Шелдон слегка приоткрыл рот, послушный и мягкий, и Леонард скользнул внутрь языком и застонал почти против воли, внезапно осознав, что уже слишком долго в этом нуждался.
Они так и не выключили свет, и Шелдон не сводил с него взгляда, неотрывно наблюдая за каждым его движением, пока Леонард бормотал проклятья, пытаясь одновременно целоваться, приподнимаясь на носках, чтобы добраться до теплых губ Шелдона, и расстегивать ремень его брюк. Это было странным – целоваться с кем-то, кто не закрывает глаз и смотрит на тебя в ответ. Леонард бы даже назвал это неуютным, если бы к тому моменту у него не снесло крышу настолько, что ему было плевать почти на все.
Леонард торопливо снял с себя рубашку, потому что Шелдон, похоже, не намеревался помогать ему с одеждой, а потом стянул футболку с самого Шелдона – тот только послушно поднял руки, позволяя ему снять ее без усилий. И Леонард догадывался с самого начала, что снова увидит на бледной коже засосы. Он мог бы совершенно точно сказать, по какой причине Родстейн так любил оставлять их: эти отметины как нельзя лучше свидетельствовали об обладании, о том, что кто-то заявил на это тело свои права.
Но он совершенно точно не был готов увидеть больше царапин от ногтей и синяк в виде сомкнутых пальцев на плече Шелдона, свидетельствовавших о бурном темпераменте Эвана Родстейна, и при взгляде на них Леонарда окатило сожалением.
Он выдохнул, замедлившись, перестав наконец срывать с Шелдона одежду с такой силой, словно сгорал в лихорадке. Вместо этого Леонард сделал небольшой шаг вперед, прижимаясь к телу Шелдона, горячему и податливому, своей обнаженной кожей, прислоняясь ладонью к его груди и мягко целуя ямку над ключицей. Когда он осторожно провел пальцами другой руки по синяку на его плече, не в силах выразить, как ему жаль, Шелдон слегка вздрогнул и напрягся под ним.
Несмотря на видимое спокойствие, сердце у него билось часто и неровно, и Леонард поднял голову, сталкиваясь с ним взглядом.
– Ты можешь говорить, что ты хочешь, чтобы я сделал, – вполголоса сказал он. – И можешь сказать мне «нет», если почувствуешь, что не хочешь продолжать.
– Все в порядке, Леонард, – сказал Шелдон, впрочем, его голос звучал слегка напряженно. – Я думаю, что могу тебе доверять.
Это было достаточным подтверждением от Шелдона, чтобы продолжить. Невольно затаив дыхание, Леонард провел руками по его груди и животу, исследуя непривычные изгибы, ладонями впитывая исходящий от его тела жар. Затем он несильно надавил Шелдону на шею, заставляя его еще раз склонить голову, чтобы поцеловать его губы, которыми он никак не мог насытиться. Шелдон подчинился, и Леонард прижался ртом к его губам, нежно лизнул, вынуждая разомкнуть их, и снова погрузился языком в восхитительную теплоту. Шелдон пытался отвечать ему, немного невпопад, явно не слишком хорошо владея техникой, и от этого Леонард почти полностью потерял способность соображать.
У него уже стоял с такой силой, что он едва мог связно мыслить, он словно сходил с ума, все больше с каждой секундой, и он так сильно, так невероятно сильно этого хотел.
– В постель, – выдохнул он в теплый рот Шелдона, с усилием оторвавшись от него. – Пожалуйста, пойдем в постель.
Они сделали несколько неловких шагов в сторону кровати, по-прежнему не переставая целоваться, и вместе рухнули на покрывало. Леонард добрался руками до брюк Шелдона и стащил их вниз вместе с бельем. У Шелдона стоял, причем стоял весьма и весьма, так что Леонард непроизвольно выдохнул от облегчения, потому что какая-то его часть продолжала опасаться, что Шелдону, возможно, не нравилось происходящее, что он делал все это только ради какого-то дурацкого эксперимента.
Он обхватил член Шелдона ладонью и провел сверху вниз и обратно. Шелдон беззвучно охнул и выгнулся на постели, его широко распахнутые глаза остановились на Леонарде.
– Все хорошо, – сказал Леонард, почему-то чувствуя, что должен его успокоить. – Это не зайдет дальше, чем ты хочешь, чтобы это зашло.
Не прекращая ласкать член Шелдона правой рукой, слегка неловкими пальцами левой он расстегнул собственный ремень и на секунду прервался, стаскивая с себя остатки одежды. Потом он потянул Шелдона немного наверх, вытягивая из-под них одеяло, и когда Шелдон лег головой на подушку, он медленно опустился на него сверху, чувствуя, как с каждым следующим сантиметром кожи, соприкасающейся с кожей Шелдона, все его тело словно пронзают электрические разряды.
Опустившись до конца, так что они соприкасались каждой крошечной клеткой кожи, а их возбужденные члены столкнулись друг с другом, посылая по телу дрожь, Леонард натянул одеяло на них обоих и сглотнул, выравнивая дыхание, глядя Шелдону в лицо. Тот неотрывно смотрел на Леонарда в ответ, этот пристальный взгляд затягивал его все глубже. Где-то на самой границе разума, еще способной думать о чем-то, кроме того, как сладко изнывал его член, призывая тело двигаться назад и вперед в древнейшем ритме во Вселенной, на этой крошечной, исчезающей границе разума Леонард успел отстраненно удивиться, каким это гребанным образом они успели зайти так далеко.
– А теперь – поехали, – пробормотал Леонард и толкнулся немного, приподнявшись на руках, скользнув членом вдоль члена Шелдона.
Наслаждение прошибло его вдоль позвоночника, острое и внезапное, как удар кнута, так что он задохнулся на секунду, выждал немного и толкнулся снова. Ему пришла в голову дикая, однако абсолютно правдивая мысль, что какого-то хрена просто тереться о Шелдона Купера оказалось занятием более приятным и возбуждающим, чем что-либо, что он делал прежде в своей жизни. Он стиснул зубы и толкнулся еще раз, а за ним еще один, а потом Шелдон откинул голову назад, сильнее упираясь затылком в подушку, и простонал, и в следующий раз Леонард почувствовал, как Шелдон толкнулся ему навстречу, а после этого не думал уже вообще ни о чем.
Их кожа стала влажной от пота, а дыхание превратилось в прерывистую череду нечленораздельных всхлипов и стонов. Шелдон подавался ему навстречу, что-то бессвязно бормоча, издавая время от времени низкие гортанные звуки, от которых у Леонарда все дрожало внутри, и хотелось двигаться еще быстрее и сильнее, потому что сдерживаться уже не было сил.
В какой-то момент, повинуясь инстинкту, Леонард надавил коленом между ног Шелдона, вынуждая их разойтись в стороны, смочил указательный палец слюной и опустил руку вниз, осторожно касаясь входа в его тело, в который больше всего на свете хотелось ворваться, чтобы проникнуть до самого конца, а потому двигаться назад и вперед до тех пор, пока Вселенная вокруг них не взорвется окончательно.
Но Шелдон сжался, напрягшись всем телом, со страхом посмотрел на него, и Леонард тут же дал обратный ход.
– Мы не будем делать ничего, что ты не хочешь делать, – негромко напомнил он Шелдону и вместо этого обхватил рукой оба их члена, двигая ею вверх и вниз быстро и уверенно, потому что вряд ли смог бы вытерпеть значительно дольше.
Увидев, что Леонард не собирается делать ничего пугающего, Шелдон снова расслабился под его весом, но по-прежнему наблюдал за ним, не отрываясь, и Леонард чувствовал на себе его взгляд, даже когда плотно зажмурился, кончая. Шелдон достиг разрядки всего секундой позже, коротко вскрикнув и приоткрыв рот, так что Леонард не сдержался и снова прижался к этому мягкому рту губами, в последние несколько раз провел сомкнутой в кулак рукой по члену Шелдона, пока тот не выплеснулся до последней капли.
Потом он откатился в сторону, вытирая руку о простыни, и они оба лежали некоторое время рядом на кровати, пытаясь отдышаться, и у Леонарда в голове не было ни единой связной мысли.
– Я всегда думал, что секс упрощает людей, – негромко сказал Шелдон некоторое время спустя, прочистив горло. – Я имею в виду, что человек может быть непроходимым тупицей, не способным решить простейшего квантового уравнения, а может быть истинным гением, чей разум не знает границ. Но кем бы гениальным он ни был, в момент совокупления он непременно оказывается низведен до бессмысленного лепета, всхлипов и стонов, оказывается низведен до уровня примата.
Леонард повернул голову к нему. Говорить было лень, по правде сказать, лень было делать почти все, но он все же спросил:
– Так к чему ты клонишь? Теперь ты считаешь, что это не так?
– Если бы, – вздохнул Шелдон, – теперь я окончательно убедился, что это так. Просто никогда не предполагал, что каким-то образом это коснется лично меня.
Губы Леонарда против воли расплылись в улыбке.
– Но это было приятно, не так ли? – спросил он, широко ухмыляясь.
– В процессе, соглашусь, некоторые моменты вызывали сильные эмоции, – не стал спорить Шелдон. – С другой стороны, лежать после соития в кровати, покрытой разнообразными жидкостями, не слишком-то приятно. Сказать по правде, не думаю, что смогу выносить это слишком долго. На самом деле, с меня хватит уже сейчас, – поспешно закончил он и выскочил из-под одеяла, со всех ног ломанувшись в душ.
Леонард фыркнул от смеха и попробовал двинуться следом, но Шелдон захлопнул перед ним дверь.
– Да ладно тебе, Шелдон, открой, мне тоже нужно в душ! – крикнул ему Леонард через закрытую дверь.
– Будет совершенно неуместно, если ты пойдешь в душ вместе со мной, – приглушенно отозвался Шелдон из-за двери, и Леонард в неверии покачал головой.
– Можно подумать, что залезть ко мне в постель не было неуместным, – пробормотал он себе под нос, но настаивать не стал.
Пока Шелдон плескался в душе, Леонард накинул халат и проскользнул в соседнюю гостевую комнату, которая пустовала, так что ничто не помешало Леонарду принять душ там. Затем он вернулся к себе и наспех сменил постельное белье, расценив, что Шелдон был, в сущности, прав: даже если Леонарда и накрыло внезапное помешательство, объяснения которому он не находил, спать на простынях, покрытых спермой, причем не только своей собственной, он все-таки не собирался.
Покончив с этим, Леонард обнаружил, что совершенно не способен усидеть на месте. Чтобы хоть чем-то занять руки, он собрал свою одежду, в беспорядке раскиданную по комнате, и убрал ее в шкаф, затем сложил стопкой одежду Шелдона и устроил ее на комоде, старательно повторяя себе, что это было, в сущности, нормальным, что ничего непоправимого не произошло и что это никак не разрушит их дружбу.
Шелдон все не выходил из ванной, и Леонард начал беспокоиться. Он постучался внутрь и спросил на пробу:
– Шелдон, я что-то сделал не так? У тебя приступ паники?
Он спрашивал это главным образом потому, что сам, похоже, приближался к приступу паники. Но Шелдон выглядел спокойным, когда наконец-то вышел из ванной комнаты в белом гостевом халате и посмотрел на Леонарда.
– Нет, все в порядке, – ответил он. – Я просто задумался.
– И о чем же? – с осторожностью полюбопытствовал Леонард, вскинув брови.
– Похоже, ты был прав. Это может быть по-другому, – ответил Шелдон, и Леонарду не было нужды уточнять, о чем он говорил.
– Что ж, я надеюсь, плюс двадцать девять процентов к Нобелевской премии того стоят, – пробормотал он, отводя взгляд.
Шелдон нахмурился.
– Ты думаешь, по этой причине я провожу время с Эваном? – уточнил он.
– А разве нет?
– О, я хотел бы, чтобы все было так просто, – вздохнул Шелдон. – Да, если бы в этом уравнении было меньше переменных, это могло бы помочь.
Он, казалось, задумался, уставившись куда-то в пространство, и Леонард в очередной раз схватился за голову, пытаясь понять, что же так крепко переклинило в мозгах Шелдона.
– Что еще за переменные, Шелдон? – спросил он почти с отчаянием. – Это, черт побери, твоя жизнь! Если дело не в твоих исследованиях, то какого черта ты продолжаешь торчать здесь, когда мог бы уехать?
– Я уже сказал тебе, тут нечего обсуждать, – сказал Шелдон после короткой паузы, и вид у него при этом был такой, что становилось ясно, что он считает тему закрытой.
Леонард утомленно встряхнул головой, уже устав от этого разговора, который, казалось, никогда не переставал идти по кругу.
– Полагаю, уже достаточно поздно, – сказал Шелдон, разрывая молчание, и бросил быстрый взгляд на дверь, однако не сделал к ней ни шагу.
Леонард вздохнул. Он знал, что так или иначе Шелдон нуждался в людях. Даже там, в Пасадине, он то и дело продолжал жаловаться, что не может позволить себе снимать квартиру самостоятельно и потому вынужден делить квартиру с Леонардом. Но правда заключалась в том, что он не съезжал из этой квартиры по той же самой причине, по которой нормальные люди обычно женятся и заводят семьи: Шелдон не мог быть один. И тем более он не мог быть один теперь, когда был растерян и напуган, и, возможно, это было той самой причиной, по которой он пришел этим вечером к Леонарду, в первую очередь.
Леонард бросил на Шелдона внимательный взгляд и приглашающе откинул уголок одеяла в сторону.
– Давай спать, Шелдон, уже поздно, – предложил он, и Шелдон покосился на кровать с некоторым любопытством.
– Ты предлагаешь спать вдвоем в твоей кровати? – уточнил он.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Леонард. – Какого черта, это будет не самым странным, что мы в ней сделаем вдвоем. Забирайся.
Шелдон, казалось, колебался.
– Чтобы сразу расставить все точки над i, – начал он. – В нормальных обстоятельствах я предпочитаю спать один.
– Кто бы сомневался, – закатил глаза Леонард, но Шелдон его проигнорировал.
– Однако, – продолжил он, – учитывая, что прошедшей ночью Эван пришел ко мне в комнату, хотя никто не может находиться в моей комнате, и оставил без внимания мои настоятельные пожелания остаться там в одиночестве, я склонен принять твое предложение. Погоди, я только возьму пижаму.
Он достаточно бодро прошел к двери и открыл ее, но остановился на пороге, настороженно вглядываясь в темный коридор.
– Хочешь, я провожу тебя? – спросил Леонард, поняв, что он не собирается идти дальше.
– Я не стал бы возражать, – кивнул Шелдон, и они вместе отправились за его пятничной пижамой.
Когда Шелдон переоделся в пижаму и они вернулись в спальню Леонарда, Шелдон кивнул на правую часть кровати и сказал:
– Это будет моя половина кровати.
– Как угодно, – не стал спорить Леонард и забрался под одеяло слева.
Они выключили свет, и некоторое время Леонард прислушивался в темноте, как Шелдон сопит и ворочается, укладываясь, и думал о том, что это было, наверное, самым странным вечером в его жизни.
– Мы можем поменяться местами? – спросил Шелдон какое-то время спустя. – Мне кажется, твоя половина кровати все же лучше.
– Ради Бога, Шелдон! – раздраженно проворчал Леонард, но тем не менее покорно поднялся с кровати и обошел ее кругом.
Шелдон переместился на другую половину постели, и Леонард скользнул под одеяло рядом с ним.
– Спокойной ночи, Леонард, – пробормотал Шелдон, завернувшись в одеяло, словно в кокон.
– Спокойной ночи, Шелдон, – отозвался Леонард.
Дыхание Шелдона постепенно выровнялось, и Леонард тоже расслабился, начиная засыпать. Уже проваливаясь в сон, он успел подумать, что самым диким во всем произошедшем было то, что за все время с тех самых пор, как они приехали в Майами, этой ночью его впервые не терзало иррациональное чувство, словно все вокруг было неправильным.
*
Проснувшись на следующее утро, Леонард обнаружил, что Шелдон успел удрать. При этом он каким-то образом умудрился почти идеально заправить свою половину кровати, не потревожив сон Леонарда. Перед самим собой Леонард готов был признать, что был трусливо благодарен Шелдону за его бегство, потому что тем самым он избавил Леонарда от необходимости смотреть ему в глаза и вспоминать о том, как эти глаза неотрывно следили за каждым его движением накануне вечером, когда Леонард совершенно потерял контроль над собой.
За какую-то секунду случившееся накануне промелькнуло перед его мысленным взором во всех своих ошеломительных и совершенно необязательных подробностях, и Леонард со стоном уткнулся лицом в собственные согнутые колени, мечтая провалиться сквозь землю со стыда. Какая-то его часть твердила ему, что он сделал то, что сделал, только потому, что Шелдон сам его спровоцировал, и что в случившемся не было его вины. С другой стороны, Леонард должен был знать лучше. В конце концов, Шелдону могло прийти в голову все, что угодно, и это было задачей Леонарда – оценить, было ли это социально приемлемым или хотя бы допустимым.