Он зажмурился и одернул себя: «Не время для таких фантазий, Кеноби».
– Но я не уверен, что это хорошая идея, Мастер, – услышал он свой голос как бы со стороны и почувствовал острое желание отвесить себе оплеуху. Он или идиот, или ему на самом деле нравится эта медленная пытка в когтях его хихикающих демонов. Может быть, идея мастера сработает и поможет от них избавиться. Может быть, они с мастером окажутся совершенно несовместимы в постели и его фантазиям и тревожным снам придет неожиданный конец. Но его рот продолжал произносить слова, не считаясь с голосом разума. – Я бы не хотел повредить нашим отношениям, а секс обычно все усложняет.
Ситх тебя раздери, Кеноби, а теперь ты взываешь к его здравому смыслу?
Квай-Гон пожал плечами:
– Как твой мастер, я полагаю, что должен сделать все возможное, чтобы облегчить твои терзания. Особенно сейчас, когда нам поставили ультиматум.
Он выразительно посмотрел на Оби-Вана, и тот мысленно застонал, но вида не подал. Долг – это веский довод, который, несмотря ни на что, безотказно работал, и Квай-Гон прекрасно об этом знал.
– Изучить все возможности – наша обязанность, – признал Оби-Ван; похоже, голос мог подвести его в любой момент, поскольку мозг придавал каждой фразе сексуальный подтекст. – И рассмотреть под каждым углом, – двусмысленно добавил он. Вполне может сработать.
Квай-Гон одобрительно кивнул:
– Уверен, что мы оба достаточно взрослые, чтобы обсудить все возможные недоразумения, до того, как они перерастут в проблему, – заверил он падавана, который к тому времени был уже уверен, что мастер сознательно его провоцирует.
Квай-Гон поднялся с кровати, скинув свою просторную коричневую мантию на стоящее поблизости кресло.
– Представь своего желаемого партнера, – спокойно проинструктировал он, как будто речь шла о тренировке на мечах (и Оби-Ван усмехнулся тому, в какое русло направил его мысли этот комментарий).
Квай-Гон подошел вплотную к ученику, тщательно осмотрел его тунику, расправил ее, как будто падавану предстояло держать экзамен перед аттестационной комиссией. У Оби-Вана перехватило дыхание, и он уставился в одну точку. Ну и что ему теперь делать?
– Открой себя заново. Измени себя. Перестрой. Притворись, – легко играл словами Квай-Гон, поднимая подбородок падавана и встречаясь с ним взглядом.
Оби-Ван не был уверен, не послал ли он свою предыдущую мысль через учебную связь. Становилось слишком опасно: сможет ли он справиться? Да уж, притворись. Как будто ему нужно было что-то изображать, чтобы действовать так, как ему хотелось… И тут Квай-Гон своей большой, нежной рукой взял падавана сзади за шею, притягивая того ближе, медленно, как будто давая Оби-Вану возможность сбежать, если он захочет.
Сбежать, как же. Оби-Ван чувствовал себя тиреллианской антилопой, попавшей под луч прожектора. Все его восприятие сузилось до приближающегося рта, до слова «притворись», виновато повисшего между ними. Краткое мгновение теплое дыхание ласкало его губы, а затем его захватил, полностью завладел им этот исследующий, мягкий рот. Квай-Гон, уже не хладнокровно, скорее изучающе, сладко целовал Оби-Вана, и это мгновенно лишило того остатков самообладания. Он здесь, сейчас, целует своего мастера, мужчину, которого он обожал и желал многие годы, но… но… притворяясь.
Оби-Ван жестко пресек эту мысль, и решительно вошел языком между разомкнутых губ Квай-Гона. Встречая новый требовательный поцелуй, он вытягивал из глубин себя безысходность последних лет, одиночество, любовь, жгучую страсть и выталкивал все это на поверхность. Игра, роли, притворство – все для того, чтобы довериться настоящему, приспособиться к нему. Просто еще одно правило: не важно, что ты испытываешь, – нужно держать лицо.
Совершенно бесполезные навыки, понял Оби-Ван, изливая застарелые бессилие и жажду в поцелуй. Он даже не сомневался: что-то из этого просачивается сквозь учебную связь. Его губы скользили по губам Квай-Гона, ловя и играя, его язык танцевал с другим, мягким, быстрым, ловким. Он не мог точно вспомнить, когда именно обвил руками шею мастера или когда именно они начали вжиматься друг в друга, сливаясь в единое целое посреди комнаты. Притворяясь ли? Страсть выплескивалась волнами. Несомненно, все только к лучшему, даже если это не совсем то – а точнее совсем не то – чем это считает Квай-Гон.
Он прикусил губу Квай-Гона, упиваясь ответным стоном. Его длинные пальцы вплелись в волосы мастера, такие же мягкие и притягательные, как и всегда. Он каждый день помогал расчесывать их, но сейчас, пропуская пальцы сквозь пряди, во время такого поцелуя… он застонал Квай-Гону в рот.
«Годы, годы», – бешено вертелось в голове у Оби-Вана, и он бессознательно отправил свои переживания через связь. «Один взгляд, одно слово, и я бы примчался к вам», – мысленно пробормотал он и тут же, испугавшись сам себя, отшатнулся. Квай-Гона, похоже, больше беспокоило то, что поцелуй так внезапно прекратился.
– Отпусти это, Падаван, – успокаивающе сказал он, и Оби-Ван понял, что мастер все еще думает о себе, как о третьей стороне. И не смог разобраться, что он чувствует по этому поводу: облегчение или разочарование.
Рот Квай-Гона снова накрыл губы Оби-Вана, на этот раз жестко, кусая и проталкиваясь языком. «Отпустить, – подумал Оби-Ван. – Отпустить все. Излить ему свою боль, страх быть отвергнутым и тоску бессонных ночей. Избавиться от них – и снова начать дышать».
Лихорадочные поцелуи переместились к уху Оби-Вана, и он обнаружил, что ревностно цепляется за бессилие и страх. Дыхание мастера обожгло кожу шепотом:
– Отдай это мне, Оби-Ван. Не держи больше в себе.
Но он ни за что не сможет, Оби-Ван теперь был в этом уверен. Как справиться с этим, когда Квай-Гон даже не догадывается о его настоящих чувствах? Только правда способна принести облегчение.
«Возможность обязательно представится», – прозвучал в его голове мудрый голос мастера. Это было его любимое изречение, и Оби-Ван сумел отпустить в Силу хотя бы часть своего беспокойства.
Губы Квай-Гона с жаром прокладывали дорогу вниз по горлу падавана. Мастер тяжело дышал, и касания его языка казались прохладными. Оби-Ван вцепился в него, зажмурив глаза и наслаждаясь щекочущими, искристыми прикосновениями бороды к шее и ключицам. Квай-Гон дернул его за ремень, затем за пояс, и Оби-Ван, следуя примеру, дрожащими руками нетерпеливо снял тунику с мастера. Через мгновение они скинули на пол сапоги и всю остальную одежду. Квай-Гон потянул своего юного падавана обратно к кровати и, наткнувшись на нее, с размаху сел. Оби-Ван опустился перед ним на колени.
Его мечты воплощались в жизнь. Он устроился между ногами Квай-Гона, собственническим движением скользя руками вдоль сильных бедер. Оби-Ван всматривался в своего мастера, наставника, учителя, часто и возбужденно дыша. Квай-Гон выглядел столь же взволнованным, его глаза были затуманены, темный член возбужден. Оби-Ван с силой притянул к себе голову мастера, грубо и жестко целуя его, чувствуя, как идеально они совпадают в своем неистовом желании.
«Годы», – вновь подумал Оби-Ван.
Квай-Гон застонал, когда плоский поджарый живот падавана прижался к его горячему члену. Он слегка качнул бедрами, и Оби-Ван, прервав поцелуй, наклонился, захватывая между губами сосок, посасывая и порхая по нему языком, осторожно прикусывая. Квай-Гон громко охнул – не то потому, что его сосок оказался таким чувствительным, не то, наоборот, от недостатка внимания к его члену.
Впрочем, это было уже не важно. Оби-Ван сел на пятки и, наклонившись, вобрал твердый член в рот.
Квай-Гон гортанно вскрикнул, вцепившись в край кровати. Он переместил руки на голову падавана, ритмично поднимающуюся и опускающуюся между его коленей. Язык Оби-Вана прошелся вниз по члену мастера и начал подниматься, описывая спираль.
«Да, да, – восторженно твердил про себя Оби-Ван, глубоко всасывая пульсирующий член. – Да, давайте. Я хочу, чтобы вы кончили. Очень сильно». Его собственное возбуждение превратилось в огромное, почти физическое желание увидеть, как мастер полностью теряет контроль, отбрасывает свою проклятую невозмутимость и наконец просто трахает его в рот.
«Не сопротивляйтесь, не сдерживайтесь, не надо, кончите, просто кончите для меня», – Оби-Ван почти был готов умолять. Он крепко сжал бедра Квай-Гона, поощряя его глубокие толчки, жестко всасывая, облизывая.
Затем сбавил обороты, и Квай-Гон застонал, чувствуя, как яростные, неистовые движения превращаются в медленные и ласковые. Оби-Ван на мгновение отвлекся, потянувшись к краю кровати и доставая из-под матраса маленький тюбик. Квай-Гон в предвкушении восхищенно смотрел на него, дыша тяжело и возбужденно.
– Да, – сипло выдавил он, раздвигая шире ноги, глядя, как Оби-Ван наносит на пальцы прохладную смазку.
Оби-Ван отстранился и немедленно почувствовал через учебную связь вспышку разочарования. Он мгновенно исправился, проведя языком от головки до мошонки, обдавая член горячим воздухом. Квай-Гон часто и неглубоко задышал. Он вздрогнул, когда язык Оби-Вана нашел его вход и начал описывать круги, намеренно дразня, быстрыми, точечными движениями.
– Падаван… – полумольба, полуугроза.
Оби-Ван осторожно и медленно вставил в Квай-Гона палец, повернул, чуть вытащил и снова надавил. Длинное, вырвавшееся сквозь сжатые зубы Квай-Гона шипение послужило ему наградой. Он установил осторожный, подготавливающий ритм, который совершенно не соответствовал обжигающей, иссушающей его годами жажде. Рот снова принял член мастера, прохладный от слюны, но все еще твердый. Бедра Квай-Гона двигались в такт с ртом и рукой Оби-Вана, добавившего еще один палец и теперь дразнящего чувствительную простату, заставляя мастера тяжело дышать и вздрагивать. Рука Квай-Гона лежала на коротких волосах Оби-Вана, ухватившись за его хвостик на затылке, направляя его вверх и вниз, в основном вниз, сильнее, дальше. Оби-Ван застонал вокруг члена Квай-Гона, и мастер зашелся в бессвязных благодарностях, когда вибрации горла окутали головку. Рука и рот работали в унисон, и Оби-Ван совершенно пропал.
«Да, я так долго ждал этого, ждал вас», – подумал Оби-Ван и снова простонал, намеренно низко, вызывая дрожь в теле мастера.
Квай-Гон чувствовал, как годы добровольного отречения и страха плавятся в нем, как желание Оби-Вана омывает его, словно волны прибрежный песок. Оби-Ван осторожно отпустил толику безысходности, и жадность, с которой Квай-Гон принял ее, слился с ней, изумила его. Он снова застонал, и этого оказалось более чем достаточно.
«Да! Хорошо!» – восторженно ободрял он, чувствуя, как Квай-Гон напрягся и кончил, крича от удовольствия, еще ближе притягивая голову Оби-Вана, сжимаясь вокруг его пальцев.
«О небо, да», – Оби-Ван лизал, и сосал, и глотал, а его мастер, запрокинув голову назад, изогнув шею и запустив руки в волосы падавана, безудержно вбивался ему в рот.
Квай-Гон тяжело дыша, рухнул на кровать, и Оби-Ван, выпрямившись, убрал из него пальцы и изучающе посмотрел на мастера. В экстазе он выглядел еще великолепнее, чем Оби-Ван мог себе вообразить: длинные каштановые с проседью волосы разметались, выбившаяся прядь прилипла к бороде. Глаза были плотно закрыты, но он жадно ловил ртом воздух, постепенно выравнивая дыхание. Грудь, мускулистая, великолепная, выточенная годами тренировок – Оби-Ван дотронулся до нее и Квай-Гон чуть дернулся; движение пальцев стало успокаивающим. Одна рука была заложена за голову, другая – согнута и покоилась на гладком, плоском животе.
«Красивый», – мысленно прошептал Оби-Ван. Восхищение только распалило его желание.
– Я… – начал было он, но слова застряли в горле.
Мастер приподнял голову, лениво подзывая рукой, лежащей на животе. Оби-Ван забрался на кровать и оседлал бедра Квай-Гона, рассеянно скользя взглядом по его лицу.
– А теперь, Падаван, полагаю, самое время в рамках нашего упражнения озвучить, что же больше всего беспокоит тебя в твоем неразделённом желании, – произнес Квай-Гон низким, удивительно спокойным голосом, учитывая, что буквально минуту назад он испытал сильнейший оргазм. Он слегка приподнял бровь и прошептал: – Помни, мы все еще в ролях.
Оби-Ван задумался. Он приподнялся на колени и окинул взглядом их влажные от пота тела. Его член по-прежнему жаждал внимания, и то, как Квай-Гон ерзал под ним и снова возбуждался, ужасно отвлекало. Он собрал в кулак всю свою смелость – напускную, на самом деле – и наклонился вперед, зажимая оба члена между их животами. Квай-Гон подавил вздох, и Оби-Ван улыбнулся про себя. В ролях или нет, а физиологическая реакция была вполне очевидна. Оби-Ван оперся на локти, положив руки на плечи мастеру. Он легонько, почти осторожно поцеловал Квай-Гона в шею, быстрым движением языка пробуя на вкус кожу, глубоко и жадно вдыхая. Квай-Гон вздрогнул.
Оби-Ван спрятал лицо на плече у Квай-Гона – его пульсирующий член и так довольно убедительно демонстрировал то, как слабеет его выдержка. Уткнувшись носом в шею мастера, он мягко прошептал:
– Меня беспокоит, что мое желание остается незамеченным, – начал он. – Меня беспокоит, что Совет не одобрит его, полагая… – он споткнулся, подбирая слова, его дыхание ластилось к коже Квай-Гона, – полагая, что подобные отношения ни в коем случае не должны занимать мысли их лучшего падавана-оперативника.
«Не говоря уж о лучшем мастере», – добавил он уже про себя, чтобы не выйти из роли, и продолжил:
– Иногда по ночам я не сплю, думая об этом челове… о вас, – исправился он, в надежде сохранить остатки здравого смысла и не запутаться в собственных хитростях. – Иногда это меня ужасно злит… Я готов буквально сорвать с вас одежду и… – он покраснел и тяжело сглотнул. Он все еще ощущал на языке вкус Квай-Гона, и его сердце забилось быстрее при мысли, что все происходит на самом деле. – Так не честно – долг, традиции. Я – человек и заслуживаю любви, секса и взаимности, – он почувствовал новый прилив отчаяния и приподнялся, чтобы заглянуть в глаза мастеру.
Даже если они и притворялись, Квай-Гон все равно должен был понимать, что это базовые потребности. Даже – права. Даже для джедаев.
– То есть тебя беспокоит исполнение долга, но ты не можешь получить того, что делает тебя целостным, – мягким, но неопределенным голосом закончил за него Квай-Гон. Оби-Ван кивнул. – Как ты справляешься с чувствами к… этому человеку?
Оби-Ван отвел взгляд, разглаживая рукой одеяло. На этот вопрос не было правильного ответа.
– Я заталкиваю их поглубже, – еле слышно произнес он. – Это… очень сложно.
Оби-Ван снова сглотнул. Он чувствовал нежность, совершенно не подходящую для подобного эксперимента, который должен был просто дать выход его застарелому желанию. Он знал, что любил Квай-Гона, знал давно, и теперь отчаянно гадал, что из этого выйдет.
– Оби-Ван, – мастер наклонил голову, чтобы поймать его взгляд. – Как давно у тебя эти чувства?
– Я люблю его с пятнадцати лет, – ответил он, и глаза Квай-Гона потеплели.
– Семь лет ты любишь кого-то и даже словом не обмолвился, – озадаченно проговорил Квай-Гон.
– Да, Мастер, – пробормотал он, более не в состоянии думать рационально, разрываясь между противоречивыми чувствами, о которых говорил Квай-Гон, и ощущением его горячего тела под собой.
– А если бы тогда у тебя был шанс? – спросил Квай-Гон, голос мастера оставался все таким же ровным. Оби-Ван вопросительно посмотрел на него. – Сегодня вечером, когда ты исступленно расхаживал по комнате, эманируя на весь Храм потоки неудержимой страсти, которую ощутил бы любой минимально восприимчивый к Силе, – чуть поддразнил он, и Оби-Ван снова вспыхнул и уткнулся в него лицом, но Квай-Гон приподнял его за подбородок и, глядя в глаза, мягко и ласково спросил, почти прошептал: – Что бы ты сделал, будь у тебя шанс?
В дополнение к своим словам Квай-Гон, как делал уже неоднократно, вспомнил беспокойство падавана и дал ему почувствовать его через учебную связь. Оби-Ван вновь ощутил прежнее требовательное желание и злую готовность к добровольному отречению.
Оби-Ван помрачнел: воспоминания о годах… о семи годах иногда мучительного, иногда сладкого желания застали его врасплох, и он тотчас вспомнил – словно яркие вспышки пронеслись перед его глазами образы: Квай-Гон в зале для тренировок («Я хотел бы просто коснуться его»), в зале Совета («Он такой сильный… Я хочу…»), на задании («Неоднозначный, доводящий до белого каления, безумно красивый»). Его член запульсировал с новой силой, когда Оби-Ван заново в красках представил, как хотел Квай-Гона и как отказывал себе в этом. Он вжался бедром в Квай-Гона и издал звук, похожий не то на мурлыканье, не то на вздох.