— Рейвен! — рявкнул Чарльз.
Эрик предпочел просто проигнорировать ее существование, глядя только на Чарльза.
— Я не делал этого, Чарльз. Скажи, что ты веришь мне.
С усталым видом тот потер переносицу.
— Эрик, мое мнение не может цениться так высоко, как ты, возможно, думаешь, оно должно, но я не верю, что ты бы мог утопить маленькую девочку.
— Но я и не довел ее до этого. Уверен, Рейвен тебе передала слова Долли.
— Да. К сожалению, только потому что ребенок или взрослый человек верит во что-то, это “что-то” правдой не становится, — Чарльз отвернулся от него, наливая вино из только что открытой бутылки.
— Имоджен многое из себя представляла, — произнес Эрик, принимая бокал, изначально предназначавшийся Рейвен и наполняя его до краев. — Но она не была ни глупой, ни слабой.
— А ты думаешь, что только глупые или слабые люди убивают себя? — Рейвен чуть ли не вырвала бокал у него из пальцев. — Это не так, Эрик.
Тот свирепо уставился на нее, забрал бокал у Чарльза и опустошил в один глоток.
— И что, по-твоему, произошло на самом деле? — произнес Чарльз, когда Эрик снова налил вино.
— Я не знаю. Какой-то несчастный случай. Какой-нибудь безрассудный план пошел не так. Она ведь планировала мне отомстить, — он отвел глаза, выдохнув с полу-усмешкой, быстро прячась за бокалом. — Может быть, в конечном итоге, ей это удалось.
— Конечно, это тебя прямо тронуло, — пробормотала Рейвен.
— Мы никогда не узнаем, я полагаю, — произнес Чарльз жестко, — учитывая, что наш дорогой директор не собирается ничего выяснять, — забирая стакан, он допил остатки и снова отдал Эрику.
— Это его решение, мы ничего не можем сделать, — произнес тот. Рейвен фыркнула.
— Да, я уверена, что тебе это всю душу рвет, что твой наставник постарался, чтобы ты не был уличен в убийстве.
— Говорю тебе, я не имею отношения ни к этому, ни к решению Шоу, я уверен, что он думал только о том, как пощадить родителей девочки…
— О, да, это ведь так похоже на Себастьяна Шоу — заботиться о чувствах других.
Чарльз закрыл глаза, чтобы только не приводить своих аргументов, вслепую беря бокал из руки Эрика, стараясь не обращать внимания на то, как соприкоснулись их пальцы. Сделал большой глоток. Разумеется, ему не хотелось верить, что слова Эрика довели ребенка до самоубийства, но, если честно, он был уверен, что тот сказал именно то, что могло спровоцировать подобную реакцию. Хотя, на самом деле, теперь это не имело никакого значения.
И только в одной идее был смысл — если Имоджен не убивала себя, это сделал кто-то другой.
Стук в дверь прервал Эрика и Рейвен от пререкательств; Чарльз чуть ли не уронил бокал. Он снова отдал его Эрику, направляясь к двери.
Это была Долли Дурсли, все в той же одежде, что и днем, она выглядела болезненной и слабой. Заметив в комнате Эрика, она нахмурилась, но все равно заговорила:
— Простите, что беспокою вас, профессор Ксавьер. Я… я пыталась… я хотела попрощаться с Имоджен… мама заберет ее завтра, но я не могу попасть в ту комнату, ее запечатали. Не могли бы вы впустить меня?
Чарльз опустился на одно колено перед девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне.
— Долли, ты уверена, что хочешь этого? Это не твоя подруга, милая. Она ушла навсегда. А ты хочешь, чтобы у тебя осталось воспоминание о ее холодном теле на столе. Ты хочешь запомнить ее такой?
Долли сглотнула.
— Я лучше запомню ее лежащей на столе, чем опутанной водорослями и грязной. И это мой единственный шанс попрощаться.
Чарльз закусил губу и кивнул.
— Тогда я отведу тебя. Хочешь, чтобы профессор Даркхольм пошла с нами?
Долли перевела взгляд с Чарльза на Рейвен и тоже кивнула.
Об Эрике речь не шла, но он все равно присоединился.
— Ты уже поговорила с родителями, Долли? — спросил Чарльз, когда они шли по полутемным коридорам.
— Да, сэр. Они хотят, чтобы я вернулась домой, но я сказала, что хочу остаться.
— Почему ты хочешь остаться? — Чарльз, наоборот, подумал, что дома было бы лучше. Можно было бы прийти в себя в кругу семьи.
— Я боюсь, что если приеду, они не разрешат мне вернуться, — произнесла Долли. — Моему дяде Гарри пришлось несколько месяцев убеждать их, чтобы я могла поехать в Хогвартс. Когда бабушка услышит об этом, она просто взорвется. Я не перенесу, если они будут держать меня дома. Я только начала учиться волшебству, я не хочу прекращать, — она скрестила руки на груди.
Чарльз коснулся ее плеча.
— Я постараюсь помочь, чтобы этого не случилось, Долли. Уверен, что твой дядя Гарри поступит так же, — конечно же, она не имела в виду того самого Гарри, в волшебном мире было полно Гарри… хотя это бы объяснило, почему имя Дурсли казалось ему смутно знакомым. А если это был тот самый Гарри, Чарльз не мог представить ничего, что могло бы помешать девочке, которую он любил, учиться в Хогвартсе.
— Мы пришли, — наконец, произнес он, когда они подошли к двери комнаты со слабо светящейся на ней Печатью Директора. Чарльз не был уверен, что имел право знать контр-заклинание, но профессор МакГонагалл не так ревностно оберегала свои привилегии, как Шоу. Пробормотав слово, он коснулся палочкой Печати, вскрывая ее, и они зашли внутрь; дыхание теперь превращалось в облачка пара. Он заметил, что Рейвен сделала волосы черными, как будто в знак траура.
Имоджен выглядела и лучше, и хуже в сравнении с сегодняшним утром. Она была чистой, ее волосы — высушены и расчесаны, тело лежало прямо и ровно под белой тканью. Это было прекрасно проделано, но теперь холодный чистый покой все дальше отстранял ее от жизни. Теперь она больше походила на воспоминание.
Долли смотрела на свою мертвую подругу, крепко стискивая руку Рейвен; в глазах у нее стояли слезы. Несколько долгих минут она молчала. Чарльз старался не дрожать.
— Ты была бы замечательной волшебницей, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Ты бы им всем показала, — теперь по щекам потекли слезы. Она отпустила руку, но позволила Рейвен увести себя из комнаты.
Чарльз и Эрик сделали шаг вперед в один и тот же момент, поправляя белую ткань. Поэтому оба увидели это, мелькнувшее в одно мгновение, — метку на груди девочки, черное пятно на бледной коже.
Они обменялись встревоженными взглядами. Чарльз стянул ткань чуть ниже, всего на дюйм, чтобы лучше видеть.
Ясное, с четкой границей, пятно образовывало круглую метку в виде цветка с толстыми, заостренными лепестками: лотос, как решил Чарльз. Не то чтобы странный выбор для татуировки, но для одиннадцатилетней девочки? Поколебавшись, не совсем понимая, зачем он это делает, Чарльз коснулся метки кончиком пальца.
И тут же отдернул, шипя от боли.
— Что такое? — спросил Эрик.
— Она обжигает, — откликнулся Чарльз. — Не… не как огонь, а как…
Эрик прикоснулся к отметине и резко выдохнул:
— Как магия, — произнес он. — Темная магия.
— Вот именно.
В их взглядах читались молчаливое взаимопонимание и страх.
Имоджен Кокс вовсе не утонула.
========== Глава 10. ==========
— Говорю тебе, мы должны пойти к профессору Шоу, — произнес Эрик.
— А я говорю тебе, — прошипел Чарльз, — что Шоу — главный подозреваемый, черт возьми!
Игроки носились и метались в небе над квиддичным полем, их крики были едва слышны. У Чарльза мелькнула мысль, что как преподаватель, который контролирует сегодняшнюю тренировку, он должен сидеть на трибунах. Вместо этого он сидел неподалеку от стадиона на траве с Эриком, споря на ту же тему, что прошлой ночью и большую часть сегодняшнего дня.
Вот только на протяжении этого спора Чарльз так яростно не отпирался от идеи пойти к Шоу. Именно поэтому сейчас Эрик пялился на него с возмущением и шоком.
— Что? — переспросил он.
— Ты меня слышал, — Чарльз с силой провел ладонью по лбу.
— А если точнее, откуда взялась такая идея?
Чарльз закусил губу, двинул руками, как будто пытался изобразить что-то, что он не мог сформулировать.
— Я не могу ткнуть тебе в это пальцем, Эрик, — но он должен, черт возьми, он преподаватель Прорицаний, он целые дни напролет болтал о том, что необходимо делать наблюдения и расшифровывать их значения. — Послушай. Ты видел его на месте преступления, и его ни на миг не взволновала смерть девочки. Конечно, это Шоу, но все же… Он не захотел расследования, даже рассматривать его возможность, что это все о нем говорит?
— Это не означает…
— Наши возможности ограничены, мой друг. Ни один из учеников, даже самый одаренный, не мог сделать этого — не мог наложить смертельное заклятие такой силы, что остался след. Даже Авада Кедавра на такое не способна, а большинство людей сочли бы его более подходящим для подобной цели. Кто бы не наложил это заклятье, он сильный, умелый и опытный. Гораздо сильнее, чем кто-либо из нас. И проницательный, настолько, чтобы предусмотрительно изменить память мадам Помфри. Ты видел ее лицо, когда мы привели ее туда, она не помнила, что уже видела метку раньше, а она не могла пропустить ее, когда занималась телом. Ты представляешь, насколько это тонкая работа? Кто мог это сделать? Рейвен? Мойра? Кэссиди, МакКой, Саммерс, Фрост?
— Вообще-то… — услышав последнее имя, Эрик изогнул бровь.
— Ладно, может быть и Фрост. Но ты должен признать, что это значительно сужает круг. Шоу все равно единственный из преподавателей, у которого такой уровень способностей.
— Ты делаешь слишком много предположений, Чарльз. Это мог быть кто-то вообще не из Хогвартса.
— Ты прекрасно знаешь, как трудно пробраться на территорию.
— Но возможно.
Чарльз с раздражением выдохнул и потер шею; грубая шерсть полуперчаток царапалась. Небо над ними было ярким, но чувствовалась прохлада октября, и трава, на которой они сидели, была сырой и холодной. Он был бы не прочь уже пойти в замок, но надо было ждать, пока не закончится тренировка. Все преподаватели были согласны с тем, что не стоило в ближайшее время оставлять учеников без присмотра.
— Зачем Шоу убивать ученика? — спросил Эрик.
— Я не знаю. Он точно недолюбливал Имоджен. “Хуже, чем бесполезна”, полагаю, он использовал эту фразу. У него хороший мотив, лучше чем у кого-либо другого.
— “Хороший мотив” вряд ли убедительный аргумент, Чарльз.
— Послушай, Эрик, может быть, это и не Шоу. Но мы не можем пойти к нему с уликой, которая, возможно, указывает на него. Скажи, что ты понимаешь это.
Эрик только раздраженно пожал плечами, отмахиваясь в духе “Я устал спорить, но все еще не согласен”.
Чарльз тяжело вздохнул, переводя взгляд на то самое место возле трибун…
— Мой друг, я никогда не понимал твоей преданности Шоу. В лучшем случае, можно сказать, что этот человек слишком жаждет власти и зациклен на том, чтобы не быть человеком.
— Это так, — произнес Эрик, все еще резким тоном. — А еще он единственный человек на планете, который помог мне, когда моих родителей убили. Что все их друзья, их благодарные клиенты? Никто и пальцем не пошевелил, чтобы вытащить меня из приюта. А Шоу забрал. Привез сюда. Я обязан ему всем, Чарльз, — своим образованием, карьерой, возможно, здравым рассудком, даже… — его голос внезапно сорвался, смягчился; он коснулся кончиками пальцев щеки Чарльза. — Даже тобой. Я никогда бы не встретил тебя, если бы не он.
Плевать, что на самом деле Эрик не имел этого в виду, но уже находиться здесь, откуда было видно то самое место, где он стоял, позади трибун, слыша слова “Довольно умен для грязнокровки”, и не мог не думать о той боли, которой могло и не быть… Не только из-за одного мучительного разговора, но о целом десятилетии, полном сомнений, горечи и “Я скучаю по тебе”, не говоря уже о тех годах в школе, когда он был маленьким грязным секретом Эрика, о той боли, которую он чувствовал, видя его каждый день, когда сидел на расстоянии вытянутой руки, но, в то же время, так далеко. Но если бы не было той боли, у них бы не было и тысяч прикосновений, шуток, легких поцелуев, заботы, полуулыбки Эрика, которая предназначалась только ему, как будто он не мог поверить, что ему позволено быть таким счастливым. И не было бы Эрика с его собственным языком, движениями рук и бровей, щурящимся, когда о чем-то думал, злился или все сразу; с Эриком, который был стоическим и послушным с учителями, грубым и громким со слизеринцами, и чем-то совершенно иным с Чарльзом: забавным, легкомысленным и страстным. Чарльз знал, всегда знал, что никогда не сможет отпустить это, как бы больно ни было.
Даже подумав об этом, Чарльз все равно повернулся, совсем немного, подаваясь навстречу прикосновениям, ненавидя себя за это, но недостаточно, чтобы отстраниться.
— Один из моих старост — сын Луны Лавгуд-Скамандер, — произнес Чарльз как ни в чем не бывало, как будто Эрик уже не касался его лица, пальцы не скользили по шее, а большой палец не очерчивал скулу. И когда он только закрыл глаза? — Я могу написать ей, она проводила исследования символики и магических теорий, у нее, возможно, будут какие-нибудь зацепки насчет того, что за заклятье могло оставить след в виде лотоса.
— Один из моих старых друзей Аврор, он тоже может что-нибудь знать о следах от заклятий, — голос Эрика звучал немного более хрипло, чем обычно, но никто из них не придавал этому значению. — И мы можем сами поискать. В конце концов, у нас есть доступ к одной из лучших библиотек в стране.
— После ужина?
— После ужина.
Чарльза передернуло от холода, а вовсе не потому что палец Эрика скользнул по его губам; квиддичную тренировку было пора заканчивать. Никто из учеников подходяще для такой погоды одет не был. Встав, Чарльз направился к полю, не осмеливаясь обернуться на Эрика, когда бросил через плечо:
— Тогда до встречи в библиотеке.
— Буду там.
Ох, Чарли-бой, ты полный идиот, что ты творишь?
***
Чарльз не мог не улыбнуться, глядя на ошарашенного Эрика, который уставился на библиотекаря, которая появилась, чтобы пустить их в Запретную Секцию. Мадам Пинс ушла в тот год, когда они закончили школу. Новая библиотекарь, которую наняла МакГонагалл, была молодой девушкой с азиатской внешностью, разноцветными волосами и многочисленным пирсингом; она предпочитала, чтобы к ней обращались, как к “Карме”.
— Только помните, что мне нужно закрывать в восемь, — произнесла она, закрепляя на месте веревку. — И дайте знать, если в чем-нибудь понадобится моя помощь.
— Обязательно, спасибо, — произнес Чарльз, прежде чем пробормотать: — Закрой рот, Эрик.
— Она…эм…
— Хорошо справляется со своей работой и ученики ее обожают. Так, книги о проклятьях должны быть вон там…
Вскоре у них была, минимум, дюжина книг, разбросанных по столу; Эрик углубился в довольно устрашающее исследование об эффективности различных смертельных проклятий, пока Чарльз листал пособие по магическим символам и рунам.
— Ага, — пробормотал он, наконец, заметив бледный, изящный рисунок лотоса. — Вот оно, вот оно. “Может символизировать чистоту, совершенство, перерождение, сотворение, просветление”… Довольно странный выбор для смертельного заклятия, надо сказать. Что думаешь? — Чарльз перевел взгляд на Эрика, обнаружив, что тот смотрит на него совершенно рассеянно. — Эрик, ты хоть слово слышал из того, что я сказал?
— Э-э, нет, прости, — Эрик покачал головой, ухмыляясь. — Я просто задумался о том… У тебя очень напряженное выражение лица, когда ты читаешь что-нибудь важное, такое бывало, когда мы что-то учили. По дороге мы, кажется, прошли мимо нашего стола.
— Да, прошли, — произнес Чарльз, почти прикрывая глаза, внезапно погрузившись в воспоминания…
— Ты такой милый накануне экзамена, — усмехнулся Эрик, — одновременно бесишься и паникуешь.
Чарльз свирепо уставился на него поверх стопки книг и бумаг.
— Ты тоже должен паниковать, знаешь ли, если только не хочешь в этом семестре завалить Трансфигурацию.
— Ой, я сдам, — Эрик отмахнулся от него, откусывая от яблока, из-за которого, скорее всего, их выпинают из библиотеки в любую минуту, — как и ты, причем с самыми лучшими оценками на факультете.