========== Глава 1. ==========
— … студенты появятся в любой момент, и мы почти не видели нашего дорогого директора целую чертову неделю, и у нас до сих пор нет учителя Зельеварения… Винки, натяни чуть повыше с левой стороны, спасибо…
Чарльз вытер пот со лба, в последний раз окидывая взглядом гостиную Рэйвенкло. Он уже так долго пялился на синие и бронзовые гобелены, парящих орлов и мерцающие звезды, что уже не понимал, создают ли они эффект праздника или же гостиная просто выглядит загроможденной. Но должно было сработать.
— Ладно, друзья, этого достаточно. Спасибо за помощь.
Домовые эльфы тут же разбежались по делам, которых, как знал Чарльз, было немало, и он закрыл дверь. Должен был быть в Большом Зале пять минут назад… В его обязанности как Декана Факультета Рэйвенкло входило многое, но это вряд ли шло в сравнение с ответственностью, которую он нес будучи Заместителем Директора, особенно с таким директором как Себастьян Шоу, который предпочитал, судя по всему, торчать в башне целыми днями, перекладывая всю реальную работу на своего заместителя. Чарльз задумался, появится ли тот хотя бы чтобы поприветствовать учеников.
Поэтому он был крайне удивлен, когда, выйдя из Башни Рэйвенкло, увидел, что директор ждет его внизу лестницы.
— А, вот и он. Профессор Ксавьер, мне сказали, что студенты появятся с минуты на минуту, но еще есть время представить вам нового преподавателя Зельеварения. Если представлять вас вообще необходимо… Полагаю, вы двое учились на одном курсе, не так ли?
И весь мир застыл, замерз и задохнулся, когда Чарльз взглянул на человека, стоящего рядом с Шоу.
Эрик Леншерр.
Только стена за спиной помогла Чарльзу удержаться на ногах. Он прекрасно понимал, что Шоу все еще говорит, но в голове гудело слишком громко, чтобы он мог слушать. Эрик.
Последние десять лет были милосердны к Эрику; симпатичный, хорошо сложенный молодой человек (особенно по сравнению с тощим и неуклюжим Чарльзом), только что получивший место, он выглядел более серьезно и взросло, и это ему шло. Чарльз ничего не мог поделать с чувством, что он сам только похудел и стал еще более нелепым за все это время. На Эрике была новая выглаженная мантия, волосы идеально уложены. Почти не задумываясь, Чарльз расправил свою мантию, отбросил волосы с лица. Во взгляде Эрика, до этого остававшегося вежливо-отсутствующим, промелькнуло что-то, словно вспышка боли.
— … преподавать первый год, конечно, так что я ожидаю, что ему понадобится определенная помощь, — произнес Шоу. — Чарльз — самый компетентный заместитель, какого только может пожелать директор, Эрик, и он занимался этим много лет. Не смущайся просить его обо всем, что понадобится, если я вдруг буду недоступен, — он осекся, как будто, наконец, заметив что-то странное в том, как преподаватели Зельеварения и Предсказаний пялились друг на друга.
— Конечно, — быстро сказал Чарльз слегка охрипшим голосом и протянул ладонь. — С возвращением в Хогвартс, Эрик.
Эрик сглотнул, пожимая ему руку, как предписывали правила приличия. Прикосновение словно обжигало.
— Что ж, тогда пора идти, если мы не собираемся опаздывать, чтобы встретить детей, — развернувшись, он первым отправился к Залу.
Эрик с Чарльзом шли позади.
— Прости, — пробормотал Эрик так мягко, что даже Чарльз мог бы не разобрать слов, если бы не знал его голос лучше своего собственного. — Я не хотел тебя так подставлять. Я согласился на должность только вчера.
— Уверен, ты отлично справишься. Ты всегда был хорош в Зельеварении, — голос звучал неестественно даже в его собственных ушах.
— Чарльз…
— И еще ты будешь деканом Слизерина, раз уж директор Шоу освободил это место?
— Я… да.
— Я должен был ожидать, что Шоу захочет взять именно тебя, ну конечно, ты же всегда был его звездным студентом, можно даже сказать, протеже. Идешь прямо по его стопам, значит.
— Чарльз, может быть, позже, после пира, мы могли бы поговорить…
Чарльз рассмеялся.
— О, сегодня вечером — никаких разговоров, мой друг. Большую часть ночи нам придется укладывать перевозбужденных детей, а потом, я тебе обещаю, тебе больше всего на свете захочется в свою кровать. Ты понятия не имеешь, во что ввязался.
“Мой друг”, он назвал его “мой друг”, разве нет, это только что прозвучало. Конечно, он почти ко всем так обращался, разве нет, всегда, но это всегда означало что-то большее, когда он говорил так Эрику…
Сосредоточься, Ксавьер! Ох, это что-то из кошмарного сна, то, что Эрик был здесь, здесь, сейчас, а времени успокоиться не было, до того как…
Ученики, да, вваливающиеся в Большой Зал прямо в тот момент, когда зашли и они, милые знакомые лица, улыбающиеся ему из толпы, взволнованные незнакомые лица, и скольких же из них распределят в Рэйвенкло? Чарльз попытался сосредоточиться на них, но все же видел боковым зрением Эрика и отблески от пламени факела на его лице.
Ему удалось изобразить что-то вроде сосредоточенного присутствия во время речи и Распределения, мгновенно запоминая имена и улыбаясь своим новым тридцати двум рэйвенкловцам. Оставшаяся часть Пира, как бы там ни было, смазалась. Несмотря на все попытки избежать этого, Чарльзу за столом пришлось сидеть рядом с Эриком. Попытка не-смотреть, не-трогать, не-разговаривать провалилась. Вместо тарелки он продолжал видеть перед собой воспоминания, образы, слова, прикосновения…
Постепенно он осознал, что Рейвен с другой стороны стола пялится на Эрика с явным шоком и возмущением. Он умудрился перехватить ее взгляд, покачал головой, одними губами произнося: “Я объясню позже.” И как будто это он в чем-то провинился, Рейвен, все еще злясь, откликнулась: “Да уж пожалуйста.” Оставалось надеяться, что этого будет достаточно, чтобы никто не устроил сцену.
Или она еще может случиться, если…
— Чарльз, — пробормотал Эрик. Слишком близко. Чарльз подскочил на ноги.
Буквально через мгновение все учителя последовали его примеру, как и ученики, а тарелки начали исчезать со столов. Пора отправляться в спальни.
Собрав своих рэйвенкловцев, Чарльз повел их в гостиную, даже не обернувшись.
***
Чарльз был не в силах сосредоточиться, и пришлось полагаться на старост, даже больше, чем обычно, когда надо было успокаивать детей и укладывать спать. К счастью, и Доминик Уизли, и Лизадр Скамандер были весьма подкованы в том, как угомонить однокашников, и предоставили Чарльзу разбираться с первокурсниками. Некоторые уже были в слезах, потому что устали или хотели домой, точно пора было в кровать.
Чарльз знал, что он принимает слишком уж большое участие для декана; почти все полагали, что лучше предоставлять детей самим себе. Но, например, мысль о том, что профессор Логан собственноручно укладывает своих учеников скорее пугала, чем казалась правильной. И даже если потом дети ходили за ним по пятам, как полудикие, но слепо преданные щенки, Чарльз ничего с этим не мог поделать; дети нуждались в нем, и если это означало сказать несколько ободряющих слов, похлопать по плечу или обнять кого-то раз или два, прежде чем пожелать спокойной ночи, ему было плевать, даже если Логан за глаза называл его “Заместителем Мамочек”.
Он старался не думать, как Эрик справляется со слизеринцами. Некоторые наверняка придрались бы к любому проявлению слабости или неуверенности, как пираньи (они бы точно съели меня заживо, признался он себе), и хотя слабость или неуверенность никогда не были бы вписаны в список недостатков Эрика, он ожидал, что тот будет чувствовать себя сегодня не в своей тарелке.
Чарльз не надеялся, что Эрика доведут до слез в его первый вечер. Он был выше этого.
Он не понимал, что застыл у стены в гостиной на несколько минут, пока не услышал, как рядом откашлялась Доминик.
— Вы можете идти в постель, профессор, — сказала она неуверенно. — Мы с Сэнди все держим под контролем.
Доносящийся из комнат старших студентов шум опровергал это заявление, но стоило только взглянуть в большие, искренние глаза Доминик, и (как всегда) ее невозмутимый вид сказали ему, что она сейчас, в любом случае, справится лучше, чем он.
— Пожалуй, ты права, — пробормотал он, ероша ее прямые, светлые волосы вейлы. — Спокойной ночи, ‘Миник.
Она сморщила нос, приводя волосы в порядок.
— Спокойной ночи, профессор Икс.
Отправившись в свою комнату, Чарльз упал на кровать, начиная считать секунды до того момента, как Рейвен ворвется к нему. Без стука.
Минута двадцать секунд.
— Значит, он — учитель Зельеварения, — сказала она.
Чарльз уселся и потянулся за пером и учебным планом, в котором в последний момент вряд ли стоило что-то исправлять.
— Да, он. И я ожидаю, что ты будешь с ним вежлива.
Лицо Рейвен изменилось, став его собственным, в одно мгновение; какой же мукой все-таки иногда было иметь сестру-метаморфа.
— Бу-дешь веж-ли-ва, — занудным тоном повторила она его голосом, но с акцентом. Даже после семнадцати лет в Англии ее американский акцент никуда не делся, так же, как у Эрика он был явно немецким.
…как то, как он говорил Maus вместо “mouse”, разница была слышна, это было, определенно, Maus, когда он убирал прядь волос, упавшую на глаза Чарльза, и целовал его в лоб…
Перо сломалось в кулаке.
— Назови хоть одну причину для того, чтобы я была вежлива с этим идеальным слизеринским гадёнышем, — произнесла Рейвен, изменяя лицо на нормальное, и Чарльз подумал, что не ручается за то, сколько еще сможет выносить ее присутствие в своей комнате.
— Господи, Рейвен, ты ведешь себя так, как будто это он бросил меня.
— Он и бросил! Он ведь тот, кто…
— Ох, пожалуйста, Рейвен, я не хочу об этом говорить. Я хочу лечь спать. Мне нужно поспать, как и тебе. Завтра будет самый настоящий бедлам, а учитывая, в каком хаосе проходят твои уроки Трансфигурации…
Рейвен вздохнула, и, пройдя через комнату, обняла его.
— Знаешь, пусть ты и не мой настоящий брат, но, честное слово, ты самая лучшая семья, какая только у меня была. И я не собираюсь сидеть, сложа руки, и наблюдать за тем, как этот ублюдок снова разобьет тебе сердце.
— Я и не прошу тебя об этом. Я прошу позволить мне отдохнуть, прежде чем мне придется снова смотреть на него с самого утра.
— Ладно, ладно, — она поцеловала его щеку. — Хорошей ночи.
Она закрыла за собой дверь, и Чарльз уткнулся лицом в подушку, думая, сможет ли он вообще заснуть.
========== Глава 2. ==========
Заходить в гостиную Слизерина — словно вернуться в собственную юность. Эрик замер в дверном проеме, как будто мутноватый зеленый свет ламп и холодный и сырой воздух были преградой, которую он преодолеть не мог. Но только на мгновение — студенты позади вынудили его зайти внутрь.
Неужели это действительно ощущение дома: это нереальное ощущение того, что он узнает давно забытые вещи, это удушье, когда накатывают воспоминания о лучших и худших днях его жизни? По большей части худших, если уж на то пошло, — хорошие прошли не здесь, а в кабинетах, коридорах, на поле для квиддича… на Озере… на улицах Хогсмида…
… резкий холодный воздух, множество свечей и отзвуки песни, снег в его волосах, но тепло рук и губ…
Он выбросил его из головы, — для этого воспоминания еще будет время, если будет вообще — поскольку надо было уделить внимание ученикам, которые носились во всей гостиной, каждый в разной степени гиперактивный и шумный. Две девочки сыпали друг на друга оскорблениями в одном углу, трое мальчиков дрались с четвертым в другом, несколько человек носились друг за другом, не обращая внимания на мебель, и сыпали искрами из палочек, а девочка-первокурсница с окровавленной коленкой плакала, сидя на полу.
В течение пяти секунд Эрику не хотелось ничего больше, чем сбежать подальше от гостиной и вернуться на свою безопасную, скучную административную должность в Лондоне, оставить которую убедил его Шоу. Что он здесь делает? Неужели совсем рехнулся?
А затем он заметил взгляд нескольких студентов, сидящих слева, — шести- и семикурсники, навскидку; они наблюдали за ним с ледяным спокойствием и расчетом. Ожидали, что он прогнется, сдастся, поддастся — осознавая то или нет — им. Ожидали крови в воде.
Он встретил их взгляд, даже не моргнув, и растянул губы в широкой улыбке, обнажая зубы. Пара студентов явно содрогнулись.
Хотите крови в воде, ребятки? Теперь вы играете с большими акулами.
Едва стоило взмахнуть палочкой, в памяти всплыло давно не используемое заклятие голоса, и, кажется, камни в стенах содрогнулись, когда Эрик рявкнул:
— ТИШИНА!
Двести пятьдесят лиц с удивлением повернулись к нему с широко открытыми глазами и ртами.
— Старосты, — резко бросил Эрик, — вперед и в центр.
Юноша и девушка — никто из них, к счастью, не был ни из одной компании нарушителей спокойствия — выступили из толпы и встали перед ним, на удивление хорошо держа себя в руках, несмотря на то, что по глазам было видно, что они нервничают.
— Имена.
— Барри Балстроуд, сэр, — сказал юноша, похожий больше всего на быка. Но, учитывая то, что Шоу назначил его старостой, Эрик все же подумал, что тот умнее, чем он выглядит.
— Клара Парк-Забини, сэр, — произнесла девушка, высокая, в очках, хрупкая, с длинными заплетенными темными волосами. И он даже никогда бы не подумал, что возможно носить что-то так, что оно будет выглядеть настолько идеально.
Эрик посмотрел на каждого из них еще с мгновение, затем коротко кивнул.
— Парк-Забини, под щитом Гринграсс все еще есть аптечка?
— Да, сэр.
— Достаньте и помогите той девочке и мальчику, — он указал на заплаканную первокурсницу и побитого мальчика. Староста тут же отправилась к щиту, к его одобрению. — Балстроуд, соберите первокурсников и отведите их по спальням, — он снова повысил голос. — Остальные студенты быстро отправляются по кроватям, спокойно и не создавая лишнего шума. И, Балстроуд, — он придержал юношу за локоть, говоря чуть тише, — утром я хочу знать имена трех мальчиков, которые посчитали, что имеют право избивать другого студента посреди гостиной в первую ночь семестра.
— Да, сэр, профессор Леншерр.
Эрик стоял, держа руки за спиной, ожидая, пока опустеет гостиная. Группка нарушителей — и как, черт возьми, как легко было их узнать, не только потому что у каждого были заметны синяки, но даже по тому, как они вели себя — уходили нехотя, выглядя недовольными, но все же послушались.
Наконец, в комнате остались только Парк-Забини и двое раненых. Он подошел поближе, пока девушка перевязывала окровавленную коленку и обрабатывала разбитую губу мальчика, прикладывала к глазу пузырь со льдом, все только точными и выверенными движениями, как он и ожидал.
— Спасибо, Парк-Забини, — произнес Эрик, когда она закончила и убрала аптечку. — Проверьте комнаты на предмет каких-либо проблем, затем отправляйтесь в кровать. И проводите девочку. А ты завтра, на всякий случай, сходи в лазарет.
— Да, сэр, профессор Леншерр, — в один голос откликнулись они, и он чуть улыбнулся сам себе. В конце концов, в прошлом году их деканом был сам Шоу, поэтому они не могли быть совсем уж распущенными.
Оставшись в одиночестве, он, наконец, смог упасть в кресло, прежде чем трясущиеся колени смогли бы его подвести.
В его время старосты Слизерина руководствовались любовью к власти и скрытой любовью к порядку, но подозревал, что теперь здесь есть еще что-то, о чем даже не подозревал профессор Шоу. Но Эрик не собирался допускать ничего подобного. Пока он здесь, гостиная Слизерина должна была быть местом, где студенты могли чувствовать себя в безопасности. Все, а не только умники и популярные и те, кто говорил на идеальном английском.
Великий Мерлин, казалось, что это было так недавно — те несчастные первые дни в Хогвартсе, несчастные полтора года, когда он был зол, напуган и не приспособлен к обществу других, что его забрал из приюта в Германии профессор Шоу и бросил, ожидая, что он утонет или поплывет…
… декабрьская ледяная вода Озера попадает в нос, и в глаза, и в рот:
— Отпусти ее, Эрик, ты должен отпустить!
… пять лет спустя на железнодорожной станции: