиданно произносит своим низким красивым голосом с таким характерным альфовским едва пробиваемым глухим рычанием:
- Задавай свои вопросы, Джон. Нам определенно нужно поговорить.
Джон наконец-то отмирает, судорожно выдыхает и спрашивает:
- Что это было? – подразумевая все то, что произошло в доме Холмсов этим вечером.
- А ты как думаешь? – Шерлок бросает на него быстрый пронизывающий взгляд.
Джон медлит, перед тем как ответить.
- Ты использовал меня в конфликте с семьей, - наконец произносит он задумчиво. – Прикрылся мной, чтобы от тебя отстали.
- Ну, вот ты сам все и объяснил, - устало соглашается Шерлок и отводит взгляд в сторону.
- А откуда взялись кольца? – этот вопрос волнует Джона больше всего.
На лице Шерлока на мгновение мелькает беспомощное выражение, которое опять сменяется бесстрастной маской:
- Я просто просчитал все возможные варианты и подготовился к чему-то подобному.
Джон некоторое время переваривает услышанное, с трудом представляя, как Шерлок просчитывает возможность появления на ужине красавчика Питера, бестактное выступление миссис Холмс и вопрос Майкрофта о кольцах. Воистину, нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы учесть степень вероятности наступления этих событий и отправиться в ювелирный магазин. Вздохнув, Джон начинает стягивать с пальца кольцо, которое сидит слишком удобно и органично, чтобы хотелось с ним расстаться. Шерлок болезненно морщится, наблюдая этот процесс, но продолжает молчать.
- Только я не понимаю, как ты будешь теперь выкручиваться, - бурчит Джон, наконец снимая кольцо и протягивая его Шерлоку. – Скажешь, что мы поссорились?
- Нет, - Шерлок медлит забирать его. – Попрошу тебя об одолжении.
- Каком? – сердце Джона холодеет от нехорошего предчувствия.
- Подыграть мне, - отвечает Шерлок. – Выйти за меня замуж.
- Что? – кровь приливает к лицу Джона, а сердце готово выпрыгнуть из груди от волнения. – Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж?
- Фиктивно, - быстро оговаривается Шерлок и нервно облизывает губы. – Хотя бы на год, чтоб родственники смирились с моим выбором или уж вовсе оставили в покое. Клянусь, между нами ничего не изменится. Все будет по-прежнему. Можешь даже кольца не носить, - Шерлок сверлит Джона тяжелым взглядом и ждет ответа, но Джон не в состоянии сейчас даже шевельнуться.
Он отмирает вечность спустя, моргает, поднимает в раз отяжелевшую руку и проводит по спутанным коротко стриженым волосам. Сердцу сейчас очень больно, а глаза неудержимо щиплют непрошеные слезы. Джон держится из последних сил, изображая невозмутимость и спокойствие, но это дается ценой гигантских усилий.
- Я должен подумать, - выдавливает он из себя наконец что-то, похожее на связную человеческую речь, тяжело поднимается из кресла и, не глядя на Шерлока, уходит к себе, даже не пожелав спокойной ночи.
Обручальное кольцо он так и не отдает, зажав его в кулаке, что понимает лишь когда устало опускается на свою кровать. Ему определенно есть о чем подумать.
В комнате Джона сумрачно и тихо, в не зашторенное окно светит, ухмыляясь, луна. Редко проезжающие машины отбрасывают на стены причудливые тени, проносящиеся по пространству комнаты стремительно, и также стремительно исчезающие в ее темных углах. Джону кажется, что он снова стал маленьким испуганным мальчиком, лежащим в своей кровати в большой спальне приюта, среди других таких же маленьких мальчиков, брошенных своими родителями лишь потому, что они родились неправильными. Те же причудливые тени скачут по стенам и прячутся по углам, кто-то тихонько плачет в подушку, а на душе скребутся кошки, облезлые, дикие и голодные. У Джона в душе сейчас именно такой вот кошачий беспредел – сердце болит, кровоточит и тоскует от непонятной обиды и горечи. Обиды на Шерлока. Хотя, в сущности, Шерлок ведет себя как обычно – по-альфовски эгоистично, без оглядки на чувства других. Джон пытается анализировать его поступки, приходя к следующему логическому выводу - фиктивный брак для Шерлока – удачный поворот событий. Он одним махом избавляется от пристального внимания брата, от претензий матери, получает столь долгожданную свободу и полные права на своего соседа. Что и говорить – удобно. Джон с усмешкой думает о том, как правильно Шерлок рассчитал события и их последствия, вот только совершенно не учел чувств Джона, которому горько понимать, что интерес к его персоне носит исключительно прагматический характер. Сам-то он искренне, а вовсе не фиктивно любит Шерлока. А затем Джон внезапно холодеет от пришедшей в голову мысли: вдруг Шерлок как раз учел чувства Джона. Просчитал его эмоциональную зависимость от Шерлока, глупую влюбленность, и теперь манипулирует им, будучи уверенным, что влюбленный Джон ни в чем ему не откажет. То, что он не счел нужным посвятить в свои планы Джона по поводу колец и обручения, может говорить с равной долей вероятности и о том, что события, приведшие к объявлению о помолвке имели мизерные шансы, чтобы случиться, и о том, что Шерлок был абсолютно уверен в Джоне, в его безмолвной поддержке. И в этой связи абсолютная уверенность Шерлока могла как раз покоиться на уверенности во влюбленности в него Джона. От этой неприятной, словно скользкая жаба, мысли Джон морщится – представить Шерлока беспринципным манипулятором тяжело. Нельзя сказать, что раньше Шерлок не манипулировал Джоном – это случалось не раз, но вот в сфере чувств и эмоций подобного еще не происходило. Джону не хочется думать о Шерлоке плохо. Это все равно, что напрочь перечеркнуть их совместный год, дружбу и доверие друг к другу, а к подобному Джон пока не готов. Он еще долго ворочается в кровати, провожая глазами пляшущие тени и старательно не глядя на темные углы, и засыпает только под утро, забываясь коротким тревожным сном.