Он подошел к Шелдону, и тот вздрогнул, когда Леонард тронул его за плечо, и вскинул на него взгляд. В следующую секунду в его глазах отразилось удивление.
– Леонард? Как ты здесь оказался?
Они были совершенно шальные, эти глаза. Тот напиток, осенило Леонарда, чертов ублюдок накачал Шелдона каким-то наркотиком, вот откуда взялись все эти странности.
Он еще раз посмотрел на Шелдона, на этот раз пристальнее, отметив свежий укус на нижней губе, засос, черт подери, над ключицей, а еще то, что правая рука Шелдона была испачкана в сперме Родстейна и что он так и не заправил штаны. Леонарду захотелось зажмуриться.
– Поднимайся, Шелдон, – пробормотал он, подхватывая его под руку и помогая подняться на ноги, которые почти сразу же начали разъезжаться в стороны. Шелдон зашатался, словно был большой куклой, и ему потребовалось опереться на Леонарда, чтобы не упасть. – Ну что же ты… Пойдем, я отведу тебя в ванную.
Леонарду пришлось остановиться почти у самой двери, чтобы облокотить Шелдона о стену спиной и заправить его брюки. Он внутренне опасался, что после того, что случилось, это испугает Шелдона, но тот едва ли обращал внимание на происходящее: его расфокусированный взгляд с чересчур большими зрачками скользил по комнате, не останавливаясь ни на чем конкретном, и он спокойно позволил Леонарду подтянуть его трусы, застегнуть брюки и потянуть вверх молнию, затянуть ремень и продеть в петли рубашки пуговицы одну за другой. Леонард возился довольно долго: было темно, ракурс был непривычным, и, кроме того, ему было неловко, и оттого пальцы слушались его не совсем так, как нужно. Когда Леонард закончил и поднял взгляд на Шелдона, тот посмотрел на него в ответ довольно осмысленно и сказал:
– Хм, с такого ракурса ты кажешься даже ниже, чем обычно.
Леонард недоверчиво покачал головой.
– Даже в таком состоянии ты способен говорить своим друзьям обидные вещи, верно, Шелдон?
К счастью, ближайшая ванная комната располагалась недалеко. Им по пути никого не встретилось, хотя откуда-то издалека по-прежнему доносились отголоски вечеринки: музыка, пьяные вопли и взрывы смеха.
Леонард втащил Шелдона в ванную комнату, мельком порадовавшись, что она была огромной, под стать всему в доме Родстейна, так что тут было, где разместиться, даже с таким долговязым и совершенно не ориентирующимся в пространстве человеком, каковым являлся Шелдон в данный момент. Леонард щелкнул выключателем и непроизвольно зажмурился, когда свет ламп отразился от множества блестящих и сверкающих поверхностей, а затем закрыл за ними обоими дверь.
После этого Леонард подвел Шелдона к раковине, открыл кран, включив теплую воду, и опустил туда покрытую чужой спермой руку Шелдона. Тот смотрел некоторое время на воду, стекающую по его руке вниз в сливное отверстие, затем потянулся другой рукой к жидкому мылу и выдавил немного, растер по коже, смыл, повторил это еще дважды. Когда Шелдон пошел на четвертый заход, Леонард отобрал у него жидкое мыло и всучил ему полотенце. Шелдон тщательно вытер руки и посмотрел на Леонарда.
– Кажется, меня сейчас стошнит, – ровным голосом сообщил он.
Потом Леонард поддерживал Шелдона за плечи, пока он стоял на коленях, согнувшись перед унитазом и сотрясаясь в рвотных позывах, и следил, чтобы Шелдон не покачнулся ненароком и не въехал в унитаз лбом. Леонард не знал, было ли это действием той дряни, что дал ему Родстейн и которую организм Шелдона просто не воспринимал, или банальным проявлением стресса, но к тому времени, как Шелдон исторг в недра унитаза все содержимое своего желудка и перестал содрогаться в сухих спазмах, Леонард чувствовал в себе готовность удушить Родстейна голыми руками.
– Спасибо, Леонард, – слабым голосом сказал Шелдон после того, как Леонард помог ему как следует умыться и почистить зубы и усадил на бортик ванной. – Но я все еще чувствую себя не очень хорошо.
Леонард знал, что это так, и его сердце сжималось от жалости. Вероятно, не весь наркотик, всосавшийся в кровь, успел покинуть системы организма, потому что зрачки Шелдона были по-прежнему расширены, его щеки покрывал лихорадочный румянец, и у него, черт подери, стоял: Леонард видел, как натянулась ткань его брюк. Шелдон закрыл глаза, задышал ровно и глубоко, словно испытывал боль и пытался стерпеть ее, и стиснул ткань рубашки Леонарда в кулаке, оттягивая ее на себя, но не проронил ни звука.
Это был в некотором роде прогресс, подумал Леонард с горькой усмешкой: в обычном состоянии его было не заткнуть.
– Шелдон, послушай, – начал Леонард, облизывая губы, вмиг пересохшие от непонятного волнения. – Я хочу, чтобы ты понимал: то, что произошло сегодня с тобой, было неправильным. Но это не обязательно должно быть так. Я имею в виду, это не должно пугать. И ты можешь… ты должен говорить, когда хочешь остановить то, что происходит, если это тебе не нравится, ты ведь понимаешь, правда?
Шелдон поднял на него взгляд.
– Он испугал меня, – признался он, сглотнув. – Но это не должно пугать, верно? Я как всегда понял что-то неправильно? Я сделал что-то неправильно?
– Это Родстейн сделал кое-что неправильное, – прошептал Леонард, сглатывая тугой комок в горле.
Шелдон все еще смотрел на него снизу вверх своими прозрачными глазами, сжимая его рубашку в кулаке, что тоже было странным, учитывая, что Шелдон обычно старался избегать ненужных прикосновений. Наверное, в тот момент это показалось Леонарду чем-то вроде крика о помощи, иначе он никогда не стал бы делать того, что сделал. Но тогда, в тот самый момент, Шелдон смотрел на него, и Шелдон сжимал его рубашку так крепко, словно желал помешать ему уйти, и поэтому Леонард быстро, опасаясь передумать, склонил голову вперед, соприкасаясь своими губами с его.
Это было странным: губы Шелдона на вкус были как мята, потому что он только что чистил зубы, они неуловимо отличались от губ любой из девушек, с которыми Леонард целовался прежде, и они не отвечали, совершенно ему не отвечали, поэтому уже через несколько мгновений Леонард отстранился и посмотрел на Шелдона. Тот смотрел на него в ответ со совершенно спокойным выражением лица, и Леонард смутился.
– Что это было? – ровно спросил Шелдон.
Леонард пожал плечами и спросил на пробу:
– Попытка показать тебе, что не каждый поцелуй представляет собой агрессивную попытку изнасиловать чей-то рот языком? Я пытаюсь показать тебе, что это не страшно, Шелдон, что это может быть по-другому. Ты… позволишь мне помочь тебе?
Он опустил взгляд всего на секунду, чтобы убедиться, что нездоровый стояк Шелдона, вызванный проклятым афродизиаком, так никуда и не делся, но Шелдон проследил за его взглядом и посмотрел на Леонарда в упор.
– О, quid pro quo, верно? – спросил он напряженным голосом. – Я знаю, как это работает.
Он разжал кулак, выпуская рубашку Леонарда, и вместо этого стиснул руками бортик ванной по обеим сторонам от себя.
– Господи, нет же! – воскликнул Леонард, когда до него дошло, к чему клонит Шелдон. – Это работает совершенно не так, Шелдон, и неважно, что тебе сказал этот придурок. Мне ничего от тебя не нужно. Я пытаюсь помочь, вот и все.
Шелдон прикрыл глаза и быстро облизнул губы. Леонард заметил, что румянец на его щеках усилился.
– Я не могу думать об этом сейчас, Леонард, – слегка раздраженно сказал он. – Вы с Эваном подаете совершенно разную информацию, как, по-твоему, я могу сосредоточиться, имея такие несоответствующие факты? К твоему сведению, обычно общепринятые протоколы имеют более строгую структуру.
– О, раз уж ты заговорил о Родстейне, я расскажу тебе кое-что и об общепринятых протоколах, – начал Леонард, чувствуя, как у него внутри вскипает раздражение, и срывая его на Шелдоне, за неимением других вариантов, хоть и отдавал себе отчет, что сейчас это было не самой разумной вещью. – Я скажу тебе, что опоить кого бы то ни было наркотиком, чтобы залезть ему в штаны – это ни хрена не общепринятый протокол. Это мерзко, Шелдон, это мерзко и подло, но самое ужасное, что ты этого даже не осознаешь! Ты думаешь, это в порядке вещей? Ты думаешь, это какая-то чертова социальная условность – дождаться, когда у кого-то встанет от треклятого порошка, чтобы положить руку на его член – вот так, Шелдон?
Леонард и понятия не имел, зачем сделал это. Вероятнее всего, для пущей наглядности: он намеренно кривлялся, разъясняя Шелдону, каким непростительно подлым был Родстейн с его наглыми поползновениями, преходящими всякие границы. И, собственно говоря, он просто наглядно продемонстрировал то, о чем говорил: какого-то черта он положил руку Шелдону на член. К его величайшему изумлению, Шелдон откинул голову назад, как тогда, в комнате, и простонал.
Леонард на мгновение замер, уставившись на его шею, открытую и незащищенную, и где-то на дальней границе разума он испытал к себе отвращение, потому что эта часть его разума сейчас прекрасно понимала Эвана Родстейна, который оставил Шелдону огромный засос на ключице. Но Леонард, конечно же, был совсем не таким, он не стал бы оставлять Шелдону засос.
Вместо этого, не в силах преодолеть неожиданное искушение, он наклонил голову и провел по этой шее языком от основания до самого подбородка, пробуя кожу на вкус. Горло трепетало под его прикосновениями в такт вдохам и выдохам Шелдона, частым и поверхностным, и от этого у Леонарда мурашки побежали по коже, по нему словно прокатился разряд. Потом Шелдон поднял голову и посмотрел на Леонарда совершенно затуманенными глазами, словно сам наркотик, который подмешал ему Родстейн, пялился в тот момент на Леонарда со дна огромных зрачков Шелдона Купера, и после этого у Леонарда окончательно снесло крышу.
Он снова поцеловал его, сминая изумленно приоткрывшиеся губы, нетерпеливо дергая ремень брюк, который сам же застегивал какое-то время назад, чтобы обхватить член Шелдона рукой, как обхватывал Родстейн до него, чтобы стереть его прикосновения своими. Шелдон снова простонал, шире открывая рот, и это оказалось неплохой возможностью проскользнуть в этот рот языком, чувствуя тепло и еще больше мяты. Нижняя губа Шелдона, прокушенная Родстейном до крови, была немножко соленой на вкус, и Леонард нежно лизнул ее, успокаивая ранку.
Каким-то образом они уже были на полу, на мягком пушистом коврике для ванной, и Леонард облокотился на левую руку, нависая над Шелдоном, чтобы удобнее обхватить его член ладонью правой и сильно провести сверху вниз и обратно, как он сделал бы, если бы дрочил себе. Шелдон извивался под ним, прикрыв глаза, с его губ срывались мягкие бессвязные стоны, а от тела исходил такой сумасшедший жар, словно внутри него работал теплогенератор.
Леонард чувствовал, что его собственный член изнывает от жажды прикосновения, и бросил быстрый взгляд вниз, просчитывая, сможет ли он обо что-нибудь потереться, кроме ноги Шелдона, а заодно прикидывая, на случай отрицательного заключения, насколько неподобающе в сложившейся ситуации будет потереться-таки о Шелдона.
– Леонард?
Он вскинул голову, сталкиваясь взглядом с Шелдоном. Теперь в его глазах был оттенок страха, а голос, которым он позвал Леонарда, был неуверенным, и это заставило Леонарда опомниться. Он замедлил движения своей руки, но не остановился совсем.
– Ты можешь сказать мне «нет», если захочешь, – вполголоса напомнил Леонард, мечтая сейчас больше всего на свете, чтобы Шелдон этого не делал. Он не знал, смог ли бы остановиться теперь.
– Я могу?
– Да, ты можешь сказать это в любую секунду, и я прекращу. Нет повода чувствовать себя пойманным в ловушку.
Шелдон закрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем снова посмотреть на Леонарда.
– В таком случае, я хочу прекратить.
Леонард моргнул, медленно убрал руку с его члена. Где-то в глубине его горла зародился разочарованный стон, но Леонард с усилием подавил его.
– Ты хочешь прекратить? – переспросил он, бросив быстрый взгляд вниз. – Шелдон, у тебя стояк.
– Мне об этом известно, – сказал Шелдон, его голос звучал немного раздраженно. – Такое иногда случается. Правда, я вынужден признать, не с такой интенсивностью, но я вполне уверен, что смогу справиться с этим сам. У меня все еще не сложилось представления насчет действующего социального протокола, ты знаешь, это не моя сильная сторона, но у меня отчего-то такое чувство, что если бы я все-таки принял твою помощь, то в будущем мы оба испытали бы неловкость на этот счет.
Леонард опустил голову, на мгновение уткнувшись носом в горячую шею Шелдона с часто бьющейся жилкой, крепко зажмурился и сделал два глубоких вдоха и выдоха, прежде чем отстраниться. Шелдон проводил его настороженным взглядом, и Леонард подумал, едва ли Шелдон хотя бы отдаленно представлял, чего ему это стоило.
Леонард не был уверен, зачем Шелдон сказал про неловкость в условном наклонении, потому что он сам испытывал самую ужасную неловкость в своей жизни, пока выходил из ванной комнаты, водружая на переносицу оставленные на раковине очки и стараясь игнорировать собственный стояк, и позже, когда сидел на полу возле двери, прижавшись спиной к стене, слушал, как Шелдон Купер принимает ванную, вполголоса напевая «We met on Sunday», и в то же время знал совершенно точно, что он дрочит в этот момент.
Когда Шелдон показался из ванной в пушистом белом халате, предназначенном для гостей, он выглядел сонным и усталым. Препарат, подсыпанный Родстейном, видимо, окончательно покинул его тело, оставив его совершенно вымотанным, так что Леонард помог ему добраться до его комнаты. Там он укутал Шелдона в одеяло, а потом еще некоторое время сидел рядом с ним на краюшке кровати, напевая «Soft Kitty» и чувствуя себя мерзавцем.
Леонард не понимал, отказывался понимать, откуда это взялось. Родстейн был неправ, повторял он самому себе, ублюдок просто издевался над ним, когда говорил о том, что Леонард испытывает к Шелдону. Леонард бы никогда… В общем, ему бы и в голову не пришло даже думать о Шелдоне в подобном ключе. Они были друзьями, это правда. Каким-то непостижимым образом Леонарду было комфортно рядом с Шелдоном, хотя он ни за что в жизни не признал бы этого вслух. Но не более того. Леонарду нравилась Пенни, вот в чем фокус. Когда он думал о своем будущем, он думал о будущем с ней, и когда он ласкал себя в душе или спал и видел жаркие сны, он тоже думал только о Пенни.
Но какого-то долбанного хрена там, в ванной комнате рядом с Шелдоном, он ни разу не думал о Пенни. Каким-то непостижимым образом все, о чем он мог думать в тот момент – это о мягких губах Шелдона со вкусом мяты, о его раскаленной коже под пальцами, о жилке, бьющейся на шее, и о том, как он стонал. Леонард подумал обо всех тех вещах, которые мог бы сделать, если бы посмел, и наполнился отвращением к себе, потому что это были в точности те вещи, за которые он так сильно презирал Родстейна.
Когда Шелдон наконец заснул, Леонард не выдержал и провел ладонью по его голове, приглаживая волосы. Как ни странно, сейчас ему не хотелось ничего… такого. Непонятное наваждение прошло, и теперь Шелдон был просто Шелдоном, который пережил непростой для себя, эмоционально выматывающий день, и теперь спал, вытянувшись на кровати и сложив руки на груди. А Леонард был просто Леонардом, который укладывал своего лучшего друга спать, ничего больше.
Потом, позднее в своей комнате, Леонард долго стоял под душем, смывая с себя события этого дня, все равно не чувствовал себя чистым. Стоило ему закрыть глаза, и перед его мысленным взором отдельными вспышками мелькали происшествия этого вечера, вспоминались вещи, которые он говорил и которые делал, и Леонард скрипел зубами от досады, испытывая острейший стыд и недоумение. Какого черта на него нашло, не переставал он спрашивать самого себя снова и снова, какого черта?
Ему так и не удалось заснуть, и, проворочавшись какое-то время в кровати, Леонард снова оделся и вышел из комнаты. Вечеринка еще не закончилась, до второго этажа доносился отдаленный грохот музыки, и Леонард спустился вниз, протиснулся к импровизированной барной стойке и заказал себе выпивку. Пару лонг-айлендов спустя Леонард почувствовал себя хорошо, после трех его потянуло танцевать, а осушив четвертый, он обнаружил себя стоящим на пороге гостевой комнаты Пенни и колотящим в ее дверь рукой.