Майрон видел, как из не плотно прикрытой двери на плиты пола упала узкая бледно-золотистая дорожка света. Ему не было видно, что делает в комнате эльф. Опасаясь, что тот почувствует его присутствие, но не в силах противиться искушению, Майрон приблизился к двери и направил все внимание в светящуюся щель.
В комнате горел мягким светом светильник, придавая обстановке жилой уютный вид. Чёрный плащ висел на резной спинке стула, рядом лежало оружие. Опустившись на колени у кромки воды, Трандуил тихо говорил с нею, поглаживал переливающуюся поверхность украшенной перстнями рукой. Король колдовал.
Видимо, вода отозвалась. Эльф поднялся и… начал раздеваться. Майрон не верил тому, что видел: «Он и впрямь задумал искупаться? Остаться ночевать? Здесь? Один? Что за странная причуда! А если кто пожалует сюда с недобрыми намерениями?» — изумлённо думал он, совершенно забыв о том, что эльф здесь уже не один, а сила магии хранит это место не только от тлена, но и от непрошеных гостей. Майрон, видел то, что видел, лишь потому, что его собственная сила превосходила силу короля. Глядя прямо перед собой, Трандуил продолжал снимать с себя одежду, будя в незримом свидетеле любопытство и что-то новое, ещё неведомое.
Майрон знал, каким соблазном бывает желанное тело. Он бесконечно много раз видел это в обращенных на него глазах. Он играл чужими слабостями, источая свои чары, как варенье — аромат. И даже изредка, в особых случаях, допускал прикосновения, не чувствуя при этом ничего. Будучи вполне осведомлённым о происходящем между любовниками, сам он лишь иронично кривил губы, не видя в этом ничего для себя интересного.
Порочный дух в целомудренном теле.
Теперь же каждая расстёгнутая пряжка, каждый развязанный узел замысловатых эльфийских одежд приковывали взгляд, будили глубоко спавший первобытный голод. Одежды, соскользнув, упали на пол. «Красивый! Какой же ты красивый!» — беззвучно кричала тьма из щели в двери, жадно рассматривая все изгибы и выпуклости безупречно гладкого белоснежного тела, такого изящного и такого сильного.
Король переступил через одежду и шагнул в воду. Потеплевшая в ответ на просьбу эльфа стихия приняла его в свои объятия, заботливо скрыв его наготу прозрачным покровом. Время словно замерло. Лёжа по плечи в воде, король как будто погрузился в сон, его веки были сомкнуты, волосы, не касаясь воды, лежали на белом мраморе изголовья.
Насколько расслаблен был сейчас погрузившийся в свои мысли Трандуил, настолько напряжён был Майрон, неимоверно страдая от своих… Свет и тьма, разделённые дверью. Долгую тишину нарушил всплеск — эльф выходил из воды. Стекающие капли поблёскивали на точёном теле россыпью бриллиантов. «Драгоценный…» — подумал Майрон. Ему отчаянно хотелось быть водой, обнимавшей прекрасного эльфа ещё мгновение назад и каплями стекающей по нежной белой коже.
Майрон подумал, что сейчас отдал бы и Кольцо в обмен на то, чтоб стать таким, как прежде. Кольцо в обмен на возможность зарыться лицом в эти волосы и вдохнуть их аромат, ощутить рукой мягкость этой кожи, почувствовать губами вкус этих губ, познать восторг единения с этим телом. Что угодно в обмен на то, чтобы услышать, как голос, что недавно пел, произносит его имя, его истинное имя. Что угодно за то, чтобы увидеть, как в хрустально-голубых глазах зима сменяется весной…
Трандуил приблизился к ложу и, легко подув в сторону светильника, нырнул под покрывало. Светильник стал медленно тускнеть, пока совсем не погас. Золотистый свет сменился серебристым — лунным.
Майрон страдал. Желанное тело в считанных шагах от него, мерцающая россыпь волос на тёмном покрывале, безмятежное прекрасное лицо и невозможность ко всему этому прикоснуться.
Бесконечно долго осторожность боролась с искушением приблизиться, пока, наконец, не послышалось глубокое мерное дыхание — эльф спал.
Дверь беззвучно приоткрылась, пропуская неясную тень. Майрон застыл у самого ложа, рассматривая спящего: обрамлённое серебром волос лицо расслабилось, и жёсткая линия рта смягчилась. Губы чуть приоткрылись.
Тень склонилась к прекрасному лицу, словно собираясь поцеловать.
В этот момент длинные ресницы разомкнулись, и Майрона пронзил серебристо-голубой взгляд.
====== 5. НЕКРОМАНТ ======
Глаза эльфа пристально всматривались в нависшее над ним тёмное облако, словно пытаясь отличить сон от яви. На мгновение ресницы сомкнулись, а когда глаза открылись вновь, комнату заливал чистый свет полной луны. О чужом присутствии ничто не говорило, лишь дверь была, как будто, приоткрыта шире.
Обгоняя ветер, Майрон уносился прочь от пережитого смятения. Он был не готов встретить взгляд Трандуила так близко, как и не был готов увидеть то, чему стал свидетелем этой ночью.
Уже оказавшись в стенах своей крепости, он ещё долго не мог прийти в себя. «Вот, что может быть хуже разлуки — быть рядом с ним и не существовать. О, Трандуил! Я жестоко наказан за все твои страдания! Увиденное мне не даст покоя, а вся боль твоего израненного сердца будет преследовать меня звуком твоей песни. Ты отомстил мне, сам того не зная!» Тёмный властелин метался в стенах замка. Той ночью в подземельях Дол Гулдура впервые пролилась орочья кровь в угоду пожеланьям господина.
Много лет минуло с той встречи в заброшенном дворце. Много лет страданий и сомнений. Голос, поющий скорбную песню, звучал и звучал в голове, покрытой глубоким капюшоном длинного тёмного одеяния. Майрон больше не был тенью. Его плоть обрела форму и силу, но ещё не красоту. Однажды, вновь и вновь вспоминая голос Трандуила, Майрон ощутил болезненный глухой удар в своей груди, потом ещё и ещё — то снова билось его сердце — любовью, болью и тоской.
Хозяин замка на холме бродил по залам, оценивая их новое убранство, достойное великих королей. В покоях царил полумрак. Дневной свет почти не проникал сюда, а редкие факелы выхватывали из темноты только близлежащие предметы, позволяя любоваться ими, оставляя уголки на волю тьмы.
Майрон знал, что выглядит ужасно. Довольно было стянуть чёрные замшевые перчатки и взглянуть на руки старца: бледные, костистые, словно неживые. Глубокий капюшон неизменно скрывал неприглядные черты лица, похожего на страшную маску, и удивительно не подходящий к этому лицу взгляд золотистых ясных глаз. Некогда чарующий голос сейчас был еле различимым шёпотом.
После той встречи в покоях Трандуила Майрон столько раз хотел вернуться, но страх останавливал его. Страх новой встречи, страх быть увиденным, но более того — вновь стать свидетелем какого-либо таинства, подобного тому, что уже видел раньше.
Видения прошлого, не отпуская ни на миг, сменяли друг друга: вот одежда скользит вниз, обнажая точёное тело эльфа; вот король выходит из воды, сверкая каплями; а вот насквозь пронзает взглядом… — видения, ввергающие девственную плоть в огонь желания.
Майрон боялся себя самого, не будучи уверенным, что сможет сдерживать порывы своей страсти, окажись с ним рядом Трандуил. Воображение услужливо нарисовало:
Эльф бьётся насмерть. Поняв намерения напавшего, что сделает король, что может он, такой хрупкий, против чудовищной силы, возжелавшей его? Хрусталь в глазах засверкает гневом, ужасом и отвращением, а на устах замрёт безмолвный крик отчаяния, протеста, боли…
В момент упоения страсть не думает о цене. Но Майрон знает цену… В памяти возник образ умирающего эльфийского владыки: погасший неподвижный взор светлых глаз, померкший блеск волос, безжизненное тело, упавшее с поверженным оленем… В возникшем видении прекрасное мёртвое лицо принадлежало не Ороферу, а его сыну, из чьего тела насилие изгнало свет жизни.
Стоящая посреди сумрачного зала фигура согнулась пополам от нестерпимой боли, обхватив руками голову, словно защищаясь от собственных фантазий.
Картина, возникшая в воображении, оказалась настолько живой и мучительной, что Майрон теперь точно знал, чего он не допустит. Ему не нужно только тело Трандуила — он хочет быть желанным, ему нужна любовь. «Я положу весь мир к твоим ногам. Возьму его и подарю тебе. Всё, что захочешь…» — шептал неслышно тёмный властелин.
***
В один из дней хозяин Дол Гулдура в нетерпении мерил шагами зал, шурша тёмно-лиловым бархатом своей длинной мантии. Несколько воинов, отправленных в Рохан с тайным поручением, только что вернулись. Молчаливый, преданный, как пес, Ми́ндон*, наконец, принёс, долгожданный сверток. С поклоном бережно положил его на стол перед господином и, так же кланяясь, ушёл. Длинные пальцы, обтянутые чёрной замшей перчаток, откинули край тряпицы: в свертке, заботливо выкопанный вместе с почвой, белел цветущий кустик симбельмине.
Безлунной ночью одинокий всадник, одетый в чёрное, спустился с холма и углубился в лес. Неподалеку от заброшенных чертогов наездник спешился и, привязав коня, продолжил путь пешком, крадучись в темноте.
Резная дверь, ведущая в зал, была плотно закрыта и выглядела так, будто её давно не открывали. Уже без опаски, посетитель вошёл. Статуя слабо белела во мраке зала.
Под оглушительный стук собственного сердца Майрон толкнул дверь в покои короля, окинул взглядом сумрак комнаты, приблизился к широкому ложу и, опустившись перед ним на колени, уткнулся лицом в бархат покрывала, силясь уловить аромат некогда спавшего здесь. Стянув с одной руки перчатку, Майрон ласково поглаживал мягкую ткань, как если бы это была кожа его любимого.
Картины прошлого наполнили комнату, и гость, теряя самообладание, поспешил вон. Закрыв дрожащей рукой дверь, Майрон приблизился к изваянию, избегая смотреть в мраморное лицо. Достав из складок плаща белоснежный цветок и бережно положив его к ногам королевы, он выбежал из зала.
Спустя месяц ночной гость вновь крался по пустынным коридорам. У входа в зал сердце замерло и тут же пустилось вскачь: дверь была приоткрыта. Гость долго прислушивался к тишине, и, наконец, вошёл. Сердце глухо ударилось и заныло: зал был совершенно пуст, лишь след на полу остался там, где прежде находилась мраморная дева.
Майрон метнулся к покоям короля и, почти забыв об осторожности, толкнул резную дверь. Внутри ничто не изменилось. «Спрятал своё сокровище от посторонних глаз… от меня», — с горечью подумал Майрон, вернувшись к месту, где прежде стояла статуя. Из глубины капюшона послышался тихий, полный грусти вздох. Извлечённый из складок одеяния цветочек симбельмине упал на плиты пола и остался белеть во мраке зала, такой же одинокий, как тот, за кем закрылась дверь.
Своей неосторожностью Майрон лишил себя возможности видеть Трандуила. Ярость на собственное безрассудство крушила убранство покоев и топила орков в крови.
Отчаяние подсказывало безумные идеи: пойти на штурм чертогов короля, пленить его, подкараулить, выкрасть… «Пленить Трандуила…» — Майрон саркастически усмехнулся, вспомнив, каков Трандуил в бою.
«Мне нужно видеть его, говорить с ним, иначе я лишусь рассудка. Но как? Но как?!» — думал Майрон, взбегая по витой лестнице на вершину смотровой башни и останавливаясь перед красотой открывшейся картины: окружённая мерцающей звёздной вуалью полная луна купала в своих лучах спящий Мирквуд.
Хозяин Дол Гулдура, словно в немой жалобе, устремил грустный взгляд на небесную сферу, будто в её силах было показать любимый образ. Глубина капюшона скрыла радость, внезапно озарившую ужасное лицо: луна дала подсказку — палантиры.
Судьба благоволила Майрону. «Видящие» камни будто дожидались нового хозяина: один — в Форносте — с башни Амон Сул, второй — в слабеющем Аннуминасе. «Мой верный назгул, сбылась твоя мечта. Дай волю нашей армии, круши людей, добудь мне палантиры», — закрыв глаза, воззвал к Ангмарскому королю-чародею тёмный властелин.
Долго сдерживаемая армия быстро сокрушила последний оплот людей севера, обратив в бегство их короля, тщетно попытавшегося спасти себя и «видящие» камни. Но люди так подвержены соблазнам: продажный часовой, тугой кошель, другой сундук, и две человеческие головы, заняли место палантиров в обитом кожей сундуке в каюте короля, а истинные камни тем временем спешно прибыли в Дол Гулдур.
Две магические сферы покоились на бархате подушек, поблескивая идеально гладкой поверхностью чёрного хрусталя. Сила тёмного властелина без труда подчинила себе их волю, сделав послушными только ему. Поглаживая камни, Майрон размышлял о том, как палантир доставить Трандуилу. Чтобы король хранил его в секрете, им дорожил и держал при себе. Как может попасть палантир к королю, что не выходит из своих чертогов? Искать с ним встречи? Где и как?
Улыбка тронула бледные губы, ведь ответ уже содержался в вопросе: Майрону не придется искать встречи с Трандуилом, эльф сам будет искать встречи с ним.
Лукавый демон пошел по давно проторённой дорожке — играть чужими слабостями, а слабость Трандуила была ему известна.
Совсем немного времени ушло на то, чтобы по Дейлу и Эсгароту поползли слухи о чародее, говорящем с усопшими. Слухи передавались из уст в уста шёпотом, украдкой, словно величайший секрет. И так же украдкой чародея стали звать некромантом.
Поговаривали, что был он бравым воином, павшим в далёком сражении, что побывал он в чертогах Мандоса, но вернулся оттуда, получив особую способность. Слухи быстро обрастали новыми невероятными подробностями, но никто не мог ответить на вопрос, ни как выглядит чародей, ни где искать его, ни что берёт в уплату за услуги. Лишь смутные слухи ходили о бледном человеке, что иногда бывает в Дейле. Но как его искать, опять никто не знал. Вскоре слухи достигли чертогов Трандуила.
Глаза и уши купленных шпионов улавливали всё, происходящее в городе и его окрестностях, так что Майрон в тот же день узнал, что в город прибыли два эльфа решать торговые вопросы. Как бы невзначай интересовались новостями и особенно — чудесами некроманта. Майрон знал, что за этим визитом последуют новые, и был прав: очередной визит не заставил себя долго ждать.
Как и прежде, посланники эльфийского владыки справлялись о торговле и вежливо слушали болтовню продавцов, как бы вскользь упоминая человека с бледным лицом, но торговцы лишь разводили руками. Эльфы уже собрались уезжать, как к ним несмело подошёл невзрачного вида человечек с прилизанными редкими волосами и маленькими хитрыми глазками.
От коротышки разило рыбой. Подобострастно глядя снизу вверх, подошедший тихо спросил, не они ли ищут встречи с бледнолицым. Переглянувшись, эльфы покачали головой: нет, они лишь слушали местные байки. Человечек поклонился и так же тихо произнёс: «Надеюсь, господа простят мою оплошность. Я всего лишь маленький торговец рыбой. Альфиусом меня зовут». Человечек снова поклонился. «Моя лавка вон на том углу, — говоря это, он показал рукой в сторону виднеющейся вывески с изображением рыбы. — Не угодно ли благородным господам взглянуть на мой товар?» Вежливый отказ и подобие улыбки были ответом.
Неделей позже Майрон ликовал: новости из Дейла радовали. В лавку Альфиуса пожаловал эльф. Лавочник, как водится, стал расхваливать товар, но гость лишь спокойно слушал, чуть склонив голову на бок, и загадочно молчал. Альфиус замолк, затем, пристально взглянул на эльфа и, понизив голос, многозначительно заметил: «Господин почтил своим присутствием мою скромную лавку не затем, чтобы слушать о рыбе. Верно?» Гость медленно кивнул.
На прилавок лег замшевый кошелёк, звякнувший монетами. Лавочник облизнул губы и, косясь по сторонам глазами, а рукой сметая кошелёк с прилавка, тихо проговорил: «Благодарю покорно. Через неделю у меня будут новости для Вас». Посетитель молча кивнул улыбающемуся гнилыми зубами торговцу и ушёл.
Спустя неделю эльф вернулся в лавку. На этот раз Альфиус лишь молча поклонился, вынул из кармана пропахшей рыбой куртки записку и протянул её посетителю. Тот молча развернул бумагу, пробежал глазами написанные изящным почерком строки: «Трактир „Три бочки“. Пятница. После захода солнца. Снимите номер. К Вам придут». Эльф кивнул и молча вышел.
В трактире «Три бочки» всегда многолюдно — еда и вино там отменные, а ночлег удобен и недорог. Вечер пятницы особенно щедр на посетителей: купцы, мастеровые, торговцы — приезжие ли, местные — никто не разбирался. Проливной дождь загонял путников в тепло трактира, так что народу было — не протолкнуться. Колокольчик на входной двери не умолкал.