— М-м-м, да-а-а… — наигранно простонал Леголас, вцепившись в плечи Глорфинделя — не столько от страсти, сколько для того, чтобы тот не смог высвободиться. — Да, возьми меня скорее! — Леголас потерся о горячий пах Глорфинделя. Глорфиндель охнул — он явственно вспомнил, как юный сын Трандуила стоял перед ним на коленях в закатном свете и, трепеща и постанывая, ублажал его — да так самозабвенно, словно член Глорфинделя был для Леголаса самым желанным на свете… А еще Глорфиндель вспомнил, как давно Эрестор отказывал ему в близости — в качестве наказания за какой-то очередной тяжкий, по мнению советника, проступок.
— Что ж ты творишь, парень? — выдохнул Глорфиндель почти умоляюще — и, не в силах больше сдерживаться, принялся высвобождать из штанов болезненно возбужденный член.
Леголас с готовностью забрался на Глорфинделя верхом. Глорфиндель дрожал, торопливо раздвигал ягодицы принца и всё твердил что-то об Эресторе, который «шибко осерчает», но Леголас не вслушивался в его виноватое бормотанье — его больше занимал большой толстый член Глорфинделя, надавливающий на анус. С запоздалым раскаянием Леголас подумал, что клубника, похоже, обойдется ему слишком дорого… И тут из-за крапивы донеслись голоса Элладана и Элрохира.
Близнецы вышли из-за зарослей, смеясь и уплетая на ходу оставшуюся клубнику, — и остановились как вкопанные, увидев Глорфинделя, сидящего на пеньке в спущенных штанах, — и его стоящий колом, увитый набухшими венами член, который упирался Леголасу в голый зад блестящей багровой головкой.
— Ничего себе! — со смехом воскликнул Элладан. — Так вот, оказывается, какой клубничкой предпочитает лакомиться наш малыш-Трандуилион!
Глорфиндель выглянул из-за макушки Леголаса.
— Эй, мальцы, что это там у вас? Клубника? — спросил он, тяжело дыша (неосознанно он продолжал толкаться членом в Леголаса — правда, каждый раз промахивался).
— Угу, — ответил Элрохир с набитым ртом.
Глорфиндель на мгновение остановился (Леголас вздохнул с заметным облегчением).
— Так вы что, стервецы, всю спелую клубнику объели?! — с ужасом догадался Глорфиндель.
— Угу, — отозвались близнецы, поспешно доедая последние ягоды.
— Ох ты ж балрога вам в… спину! — воскликнул Глорфиндель — он снял с себя Леголаса и вскочил на ноги. — Что я теперь Эрику скажу?! Он же меня живьем съест вместо этой треклятой клубники! Что ж вы за паскудники такие — неужели не могли оставить хотя бы несколько ягодок?! Вот я вам сейчас крапивой!..
Элладан и Элрохир переглянулись и бросились бежать. Глорфиндель, на ходу подтягивая штаны и пытаясь вправить в них никак не желающий опадать член, в несколько шагов нагнал близнецов, схватил за шкирки и подтащил к большому пню.
— Ну-ка, подержи этого, Трандуилион! — скомандовал он, а сам потянулся за крапивой.
Элрохир, доставшийся Леголасу, взвизгнул, испуганно следя за тем, как Глорфиндель, нарвав пучок крапивы, стаскивает штаны с Элладана:
— Малыш-Трандуилион, отпусти! Отпусти, пожалуйста!
— Еще чего! — жестоко усмехнулся Леголас. — Я тут ради вас рисковал своей задницей, — Леголас поморщился, прислушиваясь к ноющей боли в анусе — Глорфиндель всё-таки успел пару раз протиснуть туда головку члена, — а вы меня обманули! Сказали, что принесете мне самые спелые ягодки, а сами съели всю клубнику и ничего мне не оставили! Пусть теперь и ваши задницы пострадают! — распалившись от праведного гнева, Леголас открыл рот для новой тирады, но его прервал жалобный крик Элладана — Глорфиндель хлестнул его крапивой по обнаженным ягодицам.
— Ай! Не надо! Ай! Ой! — вскрикивали близнецы, когда Глорфиндель стегал по заду то одного, то другого. Их ягодицы покраснели, а лица стали прямо-таки пунцовыми. Элладан и Элрохир всхлипывали, кривились, сучили ногами и поводили задами из стороны в сторону, пытаясь увернуться от крапивы.
Леголас нашел это зрелище весьма… вдохновляющим. По-прежнему удерживая Элрохира, он переместился поближе к его лицу и ткнулся ему в губы уже наполовину вставшим членом. Возмущенный до глубины души Элрохир, всхлипывая, заявил:
— А вот как откушу тебе твою финтифлюшку — будешь знать!
Но в следующее мгновение Глорфиндель снова стегнул его крапивой, и Элрохир, ойкнув, приоткрыл рот. Воспользовавшись моментом, Леголас сунул свой член Элрохиру в рот и стал поспешно (а вдруг и в самом деле укусит?) вбиваться ему в горло. Элрохир поперхнулся, шумно втянул носом воздух. По его красному как маков цвет лицу потекли слезы. Леголас чувствовал, как Элрохир вздрагивает от ударов. Силясь отползти подальше от крапивы в руке Глорфинделя, Элрохир еще глубже насаживался ртом на член Леголаса, и всякий раз, когда, дернувшись от хлесткого удара крапивой, Элрохир подавался вперед, член Леголаса упирался ему в горло — и Леголас едва не терял сознание от пронзительного наслаждения.
Чуть повернув голову, Леголас увидел, что Глорфиндель последовал его примеру: он держал Элладана за волосы одной рукой, а другой — хлестал крапивой, чтобы тот открыл рот. Элладан мотал головой и упирался.
— Не надо, дядя Глорфиндель! Мы и так клубники объелись! — умолял он.
— А вот будете знать, как клубнику воровать! — отбросив крапиву, Глорфиндель взял Элладана за голову обеими руками, одним махом засунул член ему в рот и блаженно застонал. Леголасу подумалось, что Эрестор, должно быть, нечасто балует Глорфинделя подобными ласками.
Толкнувшись в горло Элрохира в последний раз, Леголас замер, зажмурился и, содрогаясь, начал изливаться Элрохиру в рот. Тот оттолкнул Леголаса и закашлялся, а Леголас, совершенно обессилевший, опустился на землю — вернее, на собственную скомканную простынку. Тяжело дыша, он посмотрел на Элрохира — тот в изнеможении лежал на пеньке рядом с Элладаном, которого размашисто наяривал Глорфиндель, и вид у обоих братьев был такой, будто их вот-вот стошнит. «И неудивительно, — подумал Леголас со злорадством, — съесть столько клубники!» Элладан страдальчески постанывал. Некоторое время Леголас наблюдал за тем, как толстый член Глорфинделя, блестящий от слюны Элладана, появляется из его рта и вновь в него погружается, — а потом Глорфиндель охнул, резко отстранился и с довольным протяжным криком кончил Элладану на лицо. Элладан уронил голову на руки — похоже, у него не осталось сил даже на то, чтобы утереться.
Глорфиндель плюхнулся на простынку рядом с Леголасом.
— Ну и ну! — выдохнул он, отдуваясь. — Вот и сходил за клубничкой… — и, сверкнув крепкими белыми зубами, расхохотался.
А Леголас с восхищением отметил про себя, как дивно сверкают капельки пота на могучих плечах Глорфинделя, с которых в пылу «наказания» соскользнула свободная ночная сорочка, как золотятся потемневшие от пота пряди, прилипшие ко лбу, щекам и шее, как искорки довольства вспыхивают в ясных серых глазах под пушистыми ресницами — и почувствовал теплый, терпкий, такой живой запах разгоряченного сильного тела. Смешиваясь с ароматами цветов и трав, этот запах превращался для Леголаса в опьяняющий аромат весны.
========== 2. Пикник ==========
Наскоро позавтракав, веселая компания из шестерых эльфов, двух хоббитов и одного молодого орка вышла из дома. Впереди всех бежали Элладан и Элрохир — им не терпелось добраться до речки, на берегу которой Элронд всегда устраивал весенний пикник, — и остудить в холодной водичке обожженные крапивой задницы. Близнецы трусили по тропинке, беспокойно почесывая ягодицы, морщились, когда ткань штанов особенно чувствительно касалась кожи, однако охать и жаловаться не смели — вдруг отец догадается, за какую именно шалость их отхлестали крапивой?
Правда, Элронд и без того догадался, что за воры побывали на клубничных грядках и оборвали все спелые ягоды, — но с мудростью хорошей хозяйки рассудил, что отсутствие клубники пикник не испортит — в отличие от ссоры. Он степенно шел за сыновьями, держа в одной руке корзинку с еще теплым мясным пирогом, заботливо завернутым в чистую тряпицу, а в другой — тихонько булькающую и поблескивающую на солнце бутыль яблочного сидра, и уже в который раз перебирал в уме список того, что следовало взять с собой из дома, — не забыли ли чего?
Рядом с Элрондом почти вприпрыжку шагал Леголас. Он то и дело отбегал в сторону, чтобы сорвать красивый полевой цветок или полюбоваться цветущим деревцем, а Элронд тем временем украдкой любовался самим принцем. Тоненький, нежный, весь облитый солнечным светом, с мягкими пушистыми волосами, Леголас казался Элронду до невозможности прелестным. Элронд уже втайне предвкушал, как на пикнике, вдоволь налакомившись, Леголас положит голову ему на плечо, и Элронд будет нежно гладить его легкие, как пух, прядки… Он вспомнил, каким ласковым и покорным был его воробушек прошлой ночью, как сладко Леголас уснул, пригревшись на его груди, и как сам Элронд, тоже засыпая, целовал его пахнущую солнцем макушку и гладил худенькое плечо, с замиранием сердца ощущая, насколько принц хрупок и почти невесом в его объятиях…
Элронд почувствовал, что чересчур разволновался. Отведя взгляд от резвящегося среди полевых цветов Леголаса, он попытался вернуться мыслями к своему списку продуктов — но, к его большому сожалению, прямо за ним шел Линдир и, тренькая на лютне, во все горло распевал жизнерадостную (и весьма непристойную) песню о «весеннем пробуждении чувств». Элронд смущался, сбивался с мысли и никак не мог додумать свой список до конца. «Одно хорошо — то, что я не забыл полный горшочек целебной мази, — думал Элронд, невольно прислушиваясь к песне Линдира, в красках расписывающего все прелести «упоительной любви на лоне природы». — Если наш менестрель соизволит и на пикнике забавлять нас подобными… сочинениями, то мазь может понадобиться в самом скором времени. Кстати, куда я ее положил?.. — Элронд, забеспокоившись, заглянул в свою корзинку. — Нет-нет, я едва ли уложил бы мазь вместе с пирогом, — подумал он. — Наверное, горшочек у Больга, в большой корзине», — Элронд оглянулся.
И верно: позади, замыкая шествие, шагали бок о бок Больг и Глорфиндель, нагруженные самыми большими и тяжелыми корзинами — впрочем, могучий орк и не менее могучий эльфийский воитель несли их без труда. Из переполненной корзины Больга виднелся горшочек с целебной мазью, покрытый пергаментом и перевязанный бечевкой. Время от времени Больг наклонялся к горшочку, втягивал широкими ноздрями душистый запах мази и облизывался. Легкий завтрак, приготовленный Элрондом перед пикником, нисколько не удовлетворил, а лишь раззадорил здоровый аппетит молодого орка, и Больгу не терпелось приступить к куда более основательной трапезе. Он вздыхал, глотал слюнки и мечтательно поблескивал желтыми глазами на ароматные копченые колбасы в корзине Глорфинделя. Больг дивился: и как этот эльф умудряется нести в своей корзине столько вкусного и не попробовать ни кусочка? Вот это выдержка! Впечатлительный юный орк вновь исполнился уважения к «дяде Глори».
Желая выразить свое поистине глубокое восхищение старшим товарищем, Больг деликатно пихнул Глорфинделя локтем в бок и прогудел:
— Дядя Глори хороший.
Глорфиндель, пребывавший в пасмурном расположении духа, вздохнул и с благодарностью похлопал Больга по плечу, каким-то чудом не выронив при этом корзину.
— Спасибо тебе, приятель! Да и ты, Больг, — парень что надо, прямой и честный, — Глорфиндель утер тыльной стороной ладони пот со лба — ласковое весеннее солнышко уже начало припекать. — Только ты меня и понимаешь, братец…
Больг, разобравший в речи Глорфинделя только «спасибо», «приятель», «Больг» и «братец», всё же посчитал нужным вежливо осклабить зубастую пасть и состроить понимающую мину. Больг видел, что его друг, всегда такой жизнерадостный и благодушный, отчего-то печалится. Больг наморщил лоб, недоумевая, что томит этого пышущего здоровьем эльфа, и пришел к выводу, что Глорфиндель мается животом. И неудивительно — после такого-то скудного завтрака! Больг с сочувствием посмотрел на Глорфинделя. Нелегко ему, верно, бедняге… Вот и у самого Больга тоже в желудке бурчит — не иначе как Элрондовы оладушки, в один присест проглоченные за завтраком, перекатываются. Больг почесал живот под атласным камзолом золотистого цвета (король Трандуил самолично выбрал для Больга эту ткань — в цвет желтоватых орочьих глаз) и покрутил головой, высматривая какую-нибудь еду. Но ни оленей, ни кабанчиков, увы, на горизонте не наблюдалось, и Больг, удрученно пыхнув носом, вновь принялся пожирать глазами копченую колбасу.
А Глорфиндель тем временем всё жаловался Больгу, не замечая, что тот его не слушает:
— …Взъелся на меня из-за этой треклятой клубники, будь она неладна. Говорит: «Я попросил тебя о такой малости, а ты даже этого не пожелал для меня сделать». Да разве ж я виноват, что эти прожорливые орчата, Элладан с Элрохиром, сожрали всю спелую клубнику? Ну, скажи, Больг, — разве ж моя в том вина?
Больг, услышав в потоке бестолковой, по его мнению, эльфийской речи собственное имя, сосредоточился и покосился на Глорфинделя, пытаясь понять, о чем тот его спрашивает.
— Орчата сожрали, — отозвался он и добавил: — Глори хороший.
Этот ответ, похоже, полностью удовлетворил расстроенного Глорфинделя.
— Вот! Твоя правда, приятель! Чем я-то ему нехорош? — Глорфиндель заморгал — то ли от навернувшихся слез, то ли просто от капелек пота, скатившихся на золотистые ресницы. — Ну, не принес я ему клубнику, балрог ее забери… Что я мог поделать? Не стану же я его зелеными ягодами, неспелыми да кислыми, потчевать! Так я ему и сказал. Говорю: «Ты не серчай, любушка, я этих паскудников близнецов уже наказал как следует: штаны с них стянул и прямо по голым задницам — крапивой…» А он вдруг совсем разъярился ни с того ни с сего. Покраснел весь и давай кричать, что я, мол, только о голых задницах и думаю, и что теперь он, дескать, знает, почему я пропадал всё утро невесть где. «Сбежал, — говорит, — от меня, чтобы с молоденькими эльфами развлекаться!» Нет, каков гусь, а?
Больг, уловив в голосе Глорфинделя вопросительную интонацию, поддакнул:
— Гусь, — и посмотрел вокруг: вдруг и правда где-то неподалеку разгуливает жирный гусь? Больг сглотнул слюнки.
— …И ну меня по мордам хлестать, — продолжал Глорфиндель свою печальную повесть. — Наклонился я к нему, чтобы обнять, успокоить, значит… А он на цыпочки — и по мордам меня… Не больно, конечно… Ручонка-то у него маленькая, нежная… Но, понимаешь, обидно — мочи нет. Я ж никому такого не позволял — по щекам меня хлестать почем зря… Даже Эктелиону спуску не давал… А сейчас, бывает, доведет меня Эрик до белого каления, руки так и чешутся задать ему… как следует — а только схвачу его за грудки, так будто что-то по голове меня тюкает: Эктелион вспоминается и то, как расстались мы с ним навеки, не замирившись… И руки сразу опускаются. Думаю: что ж я делаю-то, счастьем своим не дорожу? А ну как что случится с моим Эриком — век же клясть себя буду, как за Эктелиона до сих пор себя кляну… Вот и терплю теперь. Эрик меня, боевого эльфа, по мордам — а я терплю… И так, и этак надо мной измывается — а я, знамо дело, всё терплю… Люблю его, заразу, до одури, — Глорфиндель от избытка чувств притиснул свою корзину к груди, — а он будто не понимает — ревнует меня, бесится, кобелем ругает… Да еще всё Трандуилова братца, зеленолесского советника, мне поминает, допытывается, не было ли у меня с ним чего, пока тот в Ривенделле гостил. Нет, ну что еще за выдумки? И не глянулся мне он совсем, зеленолесец этот, — только и знал, что манерами кичиться да в Эриковы пирожные пальцы совать — тоже мне, утонченность. Правда, говорил так мудрёно — прямо как мой Эрик. Я больше скажу: сдается мне, мой Эрик и Трандуилов советник — одного поля ягоды. А, Больг?
— Ягоды, — согласился Больг — и в самом деле заприметил за деревьями ягодный куст. Подивившись наблюдательности Глорфинделя, Больг отбежал к кусту, отломал раскидистую ветку, тяжелую от ягод, и нагнал Глорфинделя, объедая ягоды на ходу. — Ягоды, — сообщил Больг и сунул ветку Глорфинделю в лицо. — Ешь!
Глорфиндель с несчастным видом принялся обрывать ягоды.
— Теперь вот опять поссорились, — проговорил он, задумчиво жуя ягоды. — Разобиделся, выставил меня из спальни и дверь прямо перед носом захлопнул. Сказал, не пойдет ни на какой пикник, если ему отказали даже в такой малости — первой клубничкой полакомиться. Иду теперь, вроде всё хорошо — птички поют, теплынь, листочки шебуршатся, цветы там всякие, ягоды… колбаса вот в корзине… — Глорфиндель втянул носом соблазнительный аромат колбасы, — а всё равно сердце не на месте. Думаю, как там мой Эрик? Эх, брат, скажу я тебе: никогда не влюбляйся, Больг.