========== 01. Она устала ==========
Маринетт тихо выдыхает, закрывая лицо ладонями.
Маленькое тело снова пробивает дрожь, а соленые капли вновь мчатся по щекам вниз и скапливаются на остром подбородке.
Прошло уже около часа с того момента, как она вошла домой, но Маринетт так и не сдвинулась с места.
Как села спиной к комоду, подтянув к себе согнутые ноги, так и не вставала.
Потому что — не верила.
Потому что — это случилось первый раз.
За всё то время, что она носила на своем лице маску ЛедиБаг, Маринетт ни разу не допускала, чтобы мирный житель пострадал.
Не говоря уже о близких людях.
Она снова сдавленно всхлипнула, крепко зажмурив глаза.
Но это не помогло избавиться от пляшущего под веками лица Альи, которая, прижимая руки к животу, пыталась не позволить багровому пятну разрастись по клетчатой оранжевой рубашке.
Маринетт громко выдыхает и трясет головой, прогоняя слезы и стараясь перестать снова и снова прокручивать этот сюжет в голове.
Эти секунды, когда она, громко крикнув «Алья!», помчалась в сторону падающей на землю подруги, прикрывая рот ладонью.
Когда Кот, выбив из рук преступника уже не заряженное ружье, повалил его на землю, прижимая повернутую в сторону голову ногой к влажному от дождя асфальту.
Преступника, который целился в ЛедиБаг. Но который промахнулся.
И когда Маринетт, истерично вызвав скорую помощь, прижимала руки к животу подруги, промакивая чем-то, что подарил супер-шанс.
Дюпэн-Чэн запрокинула голову вверх, с силой комкая пальцами невидимую пыль в вытянутых руках и снова протяжно выдыхая.
Алья осталась жива.
Пуля не задела жизненно важные органы, только повредила ткани в области талии, но…
Ей понадобилось переливание крови. И Маринетт в который раз, стоя в образе ЛедиБаг с пикающими сережками в ушах, не могла ей помочь, замерев в приемной.
— Ей нужен донор, — громко сказала тогда медсестра, и несгибаемая спасительница Парижа залилась слезами.
Потому что у них были одинаковые группы крови.
И она не могла ей оказать помощь.
Через двадцать минут нашли добровольца с той же группой.
Каково же было удивление Маринетт, когда в палату влетела Хлоя Буржуа со словами:
— Не думайте, что это меняет моё отношение к этой девчонке, я просто дочь мэра. И я — ваш единственный шанс, так что обращайтесь со мной, как подобает.
В ту секунду что-то мелькнуло в глазах Буржуа, но Маринетт так и не смогла понять, что именно.
Подав подписанный отцом документ о разрешении сдачи крови несовершеннолетней, Хлоя прошла в отделение, закрывая перед носом ЛедиБаг дверь.
Они чуть было не опоздали, но Алья осталась жива.
— Выкарабкается, сильная девочка, — заметил пожилой доктор, снимая маску с лица. — Вы — родственница?
Он обращался уже к Маринетт, которая, избавившись от трансформации в подсобке, стояла возле палаты Альи, почти не дыша, и смотрела через стекло на её едва вздымающуюся грудную клетку, трубки с иглами, вставленные в руки, и маску на бледном смуглом лице.
— Подруга, — хрипло исправила она, не сводя с неё глаз.
— Простите, мисс. Можно только родственникам.
И опущенная теплая ладонь на острое плечо Дюпэн-Чэн вернула её в реальность.
Девушка вздрогнула, несколько раз моргнула.
Невидящим взглядом уставилась в глаза доктору.
— Поправится, — сорвался шепот с её губ. — Она поправится?
Он кивнул, чуть улыбнувшись. И отправил Маринетт домой.
Она не помнила, как добиралась. Не помнила, как вошла к себе.
Помнила только, как внезапно оказалась в своей комнате с покрасневшими от слез глазами и одной мыслью в голове: «Я устала».
Маринетт Дюпэн-Чэн устала от всего этого. Устала от двойной жизни.
Устала от того, что её близкие всегда в колоссальной опасности.
Устала от осознания того, что её жизнь больше никогда не будет прежней.
Что она связана с Тикки по рукам и ногам на неопределенный срок.
Она устала.
Она истощена, вымотана. И вишенкой на торте стало то, что во время очередного ночного патруля они с Котом оказались в том проулке.
Черт знает, зачем Алью понесло туда в одиннадцатом часу.
Глупая. Глупая девчонка.
Маринетт впервые допустила это. Маринетт впервые увидела это.
Настоящую опасность. Без акум, без фокусов Бражника.
Реальную угрозу.
Вылитую из свинца, смертельно быструю. Которая чуть было не отправила на тот свет дорогого ей человека.
Она устала.
От всей ответственности, которая навалилась на её плечи.
От того, что она забыла, что значит быть просто подростком.
От вечно нависающей — как черное облако — опасностью над её головой.
Она устала. Она просто сломалась.
— Я устала, — хрипло сквозь слезы выдавила Маринетт, качая головой из стороны в сторону. — Устала от этого. Я хочу, чтобы всё закончилось…
Маленькие балетки с гулким звуком хлопнули по деревянному полу, когда рама внезапно распахнувшегося настежь окна громко задребезжала, вынуждая Маринетт резко подняться на ноги.
Она подошла к окну и закрыла его, глядя на то, как над Парижем снова нависает непогода. Сильный ветер и морось была мелочью по сравнению с тем, что надвигается сейчас.
Девушка тихо выдохнула и, задернув шторы, повернулась назад. И вдруг…
— О, Боже! — воскликнула Маринетт, хватаясь против воли за сердце и отпрыгивая назад. — Кто вы такой?! Как вы сюда попали?!
— Я услышал твои слова, дитя моё, — протянул низкий мужчина преклонного возраста с острой седой бородкой.
— Кто вы?! Что вам нужно от меня?! — взволнованно проговорила Маринетт, широко распахнув глаза. — Мам!
— В этом нет необходимости, — заверил её внезапный гость, успокаивая вытянутой вперед рукой. — Я — мастер, — представился он, и Маринетт скептически на него посмотрела.
Да ей не горячо и не холодно от этого заявления. И не особо-то хочется вникать в слова мимо проходившего — из воздуха появившегося — старца в красной рубашке в цветочек.
— Сережки. Я передал тебе шкатулку…
Маринетт сжала руки в кулаки. Против воли. Закусила нижнюю губу, смаргивая снова наворачивающиеся слезы.
Это был он. Словно сотню лет назад. Она вспомнила.
— Я услышал твои слова, — он немного подождал, обдумывая слова, — и могу тебе помочь.
Дюпэн-Чэн чуть расслабилась и, набравшись смелости, сделала несколько шагов вперед.
— Как? — словно не своим голосом спросила она, сглотнув.
Мастер потянулся во внешний карман на рубашке и вытащил небольшой пузырек, в котором находилась фиолетовая жидкость. Он взял его в руку и, кивнув на него, снова обратился к Маринетт.
— Этот эликсир я хранил на особый случай. Экстренный, — он заглянул девушке в глаза. — Твой случай.
Дюпэн-Чэн уже не на шутку заинтересовалась и присела на стул, внимательно продолжая слушать.
— Если ты его выпьешь, твоя личность разделится на два самостоятельных человека: на ЛедиБаг, — он запнулся, — и Маринетт.
— О, Боже, — выдохнула девушка, расширив глаза. — Это значит, что я смогу…
— … освободиться от привязанному к твоим запястьям грузу, — закончил он за неё. — Спасительница Парижа останется, а ты сможешь снова жить той жизнью, которая была у тебя до того момента, как ты споткнулась на светофоре, встретив меня, и рассыпала свои пирожные…
Маринетт громко выдохнула, цепляясь взглядом за свою заветную мечту в его руках, и встала с места, подходя ближе.
Она сможет жить. Жить, как обычный подросток.
Этого она и хотела. Никакой героической ерунды, никакой опасности для жизни близких ей людей.
Никакого Бражника.
— Согласна, — кивнула она, протягивая вперед руку.
Мастер отдал ей пузырек без лишних слов, а Маринетт…
Боже, Маринетт.
Если бы не нависшее над её головой облако горя, если бы не затуманенное болью сознание, если бы были здоровые нервы и отсутствовало душевное расстройство…
Она бы поняла.
Она бы увидела. Не смогла бы не заметить.
Но она ловко открывает пузырек и разом заглатывает содержимое флакончика, громко сглотнув.
Мятная жидкость покатилась по пищеводу, все ещё слабым привкусом отдаваясь во рту.
Сначала Маринетт улыбнулась, ведь теперь все должно будет стать хорошо.
Но потом она посмотрела в сторону мастера, и улыбка пропала с её лица. На его месте порхала фиолетовая бабочка.
И она всё поняла.
Но было поздно.
Живот скрутило узлом, и Маринетт согнулась пополам, вскрикнув от резкой боли.
Боже, девочка.
Ты только что собственноручно подписала себе приговор.
И пути назад у тебя уже нет.
========== 02. Сыграем ещё ==========
Тело резко заломило так, словно под кожу ввели разом три сотни игл.
Маринетт зажмурилась и попыталась закричать, но вместо голоса из словно окутанной огнем глотки вырвался лишь сдавленный хрип.
Кожа на дрожащем теле девушки почти плавилась, и она чувствовала это.
Чувствовала, как внутри все разрывается на сотни кусков, ошметками разлетаясь по капсуле тела.
Причиняя резкую боль, которая набатом отдавалась в помутившемся сознании.
И в какую-то секунду Маринетт ощутила, как в грудной клетке что-то начало больно тянуть.
Она запрокинула голову вверх, вытянув по сторонам руки, и, крепко стиснув челюсти, зажмурила глаза.
Тянущаяся патокой боль прекратилась через несколько секунд, которые показались ей вечностью.
Дюпэн-Чэн медленно открыла глаза, понимая, что против воли от боли вышибло несколько слезинок.
И она замерла.
Прямо перед ней, сверкая алым латексом, с сжатыми в кулаки руками, стояла в расслабленной позе точная копия её. В образе ЛедиБаг.
Маринетт недоверчиво окинула своё отражение взглядом.
Всё тот же костюм. Все та же маска. Те же два темных хвоста по бокам.
Но глаза.
Боже, эти глаза.
Отливающие чернотой. Пропитанные ею.
Грязной, тягучей.
Которая заволакивает не только радужку, но и глазное яблоко в целом.
Просто бездонные омуты. Чертова дорога в Ад.
Новая ЛедиБаг презрительно скривилась, окидывая взглядом Маринетт.
— Посмотрите, какое жалкое создание смотрит сейчас на меня своими щенячьими глазами.
Дюпэн-Чэн непроизвольно прекратила дышать, глядя на неё.
Это была не та Спасительница Парижа, которую она ожидала увидеть.
Это было что-то совершенно иное.
Что-то, в чем была сосредоточена всегда глубоко запрятанная в душе Маринетт ненависть.
Скрываемая злоба, тайные мысли, чувства.
И Маринетт всё поняла.
Это была не часть её. Это была совершенно другая личность.
Которая знала всё о Дюпэн-Чэн.
Абсолютно.
— Ты — не я, — тихо прошептала Маринетт, отрицательно мотая головой из стороны в сторону.
Леди выдавила на лице змеиную улыбку, глядя на неё со слегка опущенной вниз головой.
— О, да. Тут ты права, — усмехнулась она. — Знаешь, как надоедает тысячи лет быть оболочкой других людей? Делать добро, которое мне к черту не нужно?!
Девушка только сильнее почувствовала закручивающийся в груди комок страха, когда Леди посмотрела на неё с нескрываемой насмешкой.
— Ты такая слабая, Маринетт Дюпэн-Чэн, — протянула она, притворно сочувственно причмокивая губами. — Наверное, именно поэтому мастер — такой же слабый — выбрал тебя.
Маринетт сглотнула, попятившись назад.
— Что ты… Что ты сделаешь? — против воли запинаясь на словах, пролепетала она.
Леди наигранно злобно засмеялась, запрокинув голову вверх, а после лениво опустилась на крутящийся стул Маринетт, закинув одну ногу на другую.
— В твоих услугах я больше не нуждаюсь, — спокойно отозвалась Леди, торжествующе улыбаясь. — Ты дала мне свободу.
Леди схватила со стола простой карандаш и начала его крутить между пальцами, параллельно с этим поднимаясь с места и шагая в сторону зеркала.
— Я даже готова оставить тебя в живых за такой подарок, — беспечно продолжила она, рассматривая свое отражение. — Да, капсула тела не комильфо, но мне грех сейчас жаловаться.
Она широко улыбнулась, поправляя волосы и думая о том, что всё равно отстрижет эти ненавистные хвостики под корень.
Маринетт всё ещё стояла в дальней части комнаты. Хаотично соображая.
Итак, что мы имеем.
Охваченная горем, она не поняла, что приходил к ней далеко не мастер.
Забрав из его рук фиолетовый эликсир, она его выпила.
Фиолетовый. Бабочка на месте Мастера.
Маринетт сглотнула.
И осознание окончательно оглушило её, пощечиной впечатавшись в побелевшее от страха лицо.
Акума. Она попала под действие акумы.
Самостоятельно и добровольно воспользовавшись этой магией.
Это дало совершенно другой эффект.
И теперь черная магия Бражника течет по её венам.
Это случилось впервые.
А это значит, что крутящаяся перед зеркалом ЛжеБаг — это истинное воплощение камня чудес.
И, судя по тому, что она видит, эта сущность не будет творить добро.
Она всё уничтожит. Она — воплощение зла.
Именно поэтому квами всегда были привязаны к людям.
Люди их контролировали, иначе всё бы покатилось в пекло.
Они бы устроили третью мировую.
Ох, Господи.
Маринетт, что же ты сделала?!
Она мечется взглядом по комнате, стараясь что-то придумать.
Её сущность нужно уничтожить. Любым способом.
Иначе случится непоправимое.
Пострадает не только Париж, но другие города. Другие страны.
Придется её убить. Собственноручно.
— Тикки, давай!
Маринетт кричит это раньше, чем пытается хоть немного подумать.
Она уже приготовилась к трансформации, зажмурив глаза, но…
Гулкую тишину комнаты прорезал ядовитый смех ЛжеБаг.
— Ты так ничего и не поняла, да? — с издевкой протянула она, сверкнув черными омутами. — Теперь ты свою подружку больше не увидишь.
Маринетт поджала губы, резко выдохнув, и ощутила, как в грудкой клетке разрастается тоска, смешанная с острой душевной болью.
— Смотри, — саркастично протянула ЛжеБаг, указывая на своё тело обеими руками. — Это костюм, не заметила? До тебя так и не дошло, что трансформация мне не грозит, да?
ЛжеБаг победно хлопнула в ладоши и покружилась на месте, всё больше и больше принимая мысль, которую она вынашивала в сознании тысячелетиями: она была свободна.
— Тикки, — тихо выдохнула Маринетт, прикрывая губы пальцами правой руки.
— О, можешь забыть об этом имени, солнышко, — усмехнулась она. — И можешь звать меня… Хм, твоё «ЛедиБаг» — это не имя, а смехотворное прозвище. Я бы предпочла просто «Ваше Высочество».
— Ты просто моя блеклая сторона, — резко набравшись смелости, произнесла Маринетт, оглушенная от осознания того, что Тикки стала вечной затворницей тела ЛжеБаг. — И я уничтожу тебя…
Резкий смех снова прорезал тишину комнаты, когда ЛжеБаг в три шага долетела до Маринетт, храбрость которой вмиг от этого улетучилась.
— Попытайся, — процедила она, нависая над съежившейся девушкой и прожигая её своим темным омутом насквозь. — Да только ты всё равно глупа, чтобы понять: что бы ты ни сделала…
Она ухмыльнулась, упиваясь от того, что Маринетт испытывает настоящий страх перед ней.
— …ты не сможешь уничтожить тьму, воплощением которой я являюсь…
ЛжеБаг отошла от неё, провела по телу руками, вызывая едва слышный скрип латекса, и подошла к окну, распахивая его настежь.
Над Парижем нависла черная туча. Непогода обещала быть несколько дней, сопровождаемая ветрами, дождем и возможностью шторма.
ЛжеБаг воодушевленно вдохнула дождливый влажный воздух и обернулась к уже сидящей на полу девушке через плечо.
— Это всё благодаря твоей ничтожности, Маринетт Дюпэн-Чэн, — кивнула она в сторону приближающегося за окном шторма. — И да, твой Котик, — она причмокнула губами, забираясь на подоконник. — С ним я повеселюсь, можешь не беспокоиться.
— Нет, не смей! — хрипло выдавила Маринетт, пытаясь встать на ноги.