На мое удивление, Джули курила раньше, что было заметно. И да, мы должны были сблизиться с ней, но на кухне витало легкое ощущение призрения.
Сразу после ужина мы сидели, допивая свой чай.
— Я так не могу, — Стив откинулся на стуле, — я хочу в клуб.
Все разом посмотрели на Джули, а она, явно засмущавшись, сказала:
— Можно мне с вами?
Ей-богу, она напоминала младшую сестру. Делать нечего и мы пошли с ней. Вся женская часть, включая Джули, надела новые платья, которые ранее притащила Вена. Я была в толстовке Стива, поэтому все, что было видно от платья — только юбка. Перед входом в клуб, Алекс шепнул мне: «Уходите отсюда», и пошел вслед за музыкантами. Я, в незнании, что они хотят сделать, взяла Вену и Джули за руки, и мы поднялись наверх, на открытую веранду.
— Может, пойдем вниз? — Джули перегнулась через перила и посмотрела на темную улицу.
— Нет, — я начала всматриваться в то, что происходит внутри второго этажа.
Услышав чертов крик и увидев, как проститутка бежит вверх по лестнице, я поняла, что дела плохи. Я медленно вышла с веранды. Я увидела Стива, он улыбался. Всего лишь секунду, в толпе. Они спустили курки. Все вокруг загремело. Послышался выстрел, потом еще один.
И я подумала: «В новостях покажут этот день».
И я подумала: «Зрители скажут “Какие-то ублюдки открыли пальбу в клубе”».
Я оглянулась, увидев тревожное лицо Вены и Джули. Я перебросилась через перила веранды и, вскрикнув, прыгнула на низкую крышу, стоявшую пред клубом. Внизу слышался вой полицейских машин. Я оглянулась и посмотрела на Вену, которая перелезала через перила. Она прыгнула ко мне, содрав кожу на коленке и локте.
— Что происходит? — Джули стояла все еще на веранде, перекрикивая сирены и плач проституток.
— Прыгай, если хочешь жить, — крикнув это, я подошла чуть ближе к концу крыши.
Джули кое-как перелезла и секунд тридцать колебалась перед тем, как прыгнуть.
Она ударилась рукой об край крыши. Застонав от боли (а это больно), мы побежали к пожарной лестнице. Ветер путал мои волосы, и они неустанно лезли в лицо. Прыгнув на землю, я поняла, что скорей всего все это из-за музыкантов. Дождавшись, пока Вендетта и Джули спрыгнут, мы побежали вдоль по улице, мимо лежащих на земле героинщиков. Возможно, они мертвы, но это заботило меня сейчас меньше всего. На удивление, я не выдыхалась. Я бежала, а все мои мысли были просвещенны лишь тому, чтобы с парнями все было хорошо.
Остановившись на конце улицы, напротив книжной лавки, я прислонилась к стене.
— Что происходит? — Джули явно было страшно.
— Все хорошо, — Вена дула на замерзшие пальцы.
— Все явно не хорошо, — ее голос дергался.
— Успокойся, ясно? Сейчас же все нормально. Просто мы сейчас пойдем домой и будем ждать музыкантов и Зака.
Джули выдохнула, и из ее рта клубками вышел пар.
— Другая проблема, — Вена закусила губу, — куда нам идти?
Я огляделась и поняла, что мы немного… потерялись. Мы пошли обратно к клубу. У входа стояло несколько машин полиции. Я накинула капюшон и прошла мимо них.
Мы стояли около клуба.
— Итак, что нам делать? — Вена потирала разбитый локоть.
Я пожала плечами. Проблема состояла в том, что попасть домой мы могли только с музыкантами. А они наверняка уже ушли и думают, что мы сами найдем дорогу домой. Я дрожала. Неподдельно, открыто дрожала.
— О боже, — Джули застонала, — мы умрем к чертям.
Вена нервно хохотнула. Умом я понимала, что мы — в дерьме. Но сердцем надеялась, что все не так плохо. Я внимательно следила за входом в клуб, надеясь увидеть там их. Мимо клуба, накидывая капюшон куртки, прошел парень с незажженной сигаретой в зубах. Я непроизвольно крикнула: «Алекс!». Парень поднял голову, но это был не солист. Я выдохнула и вжалась в стену.
Этот парень медленно, тактично обходя полицейских, подошёл к нам.
— Глория?
Я улыбнулась, не зная, что говорить.
Он шепнул: «Идем» и пошел куда-то по улице. У нас не было выбора, и мы пошли за ним. Я чувствовала, как Джули страшно. Чувствовала ее непонимание. Я узнала в ней себя, но не было времени на жалость. Этот парень впереди шел достаточно быстро, чтобы забыть о чувствах и просто идти за ним. Я слышала свое сбитое дыхание, но никак не могла его выровнять. Мы шли, но я устала достаточно, чтобы сказать, что мы бежали марафон. Мы останавливаемся напротив заброшенного дома. Парень исчезает в темноте. Я неуверенно иду вперед. Такое ощущение, что это все сейчас упадет.
Парни сидели на полу чертового разрушенного\заброшенного дома и смеялись.
Я села рядом. Я заметила одно: никогда мы не разговариваем о том, что натворили. Джули ежилась и куталась в тонкую ткань платья.
— Что происходит, кто-то мне объяснит? — ее голос срывался.
— Кто-то кого-то пристрелил в клубе, — Стив медленно, стараясь остаться незамеченным, убрал пистолет с пола, заправив себе за пояс.
Я видела, как Джули чуть ли не плакала.
— Успокойся, — Алекс посмотрел на нее, — сейчас-то все хорошо?
Она кивнула. Я притянула к себе колени, услышав чье-то уверенное: «Пошлите-ка домой».
Дойдя до дома я окончательно замерзла. По дороге я слышала, как Джули плакала. Признаться, ее слабость изводила меня. Мы сразу же развели огонь в камине. Включили свет — везде. Я села у камина, стараясь изо всех сил не уснуть. Это было действительно трудно. Я слышала, как Стив открыл бутылку. Никто ничего не сказал, но я буквально почувствовала, как Джули вздрогнула. Он отпил из горла и передал музыкантам. Я встала, хотя у камина было куда теплее, чем на диване. Я молча взяла бутылку из рук Джея и отпила. Алкоголь обжег желудок и пищевод, и мне пришлось поморщиться. Я сделала еще пару глотков и отдала бутылку Вендетте. Я заметила, что это было не вино. Наверное, виски или коньяк.
Я не смотрела ни на кого, и никто не смотрел на меня. Мы понимали друг друга без слов. Джули было страшно. Я улыбнулась ей, когда она встала. Уголки ее губ дернулись, и она, сказав что-то типа: «Доброй ночи», ушла вниз.
Я прижалась к Стиву. Он пах сигаретным дымом и дешевым алкоголем. Я позволила себе закрыть глаза.
— Лори, что происходит?
Стив навис надо мной, пару наливших на лоб прядей делали его вид довольно забавным.
— Что?
— Я могу отнести тебя в спальню, — он поцеловал меня, а я попыталась раствориться в его тепле.
Я перевела взгляд на телевизор, где крутили экстренный выпуск новостей. Девушка, явно недовольная тем, что ее в три часа ночи заставили работать, да еще и в прямом эфире, говорила про перестрелку в клубе. И в моей голове ясно проплывали картинки:
Легкая улыбка Стива, сквозь толпу. Звук выстрела. Прыжок на крышу. Я закусила губу, чтобы не зарыдать. Это — эмоции. Мне слишком страшно. Я иду в душ, залезаю в кабинку и сажусь там. Включаю холодную воду и вздрагиваю. Я даже не сняла платье. Обхватив свои колени руками, я понимаю «Чем меньше меня — тем меньше боли». Холодная вода вымывает из меня остатки слез и боли и я, коснувшись своих волос, пытаюсь успокоиться. Я выжимаю платье, по крайней мере, пытаюсь. Сейчас с него не капает, но оно все равно мокрое.
Как только я захожу на кухню, Стив заливается хохотом. Я смотрю на него и одними губами шепчу: «Что?».
— Ну, нет! Иди сюда! — говорит он и протягивает ко мне руки.
Я фыркаю и отворачиваюсь.
— Пожалуйста, — хрипит Стив.
Я подхожу и обнимаю его, а он смеется мне в ухо и шипит: «Теперь и я мокрый». Отстраняясь, я провожу рукой по нему. Мокрая майка быстро прилипает к рельефным мышцам.
— Фу, противно, — говорит он и убегает. Я закатываю глаза и быстро иду за ним, прижав его в углу, он соглашается на то, что бы снова обняться и целует меня.
========== Глава 3. ==========
В четверг – день, когда должна уехать Джули – как по иронии судьбы, отключили свет. Мы решили сходить в клуб напоследок, и ночью отвезти ее к сестре. Весь день я смотрела на нее, как бы мне она не нравилась, я привязалась к ней. Она чувствовала мой взгляд и улыбалась.
Вчера мы купили себе зимние куртки. И сейчас, когда мы ехали на такси в клуб, на Джули была куртка Вендетты. Зак и Вена решили остаться дома, а я и музыканты поехали в клуб. Мы сдали куртки в гардероб, и ушли танцевать. Музыканты, к слову, могут отлично растворяться в толпе. После второго коктейля, Джули приблизилась ко мне и шепнула «Пошли на воздух?». В этот вечер я решила забыть о неприязни. Я взяла ее за руку, и пошли искать музыкантов. Найдя Джея и Стива у бара, мы сказали, что выйдем из клуба на пару минут. Они были совершенно не пьяные, и около них не стояло ни одного стакана.
Я все-таки взяла свою куртку, а вот Джули отказалась.
Как только мы вышли на улицу, Джули отпустила мою руку и побежала вперед. Я ринулась к ней, не понимая, какого черта она там увидела. Вдруг начался дождь. Я пыталась кричать что-то вроде «Стой, Джули!», но ветер и крупные капли обрывали мои слова. Даже снег растаял, и сейчас вместо замерзшей грязи были лужи.
Она остановилась перед каким-то фонарем. Я оглянулась в поисках того, что могло ее заинтересовать. Мне до нее осталось метра три, но она крикнула мне «Не подходи». Ее серая майка, обтягивающая худое, дрожащее тело, быстро намокает.
— Что ты делаешь? — я кричу ей, перекрикивая рев проносящихся мимо машин и дождь.
Один шаг – и мы на дороге.
— Ничего, — она поворачивается боком ко мне, лицом к шоссе.
Я чувствую, как дождь стучит по моему лицу. Крупные капли приземляются на мое тело, отскакивая. Мне холодно, но какой-то неопределенный страх дает мне забыть о холоде.
Смотрю на ее силуэт: худое тело в мокрой одежде. Волосы забраны на высокий хвост, а глаза невидящим взглядом смотрят вперед.
В моей голове проносится мысль: «А она красивая».
— Что происходит, Джули? — я не на шутку испуганна.
Она поворачивает ко мне лишь голову, и я пугаюсь, смотря на ее глаза. Они… полны боли. Отваги. Ненависти к себе. Уголки ее губ дергаются.
— Я ведь глупая, да? — она ухмыляется, — «Доброе утро, Лори!», — она смотрит на меня и пародирует мой голос, — «О, пошла к черту!». Меня так легко послать, да? Я же ничего не смогу сделать.
Она закидывает голову назад. Я понимаю, что вела себя, как идиотка. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но она меня прерывает.
— Мне нужна была всего-то неделя! Гребанная неделя! Неужели это было… сложно? Не посылать меня к черту. Не грубить. Просто… жить со мной эту неделю. Неделю. Это много?
Я стою, онемев. Чувствую, как по щекам катятся слезы. Закусываю губу.
— Ты думаешь, я не знаю, кто вы? Думаешь, я не смотрю телевизоры и все такое? Я знаю, что ты умерла. Я знаю, что музыканты сбежали из тюрьмы. ЗНАЮ.
Она снова улыбается и немного поворачивается ко мне.
— Ты серьезно меня ненавидишь? Это глупо, Лори. Ну, а теперь смотри на меня. Бесконечно внимательно, ясно?
И я смотрю.
Мои конечности наливаются свинцом. И я знаю, что я обязана подбежать к ней, но я просто физически не могу двигаться.
— Остановись. Пожалуйста, — горло саднит от крика.
Она наклоняет голову чуть в бок и начинает хрипло смеяться.
— О, пошла к черту.
Снова спародировав мой голос, она поворачивается лицом к дороге. Она поднимает руки по бокам, параллельно земле и застывает так. Она похожа на птицу. Свободную, ужасно красивую птицу.
— Скажешь им спасибо, ладно? И тебе спасибо. И не отводи взгляда от меня, Макфинн.
Я слышу, что она улыбается.
Ее слова повисают в воздухе. Вдали слышится звук фуры, приближающийся к нам. Рев двигателя слышен даже здесь, и он оглушает.
— Джули!
Мой крик почти не слышен. Она не обращает на меня внимания. Меня слепят фонари приближающегося грузовика. В голове звучат ее слова «Смотри на меня бесконечно внимательно».
«Не отводи взгляда от меня, Макфинн».
И я смотрю, не вправе отвернутся. Ее волосы намокли от дождя, хвост потрепан, красивые и большие глаза светятся, словно у кошки. Она выдыхает, и горячий пар клубками вырывается у нее изо рта. Она делает шаг, и еще один, и еще, разбегается и прыгает под колеса фуры. При этом она молчит, молчит до конца. Я слышу крик, но не могу сдвинуться с места, только через секунду, я понимаю, что это мой крик. Фура делает крутой поворот и ее заносит на бок, в канаву, проходящую по бокам дороги. Мне плевать.
Я бегу к Джули. На ней грязь, кровь и пот. Она пахнет мокрым асфальтом. Я боюсь ее брать за руку. Боюсь обнаружить, что она холодная. Слезы застилают глаза, я смаргиваю их. Я повторяю вслух ее имя, и смотрю на нее: Она раскинута на дороге, пластом лежащее тело. Я не могу кричать, я могу лишь смотреть. Ее лицо: оно абсолютно чистое. Оно бледное с медленно проступающей голубизной. Ее глаза красивы и пусты. Они как у фарфоровой куклы: стеклянные.
Я рукой провожу по ее векам, что бы опустить их. Оторвать взгляд от нее — проявить трусость.
— Джули, — я рыдаю в голос, — Джули, вернись.
Я провожу рукой по ее разбитому затылку. Я вся в ее крови. Снова.
Мне все равно, что я сижу на дороге над мертвым телом. Все равно, что я промокла, что мне холодно, что я рыдаю. Что водитель в фуре тоже мертв. Я поднимаю голову вверх: дождь превратился в снег. Все вокруг застлано белой пеленой, которая тихо ложится на тело Джули и мое. Крупные снежинки появляются из глубин иссиня-черного неба. Всю дорогу освещает лишь фонарь, свет от которого отражается в миллионе снежинок. Я слышу крик позади себя и вытираю щеки от слез, пачкая кровью и грязью свое лицо. Все мысли путаются и сквозь них, в голове проступаешь лишь одна фраза. «Ты серьезно меня ненавидишь?». Только сейчас я понимаю – нет.
Вскоре люди набегают сюда, топча дорогу, на которой в тишине разбилась фура и умерла Джули. Я не имела смелости оторвать от нее взгляда до того момента, как ее погрузили в машину скорой помощи. Не хочу ничего, кроме того, чтобы лечь на дорогу и лежать, лежать, лежать. Полицейский спросил меня, кем я приходилась Джули. Я, накинув капюшон и закурив, уставилась на него.
— Никем. Я ее не знаю. Впервые вижу, сэр.
Я шла, выкуривая одну за другой. Я не видела ничего, кроме собственных ног, которые путались в грязи. Мой голос охрип и осел. Дойдя до клуба, где, по идее, должны были быть музыканты, я осмотрела себя: мои руки были в крови.
Перед глазами стояла Джули с ее бледным, голубоватым лицом, разбитой головой, из которой течет кровь, тело, сочащееся смертью и холодом и пустые глаза.
А теперь другая задача: попробуй найти музыкантов в клубе. Все-таки найдя их у стойки, я раздаюсь рыданиями. Их зрачки неестественно широкие. Мы выходим на улицу, и я утираю слезы.
— Что такое? — Алекс всматривается мне в глаза.
— Джули… она умерла.
И я рассказываю им все. Начиная от «Пошли на воздух», заканчивая «И не отводи от меня взгляда, Макфинн». Я вижу, как их лица искажаются с каждым сказанным словом. Я борюсь с дрожью в руках. Я даже рассказываю про «Никем. Я ее не знаю. Впервые вижу». Мне не становится легче. Я лишь чувствую вину. Она из-за меня покончила с собой.
«Всего-то неделя».
«Ты серьезно меня ненавидишь?».
Мы едем домой. Молча. Когда такси останавливается, я выбегаю из машины. Снова падаю в грязь, смешанную со снегом. Кровь еще не запеклась до конца. Я падаю еще и на пороге, оставив на линолеуме такой же след, какой оставила и неделю назад Джули. Грязь, смешанная с кровью и снегом. У меня нет сил, чтобы встать. Я сворачиваюсь клубком прямо на полу и начинаю рыдать.