Загаженное белье напоминало о недавнем позоре, и со дна души поднималась гнилая муть. Он не мог дождаться минуты, когда окажется в доме, перед дверью, не имеющей больше ключа. Но теперь это не было для него проблемой — если надо, он вскроет эту чертову дверь зубами, и войдет в свою тайную комнату, вдохнув воздух заброшенности и забвения.
И Трон, терпеливо ожидающий своего торжества, разорвет наконец его никому не нужное тело.
И он истечет черной кровью, отравленной любовью и непонятным страхом, заливая ею подножие своего былого величия.
И подохнет. Повиснет на гигантском искусственном члене, словно нанизанная на вертел свинья.
Жажда смерти была огромна.
Но, подъезжая к дому, Садерс сходил с ума от желания вернуться назад — в скромную чистенькую квартирку, к солнечной кружке и теплому сумраку, умоляя дать ему шанс, целуя холодные пальцы, так страстно мечтающие сомкнуться на его кадыке.
Он знал, что не сможет убить себя, пока тот, кто адски его измучил, продолжает жить и дышать; он понимал, что закончит свои дни в психушке, если хотя бы частично не избавится от затмевающей разум обиды. И только одно способно ему помочь — уверенность, что тому, кто так безжалостно её причинил, больнее стократ.
***
Шерлок не мог надышаться Лондоном.
Он никогда не заострял внимания на том, что его окружает: не смотрел по сторонам, не замечал красоты и величия зданий, яркости витрин, живописной пестроты людского потока. Так было когда-то. Теперь он всем этим наслаждался, впитывая каждую мелочь, на собственном опыте убедившись, как легко лишиться того, чья значимость в твоей жизни невелика, и что потом оказывается бесценным.
Каждый день он окунался в водоворот улиц и площадей, то прогуливаясь размеренным шагом, то несясь выпущенной стрелой. Устав до хруста в коленях, он садился за столик первого же попавшегося кафе и долго пил кофе, с интересом вглядываясь в лица посетителей и прохожих.
Он не был уверен в слежке, к тому же, обладая хорошим сенсорным восприятием, присутствие Садерса он почувствовал бы мгновенно. Тем не менее каждый его выход из дому был не только стремлением восполнить упущенное или желанием лишний раз убедиться, что страх на самом деле исчез. Прежде всего это был вызов: видишь, я ко всему готов, и я не боюсь.
Его стремительную походку и распахнутое пальто можно было увидеть и на самой глухой, безлюдной улочке Лондона, и на Бульваре Миллионеров…
Он больше не сторонился брата, который при каждой встрече настороженно вглядывался в его лицо. Два месяца сумасшедшего, доходящего до истерии волнения обострили все чувства Майкрофта Холмса, и Шерлоку трудно было скрывать от него будоражащее предвкушение — скоро, очень скоро Садерс появится на арене развернувшейся между ними войны. Посмотрим ещё, кто кого, думал Шерлок, я буду сражаться и, если надо, убью.
— Майк, я в порядке. Перестань так пристально вглядываться в мою душу.
Несколько раз он присутствовал на семейных обедах и ужинах, где красочно врал о своем длительном путешествии, маршрут которого определил довольно туманно: «где только меня не носило…» Подробностей от Шерлока и не ждали.
Майкрофт розовел вежливо улыбающимся лицом, и эта едва заметная краска смущения казалась Шерлоку гуще и багровее крови.
Очень хотелось спросить о Садерсе. Их совместное фото на поле для гольфа так и стояло у Шерлока перед глазами. Но с точки зрения логики свой неожиданный интерес к этому гражданину мира объяснить было бы сложно — никогда раньше Шерлок не проявлял любопытства к подробностям жизни элиты, равнодушно воспринимая попытки Майкрофта ввести его в «курс дела» и раздраженно отмахиваясь.
Разумеется теперь подобное внимание брата насторожит и вызовет массу не заданных вслух вопросов, на которые он будет искать ответ, копая гораздо глубже, чем делал до этого Шерлок. Обладая масштабной информационной сетью, не сравнимой с той скудной и наполовину лживой, которой пестрит интернет, он может накопать о Садерсе то, что насторожит его ещё больше. И неизвестно, куда это его заведет, и чем для него закончится…
Никогда ещё Шерлок так сильно не дорожил своим старшим братом.
*
Заканчивалась третья неделя с памятного появления Сада на Бейкер-стрит, и Шерлок помимо воли чувствовал напряжение. Он ни секунды не сомневался, что о нем не забыли. Только не в этот раз. Но почему доведенный до точки кипения Садерс выжидает так долго, Шерлок не понимал, и это не давало ему покоя, делая мучительным процесс ожидания.
Его подстегивал злой азарт — давай, давай, плети свои сети. Я отвечу так, что сам будешь не рад.
***
Все это время Садерс находился во Франции, впервые осквернив тщательно оберегаемую святыню — дом толстяка Бонне.
Ко всему безразличный, он на неделю заперся с каким-то развратным мальчишкой, который, рассчитывая на щедрое вознаграждение, с алчной радостью предоставил ему свое тщедушное, но весьма умелое тело, и которого потом едва не прикончил, набивая порванный рот купюрами и задыхаясь от ненависти.
В Англию он возвращался, чувствуя себя уставшим от жизни, от себя самого, от своих безумств.
Хватит.
Прекратить эти… странности, и попытаться начать сначала.
Забрать с собой доведенного до отчаянья Ди и скрыться от всего и от всех. Возможно, в родной Италии, на берегу, пропахшем рыбьими потрохами, в той деревушке, где его жизнь начиналась, и начиналась так хорошо.
Но вдохнув запах мокрого, серого утра, Садерс понял, что от судьбы не уйти. Из аэропорта он прямиком примчался на Бейкер-стрит, приказав Сантино медленно проехать мимо дверей.
Что ожидал он найти в этот ранний час, Садерс и сам не знал. Но уже одного только вида запертой двери и задернутых штор было достаточно, чтобы понять: кто из них двоих победит, тот и выживет. И не факт, что победившим окажется он.
***
На исходе четвертой недели в дверь позвонили.
Ни этим утром, ни накануне у Шерлока не возникало предчувствия краха.
Вчерашний день мало чем отличался от предыдущих, с той лишь разницей, что вчера его не тянуло на улицу — он провел этот день, для поздней осени на редкость теплый и солнечный, дома, лениво проживая час за часом и получая удовольствие от неспешности и тишины.
Долго спал, долго стоял под душем, ни о чем не думая и просто существуя, не торопясь приготовил завтрак… Он все делал непривычно долго и основательно, и, пожалуй, только это нарушало ежедневный ритм его жизни.
День пролетел незаметно.
Вечер он провел у камина, размышляя о Садерсе. Он не вспоминал о месяцах плена, не думал о последнем визите — никаких подробностей, никакого стыда. Просто мысли о человеке, так просто разрушившем его жизнь. В том, что его жизнь разрушена, сомнений уже не осталось, но относился к этому Шерлок на удивление безучастно. Важным для него было только одно: не дрогнуть перед очередным нападением, сохраняя пламя отчаянного задора.
Кто кого?
Шерлок был подготовлен к любому вызову.
Свой вызов он Садерсу уже бросил.
*
Заслышав наверху шорох шагов, миссис Хадсон пригласила его на чай.
«Завтрак ты уже проспал, мой дорогой. Чай будет очень кстати».
Звонок раздался в самом начале их мирного чаепития, и Шерлок отправился открывать.
— Мистер Шерлок Холмс?
На пороге стоял привлекательный, слегка утомленный мужчина. Виски, тронутые серебром, добавляли его облику если не утонченного, то в достаточной мере благородного шарма. Карие глаза смотрели открыто и прямо. Приятный человек, промелькнула короткая мысль.
У обочины притулилась полицейская машина, но даже не будь её, Шерлок безошибочно определил бы в посетителе сотрудника Скотланд-Ярда.
— Инспектор?
— Вы позволите?
— Прошу вас.
Указывая на лестницу, Шерлок пропустил мужчину вперед.
Это было начало, с жадным нетерпением ожидаемое им все эти дни.
Все эти дни.
Все.
Но не сегодня.
Инспектор проследовал на второй этаж, Шерлок неслышно ступал за ним, и вышедшая из своей квартиры миссис Хадсон проводила их встревоженным взглядом.
*
Мужчина с интересом огляделся по сторонам, невольно отмечая скромность и непритязательность интерьера.
Любопытно.
— Итак, инспектор…
— Лестрейд. Грегори Лестрейд. Я имею честь знать вашего брата.
— Так вы хорошо знакомы с Майкрофтом? — насторожился Шерлок. — Это он вас ко мне подослал?
— Нет.
— Что именно — нет?
— Нет, я не знаком с вашим братом настолько хорошо, как мне бы того хотелось. Исключительной порядочности человек. Я им восхищаюсь. Мы лишь пересекались несколько раз по долгу службы. И нет — это не он меня подослал.
Лестрейд замолчал.
— Присаживайтесь, инспектор, — предложил Шерлок.
— Пожалуй, на это у нас времени нет, мистер Холмс. Я бы попросил вас как можно скорее одеться и поехать со мной.
— Я арестован? — Волна нестерпимого жара окатила Шерлока с головы до ног. Гнить в тюрьме по ложному обвинению? Банально, вполне предсказуемо, но до крайней степени мерзко. Доказывать то, что, возможно, доказать удастся нескоро, учитывая безграничные возможности его одержимого страстью противника… И неизвестно ещё, как это повлияет на Майка, на его карьеру и на всю его жизнь.
— У меня достаточно веские основания арестовать вас прямо сейчас, — ответил Лестрейд, кашлянув в кулак, — но репутация вашего брата, и мое к нему уважение… Одним словом, пока я не стану этого делать. А вот на месте преступления вам побывать придется, тем более что, как я наслышан, вас этим не удивишь.
— Почему я?
— Одевайтесь. — Странным взглядом он окинул волосы Шерлока. — Во всем разберемся на месте.
*
Несомненно, когда-то он был очень красив. Он и теперь ещё был красив, насколько может быть красивым начинающий коченеть покойник. Лицо, потерявшее краски и выражение, поражало изумительной тонкостью черт, закрытые веки обрамляли ресницы такой черноты, что казались приклеенными.
«Какого цвета у него глаза?» — мелькнула мысль.
Дорогой костюм, галстук, мягкие и не менее дорогие туфли — молодой мужчина предстал перед Господом при полном параде. Безупречность облика не нарушила даже гладко обритая голова, лоснящаяся приторно ароматным маслом.
«Странная причуда — остричься наголо. Впрочем, это не испортило его красоты».
Полицейская машина привезла его в тупик Turn-again Lane. Садерс не побоялся вызвать у Шерлока презрительную усмешку, используя в своих действиях столь бесхитростный символизм.
— Кто это?
— Этот малый в свое время доставил мне массу хлопот. Да и теперь…
— Кто же он?
— А вам он действительно не знаком?
— Впервые вижу. Такое редкое в своем роде лицо невозможно забыть. Только вот волосы…
Инспектор издал неопределенный звук.
— Кто он, и почему вы решили, что я должен быть с ним знаком? — повторил Шерлок вопрос.
— Я не думаю, что должны, мистер Холмс, учитывая образ жизни покойного, но уточнить все-таки был обязан. Это известнейший в определенных кругах человек. Давид Капоразо*. Странное совпадение…
Шерлок начинал терять терпение.
— Инспектор, его фамилия мне тоже ни о чем не говорит. Раскройте секрет.
— Давид был очень востребованным, дорогостоящим хастлером.
— Кем, простите?
Лестрейд вздохнул.
— Хастлер, мистер Холмс, это мужчина-шлюха.
— Шлюха?! — изумился Шерлок. — Но почему вы решили, что я…
И замолчал, оглушенный догадкой.
Его потрясенный вид настораживал. — Что с вами? Вам плохо?— Лестрейд внимательно вглядывался в обескровленное лицо, отмечая бисеринки испарины, мгновенно покрывшие лоб.
— Все в порядке, инспектор. Не беспокойтесь. — Он попытался сосредоточиться и не потерять нить разговора, но резкая слабость в ногах отвлекала, как и струящийся вдоль позвоночника пот.
— Что же касается его волос, мистер Холмс, они-то и привели меня к вам, — продолжил инспектор и крикнул кому-то из стоящих поодаль полицейских: — Андерсон, принесите записку.
Аскетичного вида мужчина подал пакет, в котором был отчетливо виден сложенный треугольником лист бледно-серой бумаги.
— Наденьте, — немного гнусаво буркнул он, протягивая Шерлоку резиновые перчатки.
— У Давида… то есть, у трупа… Черт, как же зверски я устал, — не выдержал Лестрейд, прижав к вискам пальцы больших, неухоженных рук, и продолжил:— Записка лежала в верхнем кармане его пиджака. Прочтите.
«Кудри, куда прекраснее тех, что я собственноручно сжег у себя в камине, вы увидите по адресу… Уверен, инспектор, вы найдете Шерлока Холмса совершенно великолепным».
Шерлок не мог отвести взгляда от ровных, идеально начертанных букв. Это был тот самый удар, от которого следует рухнуть и больше не подниматься.
Садерс и не думал бросать ему вызов. Он выиграл, даже не начав поединка.
Единственное, что оставалось Шерлоку теперь, это выбрать способ самоубийства, хотя бы внешне напоминающий внезапную, но вполне объяснимую смерть.
— Что это может значить, Шерлок? — Почему-то Лестрейду очень захотелось назвать его просто по имени. — Вам хоть что-то понятно из этой записки?
Шерлок поднял глаза, и прозрачность его взгляда поразила инспектора.
— Только то, что мои кудри исключительно хороши.
Он отдал записку.
— Я могу ехать домой? Или я все-таки арестован?
— Вы что-то знаете, — уверенно качнул головой инспектор. — Но не собираетесь мне помогать.
— Я знаю гораздо больше, чем вы могли бы предположить, и готов поделиться с вами частью своих знаний или догадок. Но это ни к чему не приведет, уверяю вас. Вы никогда не воспримете сказанное мною всерьез.
Лестрейд проводил его долгим взглядом.
Шерлок ни разу не оглянулся. Шел уверенно, не спеша, гордо расправив плечи и приподняв голову, обрамленную хоть и спутанными порывами ветра, но действительно очень живописными локонами. Ничего в его облике не напоминало напуганного или чем-то обеспокоенного человека, но инспектор Лестрейд мог бы поклясться на Библии, что каждый сделанный шаг давался этому парню с огромным трудом.
*
Вернувшись на Бейкер-стрит, Шерлок вспомнил, что так и не спросил у инспектора, как был убит этот мужчина. Но сейчас ему было всё равно, зарезан он, застрелен или отравлен. В жизни Шерлока это ничего не меняло. В его оставшейся жизни…
Недели, дни или часы подарит ему взбешенный отказом Садерс, тоже значения не имело. Сколько бы ни осталось… Решение принято, и другим оно быть не может.
Шлюхой?
Ну уж нет!
Жаль, очень жаль…
И самое главное, всё было напрасно: и унижение, и боль, и стыд.
Перед глазами стояла похожая на могилу комната и узкая кровать, на которой он корчился в собственной моче. Горячий рот отравленного ревностью Ди. Острый запах возбуждения, исходивший от оседлавшего его Садерса. И то граничащее со смертью наслаждение, которое затуманило мозг, когда семя, подобно адскому пламени, вырвалось наконец наружу, опустошая до отказа переполненную мошонку и заливая такое же пламя, бушующее внутри измученного страстью мужчины.
Значит, и такой бывает любовь.
А может быть, только такой она и бывает?
Шерлоку казалось, что он состарился за одно мгновение — одряхлел, покрылся морщинами столетней усталости. Он подошел к зеркалу и пристально вгляделся в собственное лицо. Красивое лицо, будь оно трижды проклято. И по-прежнему молодое, сияющее туго натянутой кожей. Значит, постарела душа.
Умирать не хотелось.
Каждая клеточка, каждая капелька крови жаждали жизни и света.
Шерлок отвернулся.
Подойдя к платяному шкафу, неловкими, замедленными движениями стянул пальто и аккуратно повесил на плечики, стряхнув приставшую к рукаву сухую травинку.
В спальне разделся до трусов, так же аккуратно сложив рубашку и брюки (отнести в прачечную, если для этого найдется часок-другой), и отправился в ванную, где тщательно вычистил зубы, искупался, насухо вытерся и освежился туалетной водой.
А потом, не надев даже белья, лег и, закутавшись в одеяло, мгновенно уснул.
Он спал до позднего вечера, и мог бы проспать до утра, если бы приход Майкрофта не вернул его в ужасающую реальность.