Они вернулись к своему нормальному режиму, насколько это было возможно. Во вторник утром Шелдон встал в шесть тридцать утра и разбудил Леонарда своим отвратительным троекратным стуком с монотонным повторением его имени, а когда Леонард распахнул перед ним дверь и разъяренно поинтересовался, какого хрена Шелдону от него нужно, тот сказал, что они должны поехать в лабораторию пораньше, чтобы наверстать прошедшую неделю. Недовольно ворча, Леонард тем не менее умылся, побрился и оделся, готовясь выехать в лабораторию.
Он не был уверен, поедут ли с ними Говард и Радж, поэтому решил спросить это у них самих. К его удивлению, комната Воловитца оказалась пуста, а кровать выглядела так, словно ее даже не разбирали. Недоуменно пожав плечами, Леонард направился к Раджешу. Тот ответил на стук, но когда Леонард вошел в его комнату, то обнаружил, что он был не один, рядом с ним лежала красавица Беатрис и безмятежно спала, ее роскошные темные волосы волнами разметались по подушке.
Раджеш сел на кровати и шумно высморкался в носовой платок, прежде чем посмотреть на Леонарда мутным взглядом.
– Извини, что разбудил, – сказал Леонард. – Я только хотел спросить, ты поедешь в лабораторию?
Тот покачал головой:
– Нет, неважно себя чувствую, наверное, простудился. Лучше останусь здесь.
Леонард бросил осторожный взгляд на Беатрис, гадая, в чем было дело: мог ли Радж говорить в присутствии спящих девушек, или он каким-то образом оказался пьян аж в семь часов утра?
Встряхнув головой, он спросил:
– Ты случайно не знаешь, где Говард? Его комната пуста.
– Он вряд ли поедет в лабораторию, – сказал Радж, а потом добавил нечто совсем уж странное: – Но если ты хочешь его найти, то возможно, тебе стоит поискать в комнате Джеффа.
Леонард задался вопросом, были ли его последние слова какой-то странной шуткой, но, тем не менее, остановился возле двери в названную комнату и замер в нерешительности, слишком отчетливо припомнив, чему они все стали свидетелями в этой комнате, когда только приехали в дом Родстейна. Тем не менее, он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
Похоже, кровать в комнате Джеффа не просто казалось бесконечной, она на самом деле была бесконечной. У Леонарда в глазах зарябило от обилия лежащих на ней спящих тел, полностью обнаженных или едва прикрытых простынями. Он насчитал человек, наверное, семь, не считая Говарда и Джеффа, и все они были девушками: беленькими, японками, мулатками, была даже одна афроамериканка.
Не издав ни звука, Леонард осторожно вышел обратно в коридор и прикрыл за собой дверь.
– Ты узнал у Раджа и Говарда, они поедут с нами? – спросил Шелдон, когда Леонард спустился в столовую к завтраку.
Леонард покачал головой:
– Нет, Шелдон, они не поедут, снова только мы с тобой.
Шелдон сокрушенно вздохнул, не в силах принять такое наплевательское отношение к науке, и в лабораторию они снова поехали вдвоем.
Следующие несколько дней очень напоминали их прежнюю жизнь в Пасадине. Они каждый день работали в лаборатории, вечером ужинали, правда, не дома, в основном в ресторанах или закусочных, но Шелдон, по крайней мере, вернулся к своему обычному расписанию еды. Затем они возвращались домой и играли в World of Warcraft, Doom или Halo, иногда к ним даже присоединялись Говард и Радж, если не были заняты сексом с девушками или пьянством. В лабораторию эти двое по-прежнему не ездили. Говард был слишком изнеможен своей бурной личной жизнью: Леонард, который время от времени проходил мимо неплотно прикрытой двери в семь часов утра, собираясь в лабораторию, то и дело обнаруживал в бесконечной кровати варьирующееся количество обнаженных тел. Что касалось Раджа, то его насморк за неделю только усилился. Шелдон даже приказал ему по возможности не дышать, когда Радж находился в одной комнате с ним, чтобы снизить риск того, что Шелдон подхватит от него инфекционную простуду, осложненную, как он выразился, какой-нибудь редкой индийской заразой.
У Пенни же то и дело были какие-то кастинги, на которые она неслась, сломя голову и сияя от радости. А если она не ходила по студиям, то проводила свое время, как правило, в торговых центрах, и Леонард сильно подозревал, что если так будет продолжаться, то она потратит все состояние Родстейна на свои шмотки, что бы он ни болтал по поводу того, что его богатства не знают предела.
Словом, каждый из них наслаждался жизнью, как мог, и Леонард чувствовал, что и сам начинает привыкать к такой жизни. Работа была интересной, его друзья были счастливы, они все жили в роскошном особняке, где с легкостью могло быть исполнено практически любое их желание, и Леонард не мог не признавать, что к хорошему привыкалось быстро.
В пятницу Шелдон был в ударе. Он всю неделю работал с анти-протонами и теперь покрывал сложнейшими формулами огромную доску в своем новоприобретенном кабинете, выделенном Родстейном специально для него. Шелдон даже попросил Леонарда помогать ему, неохотно признав, что каким бы Леонард не был дилетантом в области физики, остальные сотрудники лаборатории Родстейна и того меньше походили на роль ученых, так что честь ассистировать Шелдону в его гениальных исследованиях по умолчанию переходила Леонарду. Как всегда, его комплимент скорее походил на оскорбление, поэтому Леонард все еще был раздражен, наблюдая, как Шелдон с сумасшедшей скоростью выводит на доске свои формулы, беззвучно шевеля губами.
Он вышел в коридор к автомату с напитками, чтобы налить себе кофе, и заметил в коридоре странное оживление. Эван Родстейн, доносилось отовсюду, сегодня он собирается посетить лабораторию, он едет сюда! По какой-то причине все были этой новостью весьма взволнованы, и Леонард подумал, что, должно быть, Родстейн не дает своим ученым спуску. Леонард налил себе кофе в автомате, перекинувшись парой слов со встрепанной лаборанткой, которая пробегала мимо и на ходу объяснила ему, что, если верить слухам, Родстейн выразил желание посетить лабораторию сразу же после того, как его самолет приземлится в Майами, и сделал это совершенно внезапно, так что им нужно было как можно скорее подготовиться. Он иногда устраивал им внезапные инспекции, пояснила она.
Пребывая в легком недоумении, Леонард вернулся обратно в кабинет и присел на подоконник, наблюдая за Шелдоном. Тот стремительно перемещался возле доски, полностью сосредоточенный, и не то чтобы Леонарду хотелось его отвлекать, но все же…
– Ты знал, что Родстейн собирался приехать сегодня в лабораторию? – спросил он.
Шелдон обернулся к нему, на мгновение отрываясь от доски.
– Леонард, ты думаешь совершенно не о том, о чем следует, – возмущенно заметил он. – Пожалуйста, сосредоточься. Может быть, ты принимаешь участие в научном прорыве… – Шелдон на мгновение замолк, а потом добавил: – Ну, принимаешь участие – это, пожалуй, сильно сказано. Но может быть, ты являешься первым свидетелем. Если однажды ты будешь писать мою биографию, то можешь очень сильно пожалеть, что отвлекался на всякую ерунду в такой значительный момент.
Леонард закатил глаза и ничего ему не ответил.
Что бы там ни говорил Шелдон, но прибытие Эвана Родстейна в лабораторию вовсе не было ерундой. Скорее, оно являлось фактом, который было невозможно игнорировать. Он ворвался в кабинет Шелдона, словно вихрь, и они оба оторвались от работы, удивленно уставившись на него.
Родстейн был растрепан и слегка небрит, что, по наблюдениям Леонарда, было ему несвойственно. Когда он приблизился к ним, Леонард уловил исходящий от него легкий запах алкоголя и удивленно вскинул брови.
– Эван, у тебя что-то случилось? – осторожно спросил он.
Родстейн запустил руку в волосы, приводя их в еще больший беспорядок, и устремил на него рассеянный взгляд.
– Случилось? – переспросил он. – Нет, Лео, у меня ничего не случилось. Это мой отец, он всегда оказывает на меня такой эффект. Старый мерзавец полагает, что я делаю недостаточно, чтобы оправдать сам факт своего существования в глазах многоуважаемого семейства.
Он презрительно фыркнул, дернув уголком красиво очерченного рта, и Леонард почти против воли испытал к нему сочувствие.
– Можешь не рассказывать, я представляю, на что это похоже, – невесело хмыкнул он, подумав о своей матери.
– Это неважно, я давно перестал волноваться по поводу того, как он ко мне относится, – отмахнулся Родстейн, а затем перевел на Шелдона беспокойный, ищущий взгляд. – Послушай, мы можем выйти ненадолго? Я хотел бы поговорить с тобой наедине, если ты, конечно, не возражаешь.
В темно-карих, почти черных глазах Родстейна в этот момент было что-то такое, что Леонарда охватило иррациональное желание удержать Шелдона и никуда его не отпускать.
– Конечно, полагаю, я могу прерваться на какое-то время, – кивнул Шелдон, ничего не заподозрив. – Только сниму лабораторный халат.
– Оставь, на это нет времени, – торопливо сказал Родстейн, перехватывая растерявшегося Шелдона под руку и направляясь с ним в сторону двери. – Так даже лучше, оставь.
Леонард какое-то время стоял, тупо уставившись на закрывшуюся за их спинами дверь. Удушливое беспокойство все поднималось в нем, как тошнота, хотя Леонард не мог бы сказать наверняка, что именно во всем произошедшем показалось ему таким неправильным. Он знал только, что Родстейн был на взводе и хотел заполучить Шелдона, а еще он знал, что и понятия не имеет, на что способен Родстейн на взводе.
Он выбежал за дверь, но в коридоре уже никого не было, они успели скрыться из виду, и Леонард не представлял себе, куда они могли пойти. Он помчался вперед по коридору, спрашивая у встречных людей, не знают ли они, куда направился Эван Родстейн, но они только провожали его странными взглядами и не могли дать ни одного дельного ответа.
В конце концов, после долгих минут безрезультатных поисков, Леонард сдался и вернулся обратно в кабинет. Там он попытался продолжить работу, но отчего-то волновался так сильно, что едва мог сосредоточиться.
Прошло, наверное, не менее получаса, прежде чем Шелдон вернулся.
Он ввалился в кабинет, закрыв за собой дверь, и окинул все вокруг, включая сидящего за столом Леонарда, диким взглядом. Он был совершенно не по-шелдоновски растрепан и одет кое-как: лабораторного халата на нем больше не было, его футболка была наполовину заправлена в брюки, а другая половина выбивалась наружу, спадая на ремень. Не помня себя от беспокойства, Леонард вскочил на ноги и сделал несколько шагов по направлению к Шелдону, но тот шарахнулся от него так, словно Леонард был по меньшей мере морлоком из «Машины времени».
Леонард остановился и тяжело сглотнул, при более внимательном взгляде на Шелдона его руки сами собой сжались в кулаки: губы Шелдона были красные и опухшие, совершенно зацелованные, и не требовалось быть гением, чтобы понять, чем он только что занимался.
– Что он сделал, Шелдон? – спросил Леонард звенящим от гнева голосом, и Шелдон упрямо опустил взгляд и сжал губы, ничего не ответив. – Что он, черт подери, сделал?!
Он прокричал это Шелдону в лицо, не сдержавшись, и тот вздрогнул так, словно Леонард его ударил. Леонард почувствовал себя виноватым.
– Прости меня, – пробормотал он, отступая на несколько шагов.
Ему потребовалось спрятать лицо в ладонях и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы взять себя в руки. Когда он снова поднял голову, то увидел, что Шелдон сполз по стене вниз, сев на корточки и сцепив руки в замок.
Он поднял на Леонарда беспомощный взгляд, и тот вздохнул и снова подошел ближе, опускаясь на пол рядом с ним.
– Ты расскажешь мне, что случилось? – спокойнее повторил он.
Шелдон покачал головой и промолчал.
– Я так понимаю, что вернуть отношения с Эваном обратно во второй квадрат не получилось? – предположил он.
– Я не хочу это обсуждать, Леонард, – негромко сказал Шелдон, отводя взгляд, и Леонард вздохнул.
– И что теперь? Снова притворишься, что ничего не было? Все забудешь?
– О, нет, – расстроено пробормотал Шелдон. – Ты же знаешь, этот блестящий разум ничего не забывает.
Он сокрушенно покачал головой, и Леонард запустил руку в волосы, чувствуя беспомощность.
– Что происходит у тебя в голове, Шелдон? – спросил он. – Ты не должен потакать ему. Мы можем вернуться в Калифорнию, убраться отсюда, в любой момент, как только захочешь. Ты не обязан это терпеть.
– Я бы хотел, чтобы все было так просто. Но не думаю, что уехать отсюда будет правильной вещью. Полагаю, все, что мне требуется сделать – это найти какой-то компромисс, учитывающий общие интересы.
Он уставился в пространство, задумавшись, и Леонард невесело фыркнул.
– Родстейн не идет на компромиссы, тебе пора бы это понять. Единственное, что ты по-настоящему можешь сделать – это уехать.
– Ты совершенно меня не слушаешь, верно? – раздраженно спросил Шелдон. – Я сказал тебе, это не подлежит обсуждению. Если ты действительно хочешь помочь, то тебе лучше придумать способ все исправить, не уезжая из Майами.
Леонард уставился на Шелдона, едва веря своим ушам.
– Это лаборатория, не так ли? – спросил он почти разочарованно. – Ты не хочешь бросать лабораторию, в этом все дело? Не хочешь терять свои плюс двадцать девять процентов к Нобелевской премии? Тогда я скажу тебе, что ты можешь сделать, Шелдон, чтобы остаться в Майами. Ты можешь пойти прямиком к Родстейну и позволить ему проделать с тобой все, что ему заблагорассудится, даже если это будет включать почти запредельное количество интенсивного тактильного взаимодействия. Ты даже мог бы, к примеру, отсосать ему, чтобы его ублажить, и я не знаю, что еще, Шелдон. Я не знаю, что ты должен сделать, я не знаю, как далеко ты готов зайти, это ты мне скажи!
Он уже кричал на Шелдона, но тот будто бы не слушал его. Он вдруг перевел ошеломленный взгляд на свою одежду, неопрятную и мятую, на футболку, наполовину заправленную в брюки, и у него сделалось такое выражение лица, словно ему стало дурно.
– О, Боже, – пробормотал он, сглатывая и прикрывая глаза, будто бы даже смотреть на свою одежду было для него невыносимым. – Я надеюсь, ты меня извинишь, Леонард. Мне необходимо посетить уборную.
Он пулей выскочил за дверь, и Леонард прислонился спиной к стене в том же самом месте, где прислонялся Шелдон только что, и обессилено прикрыл глаза.
– Этот чертов псих сведет меня с ума, – пробормотал Леонард самому себе, главным образом для того, чтобы убедиться, что его голос при этом не дрогнет.
Он раздраженно хватанул рукой по полу, о чем, впрочем, тут же пожалел, когда кулак пронзила резкая боль, и спросил себя, какого черта Шелдон делает. Казалось очевидным, что происходящее было для него чересчур, и Леонард отказывался понимать, почему он продолжал принуждать себя к чему-то, к чему не был готов настолько, что это вызывало у него физическую тошноту. Шелдон Купер, который не мог даже обнять кого бы то ни было, не испытывая отвращения, по какой-то причине подвергал себя чему-то, что с опасной стремительностью приближалось к сексу. Возможно, Леонард был просто недостаточно непредубежденным, но происходящее ему совершенно не нравилось.
Четверть часа спустя он осторожно стучался в дверь уборной.
– Шелдон, ты еще там? У тебя все в порядке?
– Дай мне минуту, – приглушенно ответил Шелдон из-за двери. – Я еще не закончил.
Какое-то время из-за двери не раздавалось ничего, кроме плеска воды, и Леонард облокотился о стену рядом с уборной, нетерпеливо поглядывая на часы. Потом дверь все-таки отворилась, и на пороге появился Шелдон. Он, вероятно, умывался, потому что его лицо и ворот футболки были мокрыми, а с волос стекала вода, падая на пол увесистыми каплями.
– Ты отвезешь нас куда-нибудь поужинать? – спросил он и с явным усилием улыбнулся, словно эта жалкая улыбка могла кого-то обмануть.
Поколебавшись, Леонард решил тем не менее не давить на Шелдона. Если он сам пытался сделать вид, что все в полном порядке, то и Леонард не собирался больше надоедать ему разговорами про Родстейна.