— Если я вам понадоблюсь, просто используйте вот этот звонок, я всегда услышу. Чарльз, дорогой, я… так скажем, заморозила некоторые ваши потребности тела, так что об этом можете не волноваться до утра. А теперь отдыхайте, оба, — погасив свет, она ушла.
Чарльз, который выглядел совершенно спокойно во время разговора с Поттером, позволил себе что-то вроде истерики на радостях, когда они оказались наедине.
— Эрик, Эрик, это был Гарри Поттер, Эрик! И Драко Малфой! Мы пожали руки! Гарри Поттеру и Драко Малфою. Потому что мы спасли мир, Эрик, я вполне уверен, что мы спасли мир, ты и я… миллионы жизней, по крайней мере. Ты и я, — он уткнулся в плечо Эрика, дрожа от смеха… или чего-то другого. — Миллионы людей, Эрик. Я думаю, это стоит того, чтобы быть разрезанным напополам, это неплохой вариант.
А затем это, определенно, был не смех, и все, что Эрик мог сделать — обнять его и не отпускать.
***
Даже магия не смогла вернуть к жизни нервные клетки, которые убило проклятье Шоу. Но, возможно, все же удалось бы — если верить доктору Фоли из Святого Мунго — восстановить импульс в тех, что все еще были живы, но оказались блокированными мертвыми.
Первый цикл исцеляющих заклятий вернул относительную подвижность до коленей. После второго Чарльз был способен иногда чувствовать свою правую ногу.
После третьего не произошло ничего.
Доктор Фолли одобрительно хмыкал, но было очевидно, что он разочарован и даже нервничал.
— Сегодня отдыхайте, профессор. Посмотрим, не изменится ли что-нибудь к утру.
Чарльз молчал, пока Эрик помогал ему готовиться ко сну. У них была отдельная палата в Святом Мунго; это было… полезно для них обоих — узнать, как помочь тому, чьи ноги для остального тела были мертвым грузом. Магия помогала по мелочам (можно было призвать карандаш, потому что наклониться за ним Чарльз уже не мог) и не только (например, коляска поднималась в воздух, и Чарльз мог направлять ее с помощью прикосновения во всех направлениях; заклятья помогали справляться с пищеварительной системой). Эрик еще больше начинал задумываться над тем, как магглы справляются без магии. Но даже магия не могла сделать менее унизительными моменты, когда тебя переносят из коляски на туалет на руках и контролируют, чтобы ты не упал.
Они ночевали в Святом Мунго три раза, и все это время Чарльз натянуто-весело болтал во время долгого и неловкого процесса приготовления ко сну. Сегодня он молчал, был напряжен и избегал встречаться с Эриком взглядом. Уже не в первый раз Эрик задумался над тем, не была ли бы сейчас Рейвен лучшим обществом для Чарльза. Она бы смогла растормошить его и отвлечь от мрачных мыслей. Эрику не хватало духа даже попробовать. “Пусть человек будет в депрессии, если хочет. Он это заслужил.”
Наконец, когда Чарльз был вымыт и одет в пижаму, нужные заклятья были наложены, Эрик осторожно поднял его из коляски и перенес на кровать, укладывая.
Прежде, чем он смог уйти, Чарльз обнял его руками за шею, и Эрик застыл, чувствуя неуверенность и надежду, заглядывая в голубые глаза, взгляд которых метнулся к его губам так быстро, что это было едва заметно.
Столько раз за эти пять дней со дня смерти Шоу Эрик хотел поцеловать его, коснуться его, отойти от заботы в пользу страсти, но он не мог давить на Чарльза сейчас, когда тот чувствовал отвращение к предательству собственного тела, и он не мог просить его начать то, что ничем бы не закончилось, то, чего Чарльз, возможно, даже не хотел.
Онемение ниже талии пугало слишком сильно, словно призрак, к которому и не притронешься.
Но, может быть, сейчас… может быть, он был готов. Эрик наклонился ближе.
Чарльз отвернулся.
И Эрик внезапно вспомнил, что прощен только наполовину. Это отсутствие каких-либо прелюдий между ними могло не иметь никакого отношения к ранению Чарльза.
Чувствуя холод и горечь, Эрик сглотнул и высвободился, отвлекаясь на то, что надо найти еще одно одеяло, чтобы укрыть Чарльза. Теперь тот очень легко замерзал.
Когда он обернулся, держа одеяло в руках, Чарльз вытирал слезы.
Эрик почувствовал себя так, словно ему дали в живот.
— Чарльз?
Тот вздрогнул, отмахнулся.
— Нет, нет, ничего, я просто… я в порядке, ничего.
— Да, конечно, это совершенно неважно, — отрезал Эрик, опускаясь на край кровати и беспомощно сжимая и разжимая кулаки. — Тебе больно? Я сделал тебе больно?
— Нет.
— Скажи мне.
Чарльз вздохнул, приподнимаясь, чтобы сесть, опираясь о изголовье. Сделав несколько глубоких вдохов, он вытер лицо, взяв себя в руки.
— Я не расстраиваюсь, Эрик, правда, — произнес он, наконец, пугающе спокойно. — Я понимаю. Я не виню тебя.
— За что?
— За то, что ты… не хочешь, — спокойствие начало исчезать. — Ты можешь думать все что угодно, ты ничего с этим не поделаешь, ты не можешь нуждаться в том, от кого осталась только половина. Я не буду пытаться удержать тебя, только потому что стал чем-то средним между монахом и беспомощным котенком, и это не означает…
Эрик пялился на него с мгновение с самым настоящим ужасом, затем притянул Чарльза к себе и поцеловал — жадно, настойчиво; нельзя было подумать, что он делает это из жалости, и, растерявшись всего на миг, Чарльз ответил, целуя его с отчаянием и энтузиазмом.
Они оба жадно хватали воздух, когда Эрик прервал поцелуй, чтобы заговорить:
— Ты действительно сошел с ума? Я был влюблен в тебя пятнадцать лет, ты думаешь, сейчас это изменится?
— Но ты… ты не захотел меня поцеловать…
— Ты отвернулся.
— Ты казался… Ты так думал об этом…
— Я старался не давить на тебя! Как ты вообще мог решить нечто подобное, что наши личные конфликты всего лишь половина проблемы…
Чарльз рассмеялся, слабо и только с тенью веселья. Во время поцелуя он обнял Эрика и сейчас руки не убирал.
— Снова заблуждения. Эрик, ты убил Шоу, чтобы защитить магглов и магглорожденных. Ты защитил Долли Дурсли от пули. Думаю, мы смело можем назвать это прогрессом, — он коснулся своим лбом лба Эрика, приближаясь все ближе, пока говорил, пока, наконец, их губы не соприкасались с каждым его словом. — Но не то чтобы я собираюсь останавливаться, подталкивая тебя в нужном направлении, скажем так. Метод кнута и пряника. Награды за хорошее поведение. Наказания за…
Эрик прервал его, целуя, на этот раз нежно и осторожно, с облегчением и радостью. Он аккуратно опустил Чарльза на подушки, и, устраиваясь, тот нетерпеливо потянул Эрика, чтобы тот улегся сверху. Ощущение “наконец-то” теплого Чарльза, удерживающего его рядом с собой; Эрик рвано выдохнул, обхватывая его лицо ладонями и держа, глядя как на самую бесценную вещь в мире.
“Шоу мог стоить мне всего этого”, — подумал Эрик. “Мог стоить его”.
— Не могу поверить, что я когда-то слушал Шоу, — вырвалось у него. — Не могу поверить в то, что я верил хоть единому слову, что он мне говорил. Как его магия может сделать нас лучше, если для этого нужно принести в жертву испуганного ребенка и убить миллионы невинных людей. Шоу думал, что я его питомец, но я не такой, я не хочу им быть. Я хочу быть лучшим человеком.
— Ты уже лучший человек, — Чарльз улыбнулся ему; во взгляде читалось искреннее обожание, так что Эрик чуть не обернулся через плечо, чтобы посмотреть, не стоит ли кто-нибудь у него за спиной, на кого тот может так смотреть.
А потом Чарльз снова целовал его, медленно и осторожно, и откуда он только знал, почему Чарльз всегда знал, каким Эрик может стать? Ведь уже в первую их встречу он сказал: “Не надо этих слизеринских штучек, Эрик, ты выше этого”, и, может быть, поскольку Чарльз в это верил, это смогло осуществиться…
Достаточно философии, решил Эрик, когда почувствовал, что Чарльз укусил его за нижнюю губу. Сейчас у него были гораздо более неотложные дела.
— Чарльз, я не… Я не знаю, что сделать для тебя. Я не знаю, что мы можем сделать. Ты уверен, что ты готов?..
Чарльз заставил его замолчать, коснувшись пальцем губы, и теперь его улыбка стала по-настоящему коварной.
— Давай узнаем.
***
— Пора вставать, герр директор, или вы опоздаете на собственную коронацию.
— Инаугурацию, — сонно поправил его Чарльз уже в который раз. Он даже не пытался пошевелиться, в основном, потому что Эрик медленно целовал его спину, спускаясь ниже. — Ммм…
Он почувствовал, что Эрик улыбается, затем наклоняется еще ниже, чтобы поцеловать в самом низу у позвоночника; дальше и вокруг отметины с лотосом Чарльз не мог уже почувствовать. Хотя, слава богу, он восстановил контроль над кишечником, даже после семи циклов заклятий не удалось восстановить чувствительность в этой области… ну, в тех частях его тела, на которые он возлагал большие надежды. Чарльз старался не думать об этом.
— Почему ты так любишь эту чертову метку? — пробормотал Чарльз. Это был далеко не первый раз, когда Эрик уделял ей столько внимания. — Я ее ненавижу. Как будто на мне навсегда вытатуировали портрет Шоу.
Эрик на мгновение замер, а затем Чарльз понял, что его перевернули на спину, и он смотрит в глаза обеспокоенного Эрика.
— На самом деле ты так не считаешь?
— Считаю.
— А разве это ты сказал Скорпиусу о его метке? Прятать, ненавидеть, смотреть на нее со стыдом и злостью?
— Нет, конечно, нет.
Эрик многозначительно взглянул на него.
Чарльз вздохнул.
— Ты сказал ему гордиться ей, — произнес Эрик. — Как и мадам Помфри. Как метку выжившего. Метку, которая спасла миллионы жизней. И кроме того, — он осторожно повел губами по шее Чарльза, — она на тебе, что автоматически делает ее прекрасной, и еще она кажется слишком… осязаемой. Все эти резкие черные линии на твоей светлой коже…
Чарльз невольно прикрыл глаза, наслаждаясь действиями Эрика. Они оба радовались, обнаружив, что все их любимые местечки, о которых они узнали годы назад, — в частности, шея Чарльза и запястья Эрика — не только все так же чувствительны, но, в случае Чарльза, даже больше.
— Кажется, ты волновался о том, что мы опоздаем, — пробормотал он, дразня.
— Волновался, — Эрик отстранился, ухмыльнувшись, когда Чарльз удивленно запротестовал, и слез с кровати. — Я быстро. Хочу тебе кое-что показать.
— Ты уже мне достаточно показал, — Чарльз, ничуть не смущаясь, пялился, пока Эрик шел через комнату, в чем мать родила, и открывал шкаф. Десять лет прошло, но это едва ли сказалось на теле Эрика. Мой. Только мой. В этой мысли было гораздо больше замашек собственника, нежели неверия.
Эрик вернулся в кровать, пряча что-то в руке. Чарльз уже было потянулся к нему с любопытством, но Эрик скользнул под одеяло, прижимаясь к нему, и Чарльз, моментально отвлекшись, провел рукой по боку и бедру Эрика, когда тот переплел их ноги. Поначалу Эрик чувствовал себя странно, делая это, но Чарльз только поощрял: даже не чувствуя ничего, ему нравилось знать, что это происходит, и это помогало ему согреваться, потому что сейчас циркуляция крови в ногах была нарушена.
— После того, как я уехал из Хогвартса, — проговорил Эрик, — я смог найти адвоката своих родителей. У него все еще хранились деньги, которые они мне оставили, и кое-что из личных вещей. Включая… это, — его лицо стало совершенно ровным ( Чарльз знал, что это происходит, когда Эрик очень сильно нервничает), и он раскрыл руку.
На ладони была небольшая коробочка, обитая черным бархатом. Внутри были два золотых кольца.
Чарльз почувствовал, что рот у него открывается.
— Обручальные кольца моих родителей, — сказал Эрик. — Они связаны магией. Если ты думаешь о другом человеке и хочешь, чтобы тот об этом знал, его кольцо потеплеет. И, конечно, нужный размер подбирается, — он смотрел прямо на Чарльза и словно кричал: “Не слишком ли это быстро, не слишком ли скоро, хочешь ли ты этого?”
Чарльз едва мог вздохнуть, чтобы заговорить, но умудрился выдавить: “Покажи мне”, протягивая ладонь.
Руки Эрика слегка дрожали, когда он надевал одно кольцо на палец Чарльза, а другое — на свой. Взгляд на мгновение стал отстраненным, и Чарльз выдохнул, почувствовав, как металл теплеет, а после расплылся в широкой улыбке.
— Дай я попробую, — он сосредоточился на мысли о прекрасном, замечательном человеке рядом с собой, на том, как сильно он его любит, и том, что хочет, чтобы тот это знал…
Эрик замер, затем усмехнулся, потерев свое кольцо.
— Так тебе нравится?
— Мне нравится.
Взяв его за руку, Эрик переплел их пальцы, затем целуя их, так и не отводя взгляда.
— Ты выйдешь за меня?
— Да, — Чарльз старался не прослезиться и успешно провалил попытку.
Эрик, судя по всему, тоже проигрывавший в борьбе с собой, улегся сверху, покрывая поцелуями его лицо: губы, лоб, шею и плечи; путаясь пальцами в его волосах, а другой рукой проводя по ребрам. Чарльз обнял его, притягивая ближе, наклоняясь, чтобы поцеловать по-настоящему, чувствуя, как горит все его тело в предвкушении, от удовольствия, живое…
О. О. Чувствует все свое тело.
Ну, нет, кроме ног. Но кое-что значительно более важное.
— Ты видишь это?
— Что… Что мне сделать? Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Эрик уже стягивал с него пижамные штаны, отчего было трудно сосредоточиться и ответить на вопрос.
— Есть… э-э-э… лосьон для рук в тумбочке…
Эрик метнулся за ним, неуклюже из-за спешки, позволив Чарльзу с мгновение пялиться на то, что он боялся больше никогда не увидеть. “С возвращением, старый друг. Оставайся подольше, ладно?”
Когда Эрик коснулся его, медленно и так знакомо, все, что мог Чарльз сделать — отключиться. Он слепо хватался за шею Эрика, прижимаясь своими губами к его, нелепо, но это было так хорошо.
— Вместе, — выдохнул он, — вместе, как раньше…
— Как тебе всегда нравилось, — Эрик заставил его перевернуться на бок, обнимая Чарльза за плечи одной рукой, чтобы прижать к себе, второй обхватывая их члены.
Чарльз смутно понимал, что издает нелепые стоны и хныканье, и, возможно, слишком сильно впивается ногтями в плечи Эрика, но это действительно происходило, и они собирались пожениться, и он не умрет, превратившись в скорбного монаха, и сейчас он не продержится долго, верно, нет… и Эрик тоже, шепча ему в шею “Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…”
И когда мир за пределами их тел вновь начал существовать, они вдруг поняли, что смеются, пока невозможно стало дышать, до головокружения, подаваясь вперед, чтобы можно было поцеловаться, медленно и неуклюже, все так же крепко обнимаясь. Чарльз не мог вспомнить, чувствовал ли себя таким счастливым когда-либо в жизни.
И, конечно, именно в этот момент должен был раздаться звонок, оповещающий о том, что в башню директора кто-то вошел, использовав пароль для Чрезвычайных Ситуаций, после чего в дверь постучала Рейвен:
— Вставай, Чарльз, я знаю, что вы с Эриком, ленивые задницы, все еще в постели, и если вы не выйдете, я вломлюсь и вытащу вас.
Чарльзу выдалась отличная возможность пронаблюдать за тем, как румянец распространяется на его грудь. Как интересно.
— Просто уйди, Рейвен!
— Я проверю вас через пять минут!
Эрик, если бы не был еще под действием эндорфинов, в этот момент, скорее всего, уже бы отрывал Рейвен голову, едва усмехнулся в шею Чарльза, проговорив:
— У вас есть обязанности, директор.
Хитрый и мягкий голос, каким он проговорил последнее слово, заставил Чарльза покраснеть еще сильнее.
— Чтоб ты знал, Эрик, я не надену школьную форму для девочки. Даже ради тебя.
— Кто говорил о том, что ты должен ее надевать?
— Мерлинова борода, Эрик, мне не нужно было это мысленное изображение!
Эрик рассмеялся, поглаживая Чарльза по спине и оставляя поцелуи на его шее. Чарльз застонал.
— Не отвлекай… надо вставать… у Мойры, наверное, припадок…
— Господи, какой ужас, мы расстроили Мойру, — откликнулся тот рефлекторно, но без издевки или злобы.
Чарльз немного волновался, как отреагирует Эрик, когда он назначил своим заместителем Мойру, а не его, хотя Эрик, в конце концов, даже семестра не работал…